Когда я закончил, рыцарь напоминал перекрученную и побитую молотком детскую игрушку. Теперь матерящегося мужика придется выковыривать из того, во что превратились латы.

Я огляделся, тяжело дыша. Рыцарь теперь не представляет опасности, и из покореженных доспехов самостоятельно точно не вылезет. Остальные трое обезврежены. Старик и вовсе вырублен.

И вот здесь загвоздка, выбор, мать его. Поступить по-человечески: набрать полный рюкзак самого ценного, что есть в местных закромах, добить всех, поджечь лавку и уйти? Пожар скроет дело рук моих, а те, кто видел меня в лицо, умрут. Вроде бы идеальный вариант, на первый взгляд. Но если задуматься, меня в столице из-за нашей школы, которая посмела перебить нападающих, и так не слишком любят, так что особо ничего не поменяется.

А можно поступить по совести: забрать из лавки все самое ценное, и уйти, оставив контуженных бедолаг в живых. Единственное неудобство, которое мне грозит: нужно будет прятать лицо при следующем посещении столицы, и попадать в город не через ворота.

Выбор, мать его. Палач, или беглец?

Я вздохнул. Жаль, что на запястье или щиколотку бедолагам нельзя надеть какой-нибудь артефакт, который влиял бы на разум, чувствовал мысли человека и заставлял выполнять команды. Тогда проблемы выбора вовсе не было бы.

Широченные охотничьи лыжи поскрипывали под моим весом, весом железного посоха, сумок и рюкзака. Я удивлен, что они вообще не утопают в снегу: поклажи на мне килограмм сто навьючено. У старика-лавочника было слишком много дорогих и качественных товаров. Было, да… Теперь я вовсе могу не думать о закупках зелий, притираний и порошков, и не заморачиваться с зельеварением: все вышеперечисленное лежит в рюкзаке.

От рюкзака валит пар: пришлось использовать накопитель и камень души для создания обогревающего артефакта. Иначе часть нужных зелий я взять не смог бы: на морозе зелья без спиртовой основы замерзают.

До Басхура осталось часов шесть неспешного и непрерывного хода на лыжах, но столько без отдыха я пройти не смогу, и так бегу три часа без перерыва. Надо выбрать какой-нибудь съезд и отдохнуть, пока я не выбился из сил. Как назло, последние пол часа дорога через лес шла прямая, без ответвлений к обустроенным для отдыха путешественников местам. Придется отдыхать не на обустроенной поляне, с удобным кострищем, которое нужно лишь откопать из-под снега, а на голом снегу. А ведь встречались места, обустроенные даже беседками, в которых можно спрятаться от злого ветра.

Последние десять минут дорога поднималась вверх, и сейчас я находился на вершине сопки. Я оглянулся и приложил ладонь ко лбу, заслоняя глаза от солнца.

Вид отсюда красивый: можно рассмотреть заснеженный хвойный лес, по которому пилил последние два часа. Однако вид меня сейчас не волновал: я пытался рассмотреть, вдруг мелькнет где близкая погоня, или взлетят вдали птицы, спугнутые всадниками.

Ни того, ни другого я не обнаружил, но от вида безмятежного леса спокойнее на сердце не стало. Не верю, что избиение рыцаря государь оставит без ответа: это покушение на кропотливо раздуваемый образ королевского величия в самом центре королевства. Да и лавочник моими действиями как минимум недоволен, я уверен.

Я наблюдал не меньше пяти минут, но не нашел ничего, что указало бы на погоню. Ладно, государственная машина может быть весьма нетороплива, и до момента, когда разбуженный мною зверь правосудия очнётся от сна, я уже буду строить портал в Басхуре. Здесь средневековье, нет телефонов, всё организовывается гонцами, и от приказа до приказа может пройти несколько часов. Да и я собрался быстро: в течение часа после выхода с лавки выбрался за город через стену.

Я вздохнул и свернул с дороги — решил передохнуть. Погоню, если она и есть, лучше встретить отдохнувшим.

Пробираться по снегу без накатанной охотниками и путниками лыжни оказалось непросто даже с шестью единицами силы: лыжи натыкались на присыпанные снегом валуны, на засыпанный снегом хворост. Помучившись, я плюнул на резерв, снял лыжи и порывом ветра разметал снег, чтобы видеть, что он укрывает. Треск ветвей под моими ногами слышал, наверное, весь лес, но мне было плевать. Я выбрал удобное место вдали от дороги, от которого дорогу было видно, и достал из котомки перекус.

