– Да как вы смеете?! – охнула мисс Валуа. – Как вам вообще пришло в голову предлагать…

– Империо! – оборвала Гермиона, резко оборачиваясь и вскидывая волшебную палочку.

Словно послушная кукла, застыла Элен перед своей соперницей, широко распахнув тёмно-васильковые глаза.

– Пей! – повторила Гермиона, и мисс Валуа покорно сделала несколько шагов в сторону стола, взяла бокал и залпом осушила его. – Фините инкантатем! – велела леди Малфой, убирая палочку.

Элен вздрогнула, уронила хрусталь, который разлетелся на куски у её ног, бросила на Гермиону искажённый ужасом взгляд, но сказать ничего не успела, в судороге перегибаясь пополам и падая на колени. Из её рта полезла, лопаясь пузырями, ядовито-синяя пена. Ведьма захрипела, хватаясь руками за живот, и повалилась на бок, прямо на осколки разбитого бокала.

Подождав пару минут, Гермиона подошла к ней, корчащейся на полу в конвульсиях, и остановилась, глядя вдаль сквозь ветви плюща на ползущее к горизонту кроваво-красное солнце.

– И чтобы к утру ноги твоей не было в моём доме! – брезгливо произнесла она и затем, развернувшись, вышла из беседки, ровной походкой направляясь к главному входу.

Сердце билось размеренно и спокойно, хотя кровь стучала в висках. Гермиона пересекла парк, вышла на тисовую аллею и поднялась в дом. В гостиной эльф Формоз драил измазанный зелёными пятнами ковёр.

– Мисс пролила настой из набора юного зельевара, – сообщил он, подняв голову, но хозяйка даже не обернулась.

Она прошла к кабинету Люциуса и открыла дверь – супруг что-то писал большим орлиным пером, устроившись за столиком у камина.

– Не обессудь, милый, я убила очередного твоего ребёнка, – холодно сказала наследница Тёмного Лорда, останавливаясь на пороге. – И немного помяла его вместилище. Она в беседке. Изволь сделать так, чтобы эта девка никогда более не переступила порога моего дома.

И, не давая ему ответить, леди Малфой развернулась и быстро ушла наверх в спальню.

Прошло полчаса. Гермиона курила, сидя на широком подоконнике и глядя в окутанный сумерками сад. Окна этой комнаты выходили на сторону, противоположную той, где располагалась беседка.

В коридоре послышались шаги. Дверь открылась.

– Не вздумай устраивать мне сцен, – не поворачиваясь, предупредила Гермиона и выбросила окурок в окно – эльфы приберут.

Люциус вошёл в комнату и подошел к ней. На подоконник, к ногам Гермионы, опустилась огромная корзина, полная распустившихся пионов. Прислонившись к её спине, Люциус поцеловал свою супругу в темя.

– Хорошо, что ты не убила её, – негромко сказал он, – вышел бы скандал.

– Знаю. – Гермиона, не отрываясь, смотрела в сад: белый павлин с заметно пострадавшим от Генриеттиных проказ хвостом чинно прохаживался по вымощенной камнем дорожке. – Потому добавила в зелье исинис и тинхию. – Она помолчала. – И саприонию.

– Нелл – амбициозная дура, – обронил Люциус. – А ты у меня умничка. Больше ты ни её, ни тётушку не увидишь.

Повисла пауза. Белый павлин скрылся в зарослях кустарника.

– Люциус, – задумчиво произнесла Гермиона, облокачиваясь на него спиной и продолжая глядеть вдаль, – сделай так, чтобы впредь я не была знакома с твоими женщинами.

– Договорились, – ответил тот, обнимая жену за плечи.

* * *

К утру Амфисбена вместе со своей воспитанницей покинули поместье. То, как Люциус устроил это, менее всего волновало Гермиону. Впрочем, последовавшее вскоре долгосрочное отбытие Адама Мелифлуа в Италию говорило о том, что Элен ни к чему волноваться о своей дальнейшей судьбе.

Леди Малфой подождала пару недель, справилась у всегда знающей светские сплетни Пэнси Пьюси, на осведомлённость которой никак не повлияли хлопоты с очередной беременностью, о состоянии дел с этим браком и в конце лета отослала мистеру Мелифлуа анонимную сову, в самой любезной форме предупредив его о том, что девушка, которую он берёт в жены, не сможет подарить ему наследника.

