Под нечеловеческий вопль Рона, который Гермиона слышала будто издалека, Гарри взмахнул палочкой так, будто забрасывал лассо, и едва заметная цепь заклинания взвихрилась в воздухе, оплетая что-то невидимое, и молнией метнулась в спящую на полу Генриетту. Девочка вздрогнула, как от электрического разряда, осветилась изнутри красноватым бликом и опять задышала ровно, так и не открыв изумрудных глаз. Гарри Поттер, опуская палочку, протянул к Гермионе левую руку ладонью вверх.
– Будь ты проклят, – опустошённым голосом произнесла ведьма и вложила в его пальцы серебряный кулон Когтевран.
– Береги ребёнка, – издевательски обронил Гарри.
Гермиона упала на колени, судорожно прижимая к себе спящую дочь, а он развернулся к Рону.
Всё ещё прикованный к стене, тот опустил голову и уставился в пол, но, почувствовав взгляд, распрямился.
– Ты пожалеешь об этом, Гарри, – низким и хриплым, полным непередаваемой боли голосом сказал Рон, вперяясь в выцветшие зелёные глаза. – Именем Неба, именем самой Магии, клянусь – ты пожалеешь об этом!
– Предатель, – бросил Гарри, поднимая палочку.
Вспышку зелёного света принял на себя блок, поставленный Гермионой. Под оглушительный звон окон, разбитых разлетевшимся на куски заслоном, она поднялась на ноги, прижимая к груди ребёнка, и приглушённым, пылающим силой и угрозой голосом прошипела:
– Убирайся вон, Поттер! Убирайся вон, пока твою никчемную жизнь бережёт предсмертная просьба Вирджинии; иначе здесь и сейчас ты вместе со мной попадёшь прямо в ад!
И Гарри Поттер, не оборачиваясь, сжал в кулаке кулон Когтевран и трансгрессировал с оглушительно громким хлопком.
Взмахом палочки Гермиона освободила Рона и Джинни: последняя плавно опустилась на ковёр, в тёмную лужу крови, которая успела образоваться под ней за это недолгое время. Покачнувшись, Рон кинулся к телу сестры, а Гермиона опять опустилась на пол и сведёнными в судороге пальцами правой руки впилась в Чёрную Метку на своём плече, чувствуя, как другая судорога сводит застывшее в невообразимой муке сердце.
Глава XXIV: Тёмный Лорд называл её «Джэнни»
Дождь над деревенькой Оттери-Сент-Кэчпоул лил всю ночь. Он шёл бы и дольше, но чары отнесли тучи далеко на юго-восток, к океану, и над промокшей землёй небольшого кладбища теперь светило неуверенное продрогшее солнце.
Только что закончилась церемония похорон, и погребальный стол чёрного мрамора вместе с телом покойной поглотил огонь, укрыв пепел в земле под величественной могильной плитой около потемневшего обелиска над прахом Гидеона Пруэтта. На этом печальном кладбище оставалось всё меньше места… Изящная статуя, такая же чёрная, как и могильный камень, высилась у основания плиты: Джинни, сияющая и счастливая, улыбалась, глядя в унылое кладбищенское небо. Неведомый мастер очень тонко передал черты лица и даже выражение глаз: сама жизнь горела в этих мраморных линиях.
А ведь от неё даже не осталось портрета – слишком молодой и беспечной была рыжеволосая ведьма, чтобы успеть подумать об этом. А написанные после смерти волшебника изображения не оживают…
Белые завитки букв выводили на чёрном мраморе могильной плиты слова эпитафии:
«Джиневра Молли Кэтлин Уизли
11 августа 1981 – 20 июля 2003 гг.
Пусть крылья ангелы не дали –
Леталось ей и на метле.
Сквозь облака, прочь от печали –
Ей не ходилось по земле.
Огнём пылала, страстью, силой –
Горела пламенем она.
И в небе плачущем сияет
Теперь багряная звезда…»
Могила Джинни утопала в цветах. Сегодня на старом кладбище собралось очень много скорбящих. Пришли даже те, кто раньше не посмотрел бы покойной в глаза.
Здесь был Билл Уизли, хотя Флёр так и не явилась проститься с блудной, по её мнению, золовкой.
Артур всё простил своей дочери. А как она жаждала этого, когда ещё ходила по земле! Почему на самое важное в этой жизни мы так часто решаемся слишком поздно?..