Обед мой был незамысловатым: остывшие пресные лепешки и растопленный в кружке снег. Отдыхал не больше получаса, прислушиваясь и приглядываясь, пытаясь обнаружить погоню раньше, чем она найдет меня, но лес был неестественно тих. От тишины закладывало уши.

Спустя пол часа, как вновь стал на лыжи, я обогнал охотника с луком и подвешенным к поясу зайцем. Мужик удивлённо уставился на меня, худого подростка в тулупе, который пер огромный груз и притом двигался вдвое быстрее, чем сам охотник.

Судя по следу, мужчина вывернул откуда-то из леса, и наверное уйдёт к одной из крохотных деревенек в два-три дома, которых вдали от столицы разбросано, как грязи. Лес кормит людей, хочет он того или нет.

Лыжня мягко ложилась под ноги. Пахло морозом, хвоей. Я отталкивался палками, переходил с лыжни на лыжню, выбирая удобнее и накатанее. Напрягся при виде встречных саней, запряженных двумя лошадьми, но кучер мазнул по мне безразличным взглядом и повез накрытую рогожей поклажу в сторону города. Проблема была в другом: лошади и сани перелопатили удобные полосы лыжни, и дальше пришлось пробивать свою по самому краю дороги.

Это меня и подвело. Меня догнали по моей же лыжне, когда до Басхура оставался час неспешного хода на лыжах. Время от времени я оглядывался, но не смотрел назад все время, поэтому меня и подловили: когда я спускался с очередной сопки, сзади зашипело, и спустя секунду в одну из сумок врезался огненный плевок. Мой щит не защищал поклажу, и растянуть я его не мог, потому удар достиг цели.

Меня толкнуло вперёд. Я проскользил на лыжах, выпутываясь из многочисленных лямок, и скинул поклажу в снег. Самое скверное, что огненный удар попал в сумку с дорогими травами, которые я планировал продать каким-нибудь адептам, хотя бы в Утреннюю звезду, в которой сейчас нет нормальных трав. Ничего критичного не произошло, самое нужное — флаконы с зельями, лежат в рюкзаке, но все равно досадно. Хоть бы приблизились, представились и поговорили, прежде чем атаковать. Вдруг я не тот самый адепт?

Раздумья не помешали мне взрывом ветра поднять снег позади себя и закрутить снежинки, превратив дорогу в кусочек настоящей бури. Кроме того, я отшвырнул порывом ветра горящую сумку от остальной поклажи и щедро засыпал снегом. Затем выдернул ботинки из креплений, соскочил с лыж, подхватил шест, упакованный в толстый чехол, и огромными прыжками поспешил навстречу приключениям. Чехол позволял не отморозить себе пальцы: внедрять в изрисованный рунами железный жезл ещё и цепочки обогрева я счёл лишним.

Желание поскорее упокоить напавших едва не сыграло со мной последнюю шутку: если бы не энергетическое зрение, я не заметил бы среди вьюги широкую цепь шипов, торчащих по всей ширине дороги. Перепрыгивать их не рискнул: мало ли, выстрелят вверх, и уменьшат резерв щита, а то и обрежут возможность продолжать род. Я пока всё-таки не настолько крут, чтобы ловить все удары на щит.

Увы, пока я обегал шипы, некто изнутри растянул линию защиты, замкнув ту в кольцо. Черт побери, как легко было сражаться с идиотами…

Я не вижу, кто находится внутри шипастого кольца, и сколько вообще нападающих: мое бао разлито в воздухе, закручивает нежный смерч, и мешает смотреть через энергетическую палитру. Будь на месте адептов обычные люди, снег стесывал бы их кожу, забивался в глотку и под одежду, но увы, адептов укрывают щиты.

Вдруг я почувствовал, как бурю рассекло нечто быстрое, и упал на землю. Спустя пару секунд надо мной пролетел странный кнут из напитанных бао кусков льда размером с ладонь. Кнут описал пару кругов вокруг защитного кольца и скрылся внутри. Маг льда. Противник редкий, но от того не менее опасный. А сейчас еще и зима, вокруг валяется куча снега и льда, из которой тот может вытянуть холод. Прекрасно…