Всё, что произошло дальше, – случилось очень быстро. Гермиона услышала хлопок трансгрессии, почувствовала, как с силой сжалились пальцы журналистки, и даже успела подумать о том, как чертовски не вовремя появился Генри, и что девчонка сейчас заорёт…

А потом Алиса, будто её что-то с силой ударило сзади, толкнула её в спину и навалилась поверх. Гермиона услышала звук упавшего на что-то твёрдое металла – и всё это за долю секунды: она не успела даже повернуть головы и понять, почему всё вокруг подёрнулось зелёной пеленой.

– Кадмина!!!

Генри отшвырнул обмякшее тело журналистки и так резко поставил Гермиону на ноги, развернув к себе лицом, что та вскрикнула.

– Цела?!

– Да в чём дело? – ошалело отступила Гермиона. – Что с…

Зелёный свет. Толчок. Тело.

– Ты зачем её убил?! – вытаращила глаза Гермиона. – Ты что, с ума сошёл?!

– Милая моя, – только и прошептал Генри, притягивая её к себе, – я так испугался… Если бы ты только знала, как я испугался, – он и впрямь был бледен, как полотно, – она же чуть горло тебе не перерезала! Акцио!

Из-за дивана выпорхнул большущий изогнутый нож с зазубринами на лезвии – кажется, такими режут свиней.

– Трансгрессирую – и вижу: ты склонилась над диваном, а эта тварь уже руку занесла. Воистину: самая страшная секунда в моей жизни.

– Она что, убить меня хотела? – совершенно запуталась Гермиона.

– «Хотела»! Кадмина, тебе чуть не перерезали горло секунду назад! О Мерлин, девочка моя, как же я испугался…

* * *

После того, как тело журналистки, в соответствии с учением буддистов (как пошутила Гермиона), обрело совершенно новую форму – форму картонной коробки – в него аккуратно сложили изогнутый нож, карту, серебристый диктофончик и спутанный комок волос. Гермиона заперла дверь и задёрнула шторкой низкое окошко. На покупку готового Оборотного Зелья в Лондоне ушло больше получаса. Ещё час Гермиона сидела перед новенькой картонной коробкой и ждала, пока возвратится Генри. Покинув её в облике молоденькой репортёрши, супруг помчался к местному доктору, у которого остановилась Алиса, собрал – к счастью, дома никого не было, кроме девяностолетней старушки-матери – наскоро вещи журналистки и, отъехав на её машине со всем этим на добрых пять миль, превратил автомобиль в золотой галлеон.

– На память. – Вернувшийся в своём привычном облике Генри бросил монетку в картонную коробку. – Всё в порядке. Ты как?

– Думаю.

– И что получается?

– Да ничего не получается, – вздохнула его жена. – Странное какое-то привидение осталось от этого графа Сержа! Жил себе тираничный помещик-волшебник, был убит малолетней дочкой – обидно, понимаю! Добрых двести лет провести в склепе – ужасно, страшно, сложно сохранить разум: понимаю всё. Свободу получил – разгул, месть… Но ты подумай… Призрак может испугать маггла, если сконцентрируется. Он даже может при желании перекинуть часть своих сильнейших эмоций магглу или слабому волшебнику. Я читала, призраки способны питаться энергией таким способом – самые сильные свои чувства выплёскивать на живого и, пока тот воплощает их желания в реальность, подпитываться этим. Ладно, тут всё пока сходится, даже очень. И ярость, и фигура в старинной одежде, и изнасилования. Но призраки обитают обыкновенно вблизи своих останков. При чём тут лесоруб Панкрат Уткин? Граф полетел в деревню его озлоблять? В монастыре толпа монахов: зачем? Потом – этот Уткин перерезал всю семью, а его дочери тринадцать лет было – почему же он её не изнасиловал? Притом он просто всех зарезал – убил, но не кромсал. Да к тому же повесился. Почему? Память не отшибло? Не может такого быть, он же маггл. Увидел всех мёртвыми? Хорошо, допускаю. Ну а то повторное озлобление задержанного монаха? Убрать свидетеля? Очень сложно. Для яростного призрака, который никого не боится – слишком. Далее. Недавнее двойное убийство. Если судить по данным экспертизы, девчонку изнасиловало само привидение, без третьих лиц. Ты понимаешь, какой он силой должен обладать? Или какой яростью? Если бы он владел постоянной силой, тут бы совсем другая картина была. Значит, на него накатывает всплесками, в моменты бешенства. Ярость у него вызывают девушки, напоминающие его дочь. Теперь что выходит? Девчонка, не многим старше нужного, ночью лезет в его владения. Отделывается синяком под глазом и сама становится орудием. Мало того, что призрак с ней ничего не сделал – так он ещё и очень тонко использует её. Положим, он видел нас и понимает, что мы для него опасны. Положим, он мог бы попробовать натравить на нас кого-то, ослеплённого яростью. Но я сомневаюсь, что он смог бы отпустить молодую девушку. Да и вообще… Не похожа она была на одержимую, – Гермиона помолчала, не сводя глаз с картонной коробки. – Она была спокойная, более чем следует. Всё, что она собиралась сделать – рассчитано и продумано. Здравый, холодный расчёт. Она запаслась картой, она надела пиджак, чтобы спрятать за поясом нож… Говорила она вменяемо, спокойно. Поджидала удобного момента. Это вовсе не было наваждение. – Гермиона опять умолкла, всё ещё глядя в картонную коробку. – По правде говоря, это было похоже, – она прикусила губу, – похоже на действие заклятия Империус, Генри. К тому же не слишком искусно наложенного.