Тонкс, вернее миссис Люпин, с траурными чёрными косами и скрытым вуалеткой лицом тихо всхлипывала на плече безмолвного и скорбного мужа.
Никогда Гермиона не видела такими, как в тот серый день, близнецов Уизли. Ни с кем не говоря, не подходя ни к отцу, ни к матери, они стояли бледные, ошеломлённые и пришибленные в стороне ото всех и неотрывно смотрели сначала на церемонию погребения, а теперь – на чёрную мраморную могилу сестры.
Анджелина, теперь тоже Уизли, вместе с Биллом и Чарли крутилась вокруг Молли, тщетно пытаясь хоть чем-то ей помочь. Гермиона давно не видела миссис Уизли и не знала, что так сказалось на ней – время или этот страшный удар, но выглядела ведьма ужасно. Осунувшаяся и похудевшая, с ввалившимися щеками, она походила теперь на старуху, сильно потрёпанную жизнью и уже готовую отправляться на тот свет. Её морковные волосы поседели и превратились в пепельные, а в глазах погасло что-то неуловимое, начисто лишив жизни блуждающий, осиротелый взгляд. Артур выглядел на её фоне намного лучше, несмотря на потрясение и горе.
Посеревший Перси и его молодая жена, незаметной тенью снующая следом за супругом, так же пытались и не имели сил помочь миссис Уизли в этом ужасном несчастье.
Не отходил от матери и Рон. Он был с ней рядом постоянно, пытаясь хоть чем-то искупить ту страшную вину, которую чувствовал за собой.
Именно от Рона Лорд Волдеморт и Гермиона вслед за ним узнали о том, чем занимался Гарри Поттер все эти годы. О его мытарствах в поисках силы и знаний для того, чтобы найти и уничтожить Хоркруксы, а затем убить Тёмного Лорда. Узнали о том, с каким отвращением воспринял Гарри Тёмную Революцию, как разочаровался во всех окружающих его, как поклялся, несмотря ни на что, выполнить свой долг.
С ним рядом оставались только Рон да верный домовой эльф Добби; а ещё Кикимер, сначала вынужденный служить новому хозяину, но потом проникшийся к нему уважением и раболепной любовью.
Рон поведал о том, как они странствовали по свету, окунаясь в глубины Чёрной магии, как ставили эксперименты, как неузнаваемо и страшно менялся Гарри, да и Рон заодно с ним. С каждым годом Гарри Поттер пропитывался всё большей ненавистью ко всему миру, полному трусов и предателей. И наполнялся безоговорочной уверенностью в своей собственной исключительной миссии.
Он начал считать себя мессией, единственным способным освободить мир от зла Волдеморта.
А потом они раскрыли секрет Делюминатора, много лет назад завещанного Альбусом Дамблдором Рону. Удивительная вещица помогала отыскивать утраченное, то, что более всего необходимо сердцу использующего её. Скоплённый в этом уникальном артефакте свет, ведомый сильнейшим душевным порывом владельца, вырывался наружу и вёл его к тому, чего тот столь жаждал, но не мог отыскать.
Именно так Гарри и Рон нашли медальон Слизерина в могиле Лили Поттер, останки которой пришлось бросить развороченными потому, что расхитителей спугнули местные волшебники; именно Делюминатор привёл Гарри в дом Гермиониных названых родителей и указал на трансфигурированную диадему Кандиды Когтевран на шее молодой ведьмы.
Слушая эту исповедь, Гермиона отчётливо вспомнила странный шорох мантии, который послышался ей в пятницу, такую бесконечно далёкую теперь пятницу, когда Генриетта… забавлялась солнечным зайчиком, отсвечивающим от её кулона. Понимание тоже зачастую приходит слишком поздно…
Наверное, Хоркрукс уже уничтожен. Рон рассказал и о том, как было покончено с помощью меча Годрика Гриффиндора с найденным осенью медальоном, защищавшимся, но всё же поверженным сравнительно легко, ибо он не успел набраться сил и энергии.
Меч Гарри и Рон похитили из Хогвартса с молчаливого согласия МакГонагалл ещё в самом начале своих странствий, когда Гарри Поттер и Орден Феникса ещё вместе действовали против Волдеморта и слепого в своём упрямстве Министерства магии.