– Ты… разговаривала с ней хоть раз после этого? – едва слышно спросила Гермиона, впрочем, прекрасно понимая, каким будет ответ.

– Нет, милая. Ты знаешь, совсем меня Нини позабыла. Обещала звонить, но так и не удосужилась с тех пор. Столько времени прошло, да я уж и оставила об этом думать…

Провалиться бы отсюда прямо в ад –

Там огонь и пытка, но не пепел.

Там чумные грешники горят –

Лучше вместе с ними, чем вот это!

Чем в ползучей ядовитой тишине,

На руинах, среди павших безвозвратно,

Опустевшим диким взглядом в темноте

Силиться найти свой путь обратно.

Тихий шелест умершей листвы,

Даже стона в полумраке не осталось.

Боги, что же делаете вы?

Где предел?

В душе одна усталость…

*На следующей странице (лат.).

___________________________________________________________________________

– Мистер Эйвери примет вас в гостиной, мадам, идите прямо, вон туда, – вежливо сказала престарелая горничная, встретившая Гермиону.

Не заставляя себя упрашивать, леди Малфой стремительно ринулась в указанном направлении.

Распахнула дверь и хлопнула ею за спиной. Прекрасный Принц пошёл навстречу с чарующей улыбкой.

– Какая приятная неожиданность! Что привело вас ко мне, леди Ма…

Гермиона, сверкнув глазами, бросилась на него, с размаху залепив радушному хозяину звонкую пощёчину сначала по левой щеке, потом другой рукой – по правой. Замахнулась в третий раз, но Эйвери перехватил её с кошачьей ловкостью хищника. После короткой борьбы он припёр Гермиону к закрытой двери, зажав её руки над головой.

– Пусти меня, сучий сын, я выцарапаю твои бесстыжие глазища… – прошипела ведьма, яростно пытаясь освободиться.

– Ах, не поминайте такими словами мою достопочтенную матушку, леди Малфой! Она была во всех смыслах порядочной женщиной и рано покинула наш сумасбродный мир, – хохотнул Эйвери, перехватывая её запястья одной рукой и тем самым освобождая вторую. Он стоял так, что полностью придавливал задиристую визитёршу к двери, не давая брыкаться и пинаться. Теперь Прекрасный Принц немного отстранился, всё ещё сдерживая её движения. – Чем обязан столь бурному посещению, леди Малфой? – с иронией спросил он. – Вы меня, право же, удивляете.

– Проклятый ублюдок!!! Ты сжёг деревню магглов, в которую я тебя возила, ты убил Кляра, которому изменял память, ты уничтожил маггловский монастырь!

В незабудковых глазах Эйвери заплясали озорные искры.

– Припоминаю, – чуть ли не мурлыкнул он.

– Мразь! Ты… ты что-то сделал с соседкой моей приёмной матери и её сыном! – перешла на хрип Гермиона, лицо которой исказила судорога.

– Приказания Тёмного Лорда я всегда выполняю в точности, – насмешливо склонил голову Прекрасный Принц, и непослушная прядка упала с его лба на красивое юношеское лицо. – И с удовольствием, леди Малфой.

Гермиона перестала вырываться, и он, почувствовав это, отпустил её руки и отступил немного назад. Ведьма стояла, опершись на дверь, и часто дышала.

Потом медленно осела на корточки и закрыла руками лицо.

– Зачем? – глухо и горько спросила она. – Из-за этой дурацкой книги? Ты же изменил его память!

– Второй мальчишка излишне трепал языком, – лениво протянул Эйвери. – А деревенские магглы чересчур много знали.

– Да что они могли сделать?! – со стоном выдохнула ведьма.

– То, что раз уже аукнулось… – философски заметил Прекрасный Принц без даже напускной тени жалости или сострадания к ней и убитым. – К чему рисковать?

– Зачем ты вообще сказал об этом mon Pére? – почти беззвучно спросила колдунья.

– Дорожу своей буйной головушкой, леди Малфой, – хохотнул Эйвери. – Как ни странно.

Он протянул ей руку, и Гермиона, после недолгого колебания, позволила помочь себе подняться.

– Не забивайте голову, миледи, – продолжал Прекрасный Принц, подхватывая её под локоть. – За два года вы ни разу не вспомнили об этих столь милых вашему сердцу магглах.