Гермиона окрестила свою маленькую месть добрыми чувствами к «милому Адаму». Если Элен так печётся о продолжении рода древних чистокровных фамилий, она ведь не должна так подставлять его, верно?

В отношении Етты портрет Генри оказался абсолютно прав. Едва Астория и Скорпиус отбыли вслед за гостями из Венеции и в поместье восстановились покой, тишина и августовская скука, маленькая мисс Саузвильт сдала свои позиции и помирилась с родительницей.

Сложно сказать, кто из них был больше этому рад – на самом деле девочка ужасно соскучилась по своей любимой маме, и только упрямство и многочисленные зрители мешали ей сменить гнев на милость.

Счастье и покой воцарились не только в доме, но и в душе Гермионы. Произошедшее научило её ценить то, что имеешь, и дорожить этим.

Хотелось, чтобы тёплые и беззаботные дни тянулись вечно, но каникулы уже подходили к концу.

…Последнее счастливое лето мадам Малфой было на исходе…

* * *

Тридцать первого августа, в воскресенье, Гермиона прибыла в Румынию и всё утро провела на собрании преподавательского состава гимназии. Когда совещание кончилось, она, покинув учительскую, спустилась в холл, где ещё такое летнее солнце расцвечивало пол тёплыми лучами сквозь стеклянный купол. Гермиона направлялась в привратницкую, чтобы навестить Рона. Когда она пересекала холл, в трансгрессионном кругу появилась ослепительно красивая Габриэль Делакур и, коротко поздоровавшись с дочерью своего повелителя, прошла мимо, направляясь к его кабинету.

А Гермиона застыла, чувствуя, как лавиной обрывается всё у неё внутри, а кусочки позабытой головоломки с оглушительным треском становятся на свои места. Это было настоящее прозрение, озарение свыше; то, что маггловские психотерапевты называют инсайтом.

Гермиона порывисто обернулась – к счастью, молодая ведьма не заметила её волнения: она уже скрылась за дверью кабинета Волдеморта, по-хозяйски входя туда в отсутствие владельца, который, Гермиона знала, ещё находился в учительской.

Как же раньше она не поняла?! Как могла быть такой слепой всё это время?

Вот же она, пресловутая кобра, пригретая на груди змея, вскинувшая голову, чтобы напасть! Проползла мимо, распустив капюшон и обнажив клыки! Как делала это постоянно, уже который год. Подбираясь всё ближе к её отцу.

И ведь на самом деле Гермиона всегда это знала…

Что задумала эта змея, в чём исходящая от неё опасность?

Мысль о Гарри, первой возникшая в голове Гермионы после предупреждения химерной ламии, уже не казалась столь бесспорной. Мало ли врагов может быть у Тёмного Лорда, мало ли людей, желающих ему зла?

Да и ему ли?

Гермиона потребовала у волшебного дневника повторить записанное весной откровение.

«Когда вернёшься в тот, чуждый тебе мир, будь внимательна и оглядись вокруг. Рядом мелькает опасность. Ядовитая кобра подбирается всё ближе к твоему отцу и вскоре поднимет голову, чтобы ужалить. У неё чужое лицо, и она беспокоит тебя. Ты не можешь понять и всё воспринимаешь неправильно. Отыщи воду, которая смоет всё ненастоящее, и когда пелена иллюзии, маска обмана спадёт – кобра покажет свою истинную сущность ».

К чему её видению предупреждать об опасности, грозящей Волдеморту? Возможно, Габриэль подбирается всё ближе к нему, но угрожает как раз Гермионе? И именно её собирается жалить? Влияние этой девчонки на Тёмного Лорда более чем велико, коль уж он сносит всё, что она творит.

Эта история с Фредом…

«Ты не можешь понять и всё воспринимаешь неправильно».

Гермиона попыталась вспомнить подслушанный разговор.

А если Габриэль всё ещё любит Фреда и решилась что-то сделать с Тёмным Лордом, чтобы быть со своим возлюбленным?

Да нет, бред. Слишком сложно, слишком напоминает маггловские бразильские сериалы, которые так любит миссис Грэйнджер; слишком глупо и попросту невозможно. В этом безумстве не было бы опасности. Что может влюбленная вейла против её отца?!