Только почему же ей так хочется её совершить?..

* * *

Гермиону начал раздражать Робби. От его дешёвой романтики уже тошнило. От его пустых маггловских друзей – тоже. Его навязчивость надоедала, надоедали мысли родителей и миссис Томпсон, которые, казалось, звучали хором – «какая замечательная пара».

Миссис Грэйнджер рассказала Стэфани о том, что её дочь – вдова. После того, как та выразила опасения насчёт Гермиониной «дружбы» с её сыном. Миссис Томпсон пыталась выглядеть сочувствующе – но она ликовала. Неужели её мальчик остепенится? Он стал таким весёлым, таким ответственным; он так красиво ухаживает и готов на серьёзные поступки! Он взялся за ум и стал уделять время работе, чтобы иметь возможность ублажать свою возлюбленную! Сбывались самые смелые мечты матери Робби.

А возлюбленная злилась, избегала встреч и по ночам смотрела эротические сны с совсем другими героями. Она больше не боялась ложиться спать, как боялась этого раньше – не ожидая ничего хорошего от закромов своего сознания. За последнюю неделю несколько кошмаров с шипящей Генриеттой были единственным тёмным пятном, просочившимся в её грезы. А за всё остальное она не прекращала себя упрекать, бранить последними словами, и до ужаса, до безумия, с каждым днём всё больше и больше хотеть увидеть его вновь.

«Не думать о Люциусе Малфое, не думать о Люциусе Малфое, не думать, не думать, не думать…»

Это было странное, пугающее дежа вю. Как когда-то маленькой наивной девочкой, поверившей во все созданные для неё иллюзии, она увлеклась своим непостижимым дядей, не осознавая, что этой внезапной симпатией завершила блестящую психологическую комбинацию Тёмного Лорда. Закрепила свой «переход на тёмную сторону». И сделала один из тех необдуманных поступков, после которых уже нет пути назад.

А хотела ли она назад? Сейчас? Теперь?

В тот момент, когда шквал сомнений готов был опять накрыть с головой, когда их стало слишком много – её отец опять разыграл свою козырную карту.

Когда-то влечение к Люциусу Малфою подогрело её решимость.

Потом, чуть позже, когда она узнала слишком многое, когда у неё начали открываться глаза на всё, что сразу подавалось красиво и ловко, Генри увез её в далекую Манчжурию. Подальше от ненужных сомнений.

Так ли случайно вообще Генри появился в её жизни?

Смешная…

Мог ли простой Пожиратель Смерти претендовать на её руку?

Наивная.

Всё это с самого начала и должно было быть так.

Люциус Малфой – роман, который заставит Гермиону Грэйнджер умолкнуть в ней навсегда.

Генрих Саузвильт – будущий супруг, блестящая партия. Она должна была в него влюбиться в тех условиях, в которых тогда жила… В единственного друга, защитника, помощника… Такого милого, любезного. А потом и влюблённого в неё.

Догадывался ли сам Генри о том, зачем приставлен к дочери Тёмного Лорда? Может быть, и догадывался.

Блестящий план, блестящий выбор. Все эти годы Генри был её «противовесом», он не давал ей превратиться в чудовище или оледенеть; но и не давал раскаяться или всерьёз задуматься над верностью своих решений. Он делал Кадмину Беллатрису немного лучше, чем она могла бы быть, и вместе с тем не давал воскреснуть Гермионе Грэйнджер.

Он действительно любил её. И он был нужен ей даже больше, чем она когда-то считала. Не только как вторая половинка, но и как защита, барьер между ней и тем миром, частью которого она стала теперь.

Но барьер был разрушен. Мир нахлынул всей полнотой своей неприкрытости, и Гермиона ухнула в пропасть.

Она уже почти готова была не выбраться из неё, погрязнуть в пучине новых мыслей и осознания очевидности.

Но Тёмный Лорд не выпускает из вида свою дочь. Он неизменно рядом, и он всё знает. Она уже привыкла к тому, что он знает всё. И что всё равно будет так, как он для неё устроит – а она может никогда и не понять, что всё устроено нарочно, или понять слишком поздно. Или сразу – но всё равно ничего не изменит. Она поймёт тогда, когда посчитает нужным Тёмный Лорд.

