— Не тебе с меня спрашивать! — вызверился Пожарский.

— Не мне, это да, — ответил Ляпунов.

— Ты меня в измене подозревал? — Скопин-Шуйский понял, на что намекает Прокопий и схватился за саблю.

— Не серчай, Головной воевода. Государь говорил, что ты верный присяге, но… Не натвори дел с горяча, князь Михаил Васильевич, а выслушай, — сказал Ляпунов и начал рубить правду-матку.

Скопин-Шуйский, бывший уязвленный до глубины души, что ему государь не доверял, с каждым словом Ляпунова багровел от ярости. Сперва он не верил, а после, когда стал сопоставлять факты, вспоминать разговоры жены, или же брата своей супруги, некоторых других людей, понял, что его хотели втянуть в заговор.

— Государь так сказал: «Коли лишь жена друга моего Головного воеводы Скопина-Шуйского в заговоре том, то слова не скажу, помилую, а за верность воеводу и пожалую. Пусчай в семье своей решат, как быть далее!» — Ляпунов процитировал по памяти слова императора.

— Убью змею! Нет, в монастырь Сузальский зашлю, кабы из горницы не выходила, — прошипел Скопин-Шуйский.

Остальные оставили без внимания слова Головного воеводы. Но все поняли мотивы императора, почему он не говорил ничего главному военному империи. Ну не может жена что-то делать, если муж ей на то дозволения не даст. Не по наряду сие. Ну а тот муж недостойный, у кого жена подобное позволяет. Так что император проявлял даже слишком много доверия. Скопина-Шуйского можно казнить даже за то, что только его жена участвовала в заговоре.

— Не кручинься, Михаил Васильевич, — Пожарский решил поддержать Скопина. — Давай думать, что делать далее. А уже опосля упадем в ноги Димитрию Иоанновичу и покаемся. Оба мы с тобой не оправдали возложенного доверия.

На самом деле, Пожарскому так же нужно было подумать о том, как бы не попасть на кол, или быть повешенным. Мало того, что его не было на службе, потому и не получилось передать инструкции от царя, так почти половина из всей городской стражи, подчиненной Пожарскому, в итоге перешла на сторону бунтовщиков. Видя импотенцию власти, люди входили в кураж и громили фабрики, мануфактуры. А этого не должно было произойти, начни Пожарский действовать ранее. И теперь… Все сложно.

— Карту! — потребовал Пожарский, стараясь не думать о своей судьбе.

Через пару минут принесли карту Москвы, где были обозначены районы, в которые даже невозможно сейчас зайти. Были места, где держали оборону или немцы, быстро кооперирующиеся, или же те москвичи, которые стояли за власть, ну и за свое имущество. Таких, на самом деле, было абсолютное большинство, но эти люди были менее энергичные, они предпочитали, либо закрыться в своих усадьбах, домах, или же, в лучшем случае, объединиться с соседями и выстроить охрану квартала.

Через час план вхождения войск в Москву был принят. Общее командование взял на себя, не без споров, Скопин-Шуйский. Пожарский так же хотел вести гвардейцев и полк кирасиров и очищать столицу, но, если армия занимается подавлением бунта, то командовать должен Головной воевода.

Ляпунов во время спора воздержался от претензий на главенство, несмотря на то, что основу тех, кто войдет в Москву составляет стража-гвардия, подчиненная ему. Прокопий понимал, что двум воеводам нужно как-то реабилитироваться за свои ошибки, или же за измену жены. Потому нужно быстрее решать вопрос с мятежными москвичами и вести следствие.

— Где может быть Шеин? Неужто на Воробьевых горах и останется. Сбежит же, гадина, — спросил Скопин-Шуйский, когда уже все приказы были отданы и оставалось полчаса до выхода из Преображенского полков.

— А у меня больше вопросов: где Захарий и его люди из Тайного Приказа, где большинство телохранителей государя, где особый стрелецкий городовой полк, который исчез из столицы? — сыпал вопросами князь Пожарский.

Дорого обходится ему посещение имений во время отъезда государя.

