3) Такова жизнь (франц.).

Глава VIII: В кругу семьи

Тучный и как будто вечно чем-то недовольный Орест Гринграсс сидел в глубоком вольтеровском кресле алого бархата и мрачно взирал на своего свата из-под густых седых бровей.

Это был сильно постаревший седовласый мужчина с проплешинами на могучей голове. В свои шестьдесят с лишком лет Орест Гринграсс выглядел чересчур пожилым для волшебника – но одновременно очень и очень внушительным.

Он слушал Люциуса довольно давно, сидя в гостиной поместья Малфоев вместе с женой и младшей дочерью, и с каждым мигом злился всё больше и больше. Однако продолжал молчать, выдавая своё недовольство лишь наливающимся кровью лицом, приобретшим на определённом этапе монолога старшего Малфоя оттенок мутновато-лиловый и не сулящий ничего хорошего.

Серафина Гринграсс, ещё совсем молодая на вид ведьма неполных пятидесяти лет, косилась на мужа с явной опаской. Она сидела на диване в неестественной идеально-выпрямленной позе и сжимала худенькую и тонкую ручку своей младшей дочери, украдкой бросая на супруга выразительные взгляды.

Астория слушала пространную речь свёкра со смиреной покорностью, лишь временами поднимая на отца обречённые и испуганные глазки – когда миссис Гринграсс чересчур сильно сжимала её руку в своих ладонях.

– Что до иностранных и инородных языков, – говорил тем временем Люциус, будто ничего не замечая, – сейчас, разумеется, практикуется Мгновенное магическое изучение – однако, само собой, Скорпиус не будет унижаться до подобного мещанства. Французскому он уже обучен практически наравне с английским, сейчас, с началом комплексных занятий, закрепит его окончательно. Далее следует сделать упор на латынь и язык гоблинов – вы же понимаете, это самое необходимое. Латинскому и основам гоблинского Скорпиуса обучит тот же мистер Беремью, о котором я уже говорил, касаясь географии и литературы. Ну а к лету мы отправим его в лагерь «Корн», где он закрепит гоблинский язык и арифметику. – Люциус умолк и перевёл дыхание. – Что до музыкальных талантов, – продолжал он, – я остановил бы выбор на скрипке, хотя, по большому счёту, не считаю этот момент обязательным.

– Может быть, фортепиано? – подала голос миссис Гринграсс. – Он мог бы, когда немного освоится, сам аккомпанировать себе во время занятий пением.

Люциус Малфой скривился.

– Пение мы из списка исключаем, – отрезал он. – Я и касательно скрипки не уверен: не те времена.

– Коль уж ты заговорил о временах, – кряхтя, подал голос мистер Гринграсс, стараясь говорить спокойно, – хочу заметить, что эта Гунилла Ульссон знавала лучшие. Люциус, ей сто сорок три года: не думаешь ли ты, что более молодая и свежая…

– Такое впечатление, что мы выбираем Скорпиусу невесту! – перебил хозяин поместья. – Фрекен Ульссон обучила танцам шесть поколений Малфоев. И покуда эта ведьма не соберётся наведаться на тот свет, она и только она будет учить танцевать молодых Малфоев, Орест!

– Мистер Малфой, а может быть, танцы, во всяком случае, танцы, которым учит фрекен Ульссон, устарели так же, как и пение? – неуверенным детским голоском пролепетала Астория и тут же испугалась собственной дерзости.

– Помолчи, дочь! – осерчал мистер Гринграсс. – Не лезь, куда не просят. Люциус! Я уважаю семейные традиции, разорви грифон мою селезёнку, но ты перегибаешь палку! И то, что ты говорил раньше об этом портрете… Как человек, лично присутствовавший при сожжении этой французской бестии Жанны д’Арк, может учить кого-то истории искусства?! Да троллева башка мировых шедевров возникла уже после того, как с его портрета пооблупилась вся краска!

– Вальтасар Малфой следит за всеми направлениями искусства вот уже полтысячелетия, его портреты висят в крупнейших музеях и институтах, он записан и состоит действующим членом Международной коллегии магического наследия Европы и читает лекции в американской школе Чародейства и Волшебства Ильверморни! Вальтасар Малфой и никто другой будет заниматься с моим внуком. И для меня более чем странными кажутся твои на этот счёт возражения!