Сейчас она опять на краю – и вот появляется Люциус. Увлекает её в другую пропасть, ещё глубже. Так же, как когда-то – чтобы потом уже нельзя было вернуться назад.

И Гермиона стоит на обрыве этой пропасти, ясно видит её перед собой и чувствует подступающую горечь – потому что она всё равно шагнёт в эту пустоту.

Потому что так угодно Тёмному Лорду.

Потому что он сделал так, чтобы туда захотела и она.

Но только нельзя, нельзя, нельзя, нельзя ни в коем случае! Слишком жестоко, слишком подло, слишком чудовищно! Это уже садизм. Этого делать нельзя.

О какой человечности потом она сможет говорить себе?

Слишком уж часто Гермиона стала задумываться о своей человечности. Потому-то Люциус и появился опять в её жизни.

И она всё равно пойдёт к нему.

Гермиона трансгрессировала на широкие каменные ступени парадного входа поместья Малфоев и остановилась в нерешительности. В ночном воздухе витал неясный аромат приближающегося лета, где-то стрекотал кузнечик. Она долго смотрела на большую дубовую дверь с затейливым резным узором, лунный свет отливал на литых уголках.

«Я веду себя, как идиотка. Послушная и предсказуемая, пошлая и недалёкая, или бесконечно расчётливая и жестокая», – подумала она.

И несколько раз ударила дверным молотком.

Ей отворила молоденькая горничная, и Гермиона растерялась.

– Что вам угодно, мадам? – вежливо уточнила служанка. На вид ей было не больше двадцати лет, и тут наследница Тёмного Лорда почувствовала что-то, подозрительно похожее на укол ревности.

– Мистер Малфой дома? – строго спросила она, впериваясь в голубые глаза горничной. Но та определённо владела окклюменцией. Что ж, было бы странно держать прислугу, у которой на лбу написано всё, что происходит в твоём доме.

– Да, проходите, пожалуйста, – учтиво улыбнулась ведьма. – Как о вас доложить?

Гермиона приподняла бровь и горничная покраснела.

– Леди Саузвильт, – после короткой паузы сообщила дочь Тёмного Лорда.

– Ой, простите, – совершенно смешалась молодая волшебница. – Давайте, я проведу вас в гостиную.

– Не беспокойтесь, я знаю, где гостиная, – бросила Гермиона и зашагала в нужном направлении.

Здесь совсем ничего не изменилось за пять лет. Войдя, Гермиона взмахом палочки разожгла камин и теперь стояла, глядя в подрагивающее пламя. Воспоминания кружились в её голове, но ведьма не могла понять, какие чувства они вызывают.

– Что ты сделала с бедняжкой Сюзанной? – раздался за её спиной насмешливый голос Люциуса Малфоя, и Гермиона вздрогнула.

– Она спросила, как обо мне доложить, – сообщила наследница Тёмного Лорда, оборачиваясь. Люциус стоял в дверях, одетый в длинный домашний халат, и с интересом смотрел на неё.

– Для человека, который пять лет провёл за границей, а вернувшись, поселился у магглов, ты чересчур требовательна.

– Хочешь, чтобы я извинилась перед твоей горничной?

– Что ты, – хмыкнул старший Малфой.

– И вообще, куда подевалась Джуня? – с плохо скрываемой досадой, за которую тут же возненавидела себя, продолжала Гермиона.

– Ушла вслед за своей хозяйкой, – невозмутимо ответил Люциус и, сделав несколько шагов вперёд, указал гостье на диван. – Присаживайся, Кадмина.

Гермиона не двигалась, молча стоя у камина и глядя на собеседника через покатую спинку дивана.

– Что-то не так?

– Я не совсем понимаю, зачем пришла сюда, – тихо сказала она.

Люциус усмехнулся, но не ответил.

– Напои меня чем-нибудь, – попросила посетительница смущённо.

Маг усмехнулся вновь и, опустив руку в карман халата, вынул волшебную палочку. Легонько качнул ею – и над спинкой дивана возникли два бокала с высокими ножками, полные розоватого эльфийского вина. Люциус спрятал палочку и, опершись одним коленом о сиденье, подхватил парящий сосуд.

– Твоё здоровье.