— Думаю, что все в Троицкой-Сергеевой лавре и готовятся входить в Москву. Но, если мы не будем в городе раньше, то сядем на кол, как заговорщики. И, что самое страшное для меня, что я буду считать подобное справедливым, — сказал Скопин-Шуйский и направился во двор, где уже были седланные лошади.

Пора наводить порядок в столице.

*……………*………….*

А в это время государь-император, прибывший к Троице-Сергеевой лавре, где находилась его семья, получал доклады. Лицо императора серело. Не так должна была развиваться операция, не так. Переоценил свои силы, сильно многое в последнее время получалось, вот и заигрался. Сколько же спалят производств? Скольких людей придется казнить? И какой кровью он оплачивает свои перемены и наведения полного порядка в стране перед большой войной.

Но царь выжидал. Он контролировал не столько ситуацию в Москве, сколько то, что именно делают его бояре. Но, как только пришли сведения о том, что Скопин и Пожарский придумали план по наведению порядка, когда стало ясно, сто они, несмотря на то, что совершили ошибки, остались верны присяге, Димитрий Иоаннович отдал приказ так же выдвигаться и сообщить боярам, что император возвращается домой, в столицу. Ну и начать распространение сведений, что никто из императорской семьи не умер.

— Захарий, ты же знаешь, где Шеин засел? — спросил государь.

— Да, твое величество, — отвечал глава Тайного Приказа.

— Убей его в бою. Не хочу, чтобы смоляне, их военная общность, пострадала от того, что тень бывший воевода бросит на смоленских дворян. Он же, коли сбежит в Смоленск, так и сдаст город ляхам. А мы ту крепость сами достраивали, она нынче лучшая может и в мире. А вот ляхов притащи! — сказал государь.

Захарий Ляпунов, Ермолай, глава телохранителей и младший воевода Игнат поклонились и пошли выполнять волю. Сил у них более чем достаточно, чтобы разгромить и частью пленить почти что шести сотенный отряд Шеина.

Глава 9

Москва

14 сентября 1618 года (Интерлюдия)

Михаил Борисович Шеин пребывал в смятении. Цель не достигнута, и теперь оставалось… А что оставалось делать? Нужно убить наследника и стервь Годунову, ну, и заодно… Короче, всех убить. Но, что это даст? Теперь ему не быть народным героем, который по дуновению ветра может стать кандидатом на престол.

Именно так. Была надежда, что Скопин-Шуйский, узнав о смерти Дмитрия Ивановича всё-таки решится встать во главе всего этого хаоса, в который окунулась Москва. По замыслу Шеина, его оптимистичному плану, Скопин должен был навести порядок, и тогда смоленского воеводу должен будет определить в ближние бояре. Польско-литовская магнатерия даже не требовала, чтобы поляки пришли в столицу Российской империи и стали править бал. Только одно — убрать Димитрия.

В Польше все успехи русских связывали именно с деятельностью последнего царя. И теперь, как считала шляхта, постепенно всё вернётся в то русло, когда Речь Посполитая сможет противостоять России. Заказчики государственного переворота были неглупыми людьми и понимали, что резкий разворот русской политики в сторону поддержки Польши невозможен. Дворянство не поддержит, военные также. Да и сам Скопин-Шуйский не станет плясать под шляхетскую дуду. Но курочка по зёрнышку клюёт, и Михаил Васильевич Скопин-Шуйский не бессмертный, как и его сын.

Шеин любил Россию, он не считал себя предателем, несмотря ни на что. Но он любил другую Россию, даже не так… Он хотел вернуть Московское Великое Княжество. То государство, где есть вотчины, в которых владелец — полный хозяин, где можно иметь своих боевых холопов и захватывать земли соседей. А ещё Шеин очень бы хотел, чтобы в России был свой сейм, нет, Боярская Дума, которая не совещалась при царе, а требовала с правителя.

— Воевода, мы готовы к новому приступу царского дворца, — размышления Шеина прервал Гаврила Проня, один из ближних людей Михаила Борисовича.

Шеин умел подбирать себе людей и убеждать их в том, во что и сам свято верил. Поэтому не стоило говорить, что бывшему смоленскому воеводе служили лишь за материальные выгоды. Проня верил своему воеводе и был готов за него постоять.