– Но призрак не мог бы наложить заклятие без палочки, – возразил Генри.

– Не знаю… Смог же изнасиловать девушку… Но он действительно не применял непростительных проклятий здесь – иначе уже прибыли бы из Министерства.

– Может, эта Пригарова – не маггла?

– Маггла. Я говорила с ней раньше, я читала её мысли. Опять же. Неспроста эти очки. И синяк – просто прикрытие. Она сняла их на полминуты – и думала в это время, глядя мне в глаза, о том, что я не должна смотреть на её изувеченное лицо и о том, что она и правда видела призрак. Медленно так думала… Она знала, что я читаю её мысли. Точнее, нет. Нельзя знать – и так спокойно думать то, что следует. Такое возможно только под Империусом. Всё чётко по команде: снять очки, смотреть в глаза, думать определённый текст, надеть очки.

– Это двести лет просидевший в подвале граф петровских времён такой чудесный план с солнечными очками разработал?

– И не только с очками, – кивнула Гермиона, – ещё диктофон. Она включила его заранее. Убей она меня и случись с ней что-то – а, я думаю, с ней бы что-то случилось – ты смог бы узнать из записи её бредовую историю с призраком.

– И обвинить графа, – кивнул Генри.

Гермиона согласно качнула головой.

– Но мы, возможно, с тобой просто заигрались в детективов и недооцениваем возможности былой аристократии. Предлагаю для начала всё же допросить основного подозреваемого.

– Допросим. Если он существует.

* * *

Ночь выдалась тёплая и безветренная, правда, было очень светло. Брат Гавриил, встретивший их у ворот, всё время причитал, вздыхал и крестился.

– Господь накажет меня за эти бесовские обряды, – бубнил он, провожая супругов к кладбищу, – и за ложь братьям моим.

– Ваша ложь – во благо, – заметил ему Генри. – Да и вы сами приняли решение избавиться от призрака.

– О, лорд Генри, вам так просто говорить – а я разрываюсь на части! Понимаю, что граф Серж – зло, что нужно спасти святую землю. Потому и позвал вас, потому помогаю вам. А вместе с тем – что делаю я сам? Способствую языческим обрядам на святой земле монастыря!

– Какие же они языческие? – возразила Гермиона. – Обряд впервые сотворён католическим священником. Он, знаете ли, хотел допросить…

– О, леди Саузвильт, прошу вас, не говорите мне этого! – взмолился старый монах. – Уж проводите поскорее свои богопротивные ритуалы. И, Христом Богом молю, не околдовывайте моих братьев!

– Последнее – в ваших руках, – прервал его Генри. – Если никто не увидит нас, значит, никто и не будет околдован.

– Дай Бог, мистер Саузвильт, дай то Бог…

* * *

О, дух неприкаянный, призрак мятежный,