– Ненавижу, – прошептала Гермиона, опускаясь на кушетку. – Убийцы. Стервятники!

– Мы – хищники, леди Малфой. И защищаем свою территорию и своего вожака.

– Не хочу больше иметь ничего общего ни с ним, ни с вами! – свистящим шёпотом выдохнула ведьма, впиваясь ногтями в ладони.

– О, миледи… От Тёмного Лорда уходят только в ад, – заметил Эйвери, подавая ей стакан воды. – И самых близких слуг Его Светлость, обыкновенно, лично провожает туда.

– Тогда пускай убьёт меня! И всё, по крайней мере, закончится.

– Дорога в ад может быть очень, очень долгой, – почти пропел, улыбаясь, Прекрасный Принц своим грудным опьяняющим голосом. В его глазах цвета васильков плясали игривые бесенята.

А за огромными окнами гостиной начался стихийный весенний ливень, переходящий в бурю и ураган…

* * *

Гермиона плохо помнила всё то, что происходило после этого. Бесконечное пульсирующее пятно.

Она была в бешенстве, полупаническом и страшном. Впервые ныне Волдеморт разделался с близкими ей людьми – жестоко, бессмысленно, властно. А ей даже забыли об этом сказать. Подумаешь, магглы, которые дороги Гермионе?..

Чужую жестокость, даже видя её вблизи, – несправедливую, чудовищную, страшную, – можно стоически сносить, философски оправдывать на задворках сознания и мужественно терпеть рядом. Ощущая себя мучеником, но жертвой обстоятельств.

Понять истинный лик Вельзевула по-настоящему можно, лишь когда когти его станут рвать уже тебя и твоих ближних. Растерзанные на глазах невинные жертвы ужасают и потрясают, – но это не то. Понимание возможности подобной расправы над тобой и теми, кто дорог тебе, – не то. Ибо вероятность – не есть реальность.

Поистине просыпаешься лишь тогда, когда то самое страшное, необратимое и фатальное, уже произошло с теми, кого ты любишь.

Всё иное может отступить. Всё иное простить возможно.

Чужие муки, увы, забываются легко. Свои ранят не только разум и абстрактное сострадание, – но и саму душу.

Оказывается, не только враги способны топтать сердце Гермионы – «свои» так же легко, походя, отрывают кусками его плоть. Без причин, без оглядки.

Без ненависти Драко Малфоя, без убеждённой фанатичности Гарри Поттера.

Столь же жестоко, но просто так.

Не осознание угрозы, исходящей от Тёмного Лорда, не мгновенный страшный блеск в его глазах – а суровая, необратимая реальность содеянного.

Вот когда ужас истинен, вот когда несправедливость вызывает подлинную ярость – тем более сильную, чем более она бессмысленна.

Помимо шока и ужаса, помимо бешеного гнева, захлестнувшего Гермиону затем, она ещё и не спала последние сутки и ужасно устала.

Это был исступлённый и грандиозный скандал. С битьём чернильницами стёкол в шкафах и швырянием книгами в портреты предков. С громкими фразами и остервенелым хлопаньем дверьми.

Гермиона с отвращением оставила преподавание и Блэквуд-мэнор. В запальчивом порыве она заявила отцу, что её ребёнок никогда не будет учиться в его гимназии, что Волдеморт вообще никогда больше не увидит ни её, ни Генриетту, если не решит немедленно убить к чертям их обеих. Что он сломал её жизнь, что она его проклинает и ненавидит.

И много чего ещё.

Из родовой усадьбы своей матери Гермиона забрала только одну вещь. Рубиновые серьги ничего не понимающей Габриэль. Те самые, что подарил когда-то кобре Волдеморта Прекрасный Принц. Он на прощание сказал Гермионе тогда, из печени и сердца какого маггла они были сделаны.

Последнее «прощай!» от Робби Томпсона…

Гермиона увезла Етту в Баварию во владения Адальберты, и первое время девочка была даже рада этому, как бывает рад ребёнок любым событиям и переменам. Весь тот вечер, двадцать первого апреля, леди Малфой провела со своей дочерью, оставив её только чтобы написать хозяйке дома в Гамбург о своём долгосрочном прибытии. Бабушка Генри всё ещё находилась у хворающих Теутомаров и ответила гостеприимно, но коротко, передав все свои владения и обслугу в распоряжение невестки, но даже не смогла назвать приблизительную дату своего возвращения.