– Я гляжу, мои возражения вообще мало тебя волнуют, – просвистел Орест Гринграсс. – А касательно верховой езды и искусства полётов…

– Я уже нанял инструкторов для этого.

– Люциус, это переходит всякие границы! – вскипел почтенный колдун. – Не забывай, что это и мой внук, и, в конце концов, моя дочь тоже имеет право голоса! Её и Дафну тренировала лучшая наездница из известных мне, девочки учились конному мастерству на единорогах! Неужто ты можешь предложить что-то лучшее?! – ехидно спросил он.

– О, что ты, – елейным тоном пропел Люциус, – пускай мой внук учится кататься на единорогах! Но в таком случае припомни, кто обучал твоих дочерей вышивать и прясть – это, пожалуй, ему тоже не помешает. Я уже несколько раз замечал Асторию с ниткой и иглой, хоть она, хвала Моргане, не маггла и не восточная домовиха…

– Я не говорил, что и Скорпиусу следует ездить на единорогах! – покраснел мистер Гринграсс, благоразумно пропуская другую шпильку, от которой на глаза юной миссис Малфой навернулись слёзы. – Ладно, будь по-твоему.

– Вот и отлично. Если у Астории нет замечаний, – колко добавил Люциус, бросая испепеляющий взгляд на свою невестку.

Юная ведьма испуганно вздрогнула.

После трагической гибели мужа Астория была вынуждена вернуться к матери и отцу. Она выросла под их игом ребёнком, привыкшим к подчинению и послушанию; такой же оставалась и при Драко: запуганной и покорной. А после кончины супруга отец и мать были с ней более чем строги. Никакой свободы в жизни молодая ведьма никогда не имела и не чаяла уже обрести – потому что суровый папа полновластно взял на себя бразды правления её судьбой сразу же после кончины супруга.

Гринграссы запретили бы юной вдове всякие сношения с убийцей зятя и человеком, на ней женившемся, – но Кадмина и Люциус занимали слишком высокое положение, и родители Астории сочли за лучшее всё принять.

Молодая вдова вовсе не знала, как вести себя с этой частью семейства покойного супруга. И если Люциуса она слепо слушала, как слушала его сына в период замужества, то как быть с Гермионой не ведала вовсе. А та жалела бедную девочку, пыталась быть с нею добра, чем ещё больше конфузила.

Но вот ребёнка её у Гермионы любить не выходило. Скорпиус – уменьшенная копия Драко Малфоя. Молодую ведьму просто оторопь брала, когда она долго на него смотрела. К тому же Гринграссы на свой манер растили из мальчика что-то невообразимое. Не нравилось Гермионе и то воспитание, которое хочет привить своему внуку Люциус – ведь она уже видела, что это «дало» в прошлый раз.

Но старший Малфой стоял на своём.

Он изначально считал Асторию не самым лучшим вариантом супруги для выросшего сына, ибо она была слишком глупа и слабохарактерна, но, с другой стороны, это могло бы лишить Драко многих проблем в будущем. Теперь, когда сына не стало, Люциус сильно опасался за единственного наследника своего рода, последнего Малфоя – ведь у Гермионы больше не может быть детей.

Потому он взял его воспитание под полный свой контроль, игнорируя все протесты и возмущение мистера Гринграсса, который, утопая в бешенстве, всё же опасался своего влиятельного свата и не смел открыто ему перечить. Астория до полусмерти боялась Люциуса, а Гринграссы предпочитали подчиняться: ведь он муж наследницы Тёмного Лорда.

Внешне Астория выглядела совсем ребёнком: в свои двадцать пять лет она смотрелась восемнадцатилетней. Трогательные большие глаза, по-девичьи причёсанные волосы и подрагивающие от волнения в присутствии Люциуса губки дополняли картину.

– Я… – пробормотала юная миссис Малфой в ответ на неожиданный выпад, – я не совсем понимаю, к чему Скорпи фехтование, – виновато выдавила она.

Люциус скривился от сокращения «Скорпи» и возвёл глаза к потолку.

– Фехтование, моя дорогая, – негласный способ научить ребёнка мастерски управляться с волшебной палочкой в то время, пока по закону ему ещё не положено её иметь.