– Пойдём домой. Миссис Грэйнджер будет волноваться.

– Даже сейчас? Даже после революции?

– Гермиона! Джинни! – раздалось позади.

Они обернулись и увидели быстро идущую к ним Полумну Лонгботтом. Она повзрослела, вытянулась и, казалось, стала ещё бледнее. В лимонном халате с эмблемой больницы, собранными сзади волосами и огромными глазами бывшая когтевранка чем-то напоминала сову с выкрашенными перьями. В ней было что-то неуловимо странное, отчуждённое.

Полумна догнала их и остановилась.

– Доброе утро, – довольно приветливо поздоровалась она. – Хорошо, что я нагнала вас. Гермиона, прости, пожалуйста, Невилла. Мне кажется, он наговорил тебе грубостей. Он не со зла, просто очень переживает, и стал раздражительным в последнее время. Это от бессилия и ужаса, его можно понять. – Молодая целительница задумчиво посмотрела на своих школьных товарищей. – Невилл просил передать тебе это, – сказала она Гермионе, переводя блуждающий взгляд на большой портрет среброкудрой Дайлис Дервент. – Знаете, если всплывёт то, что мы сохранили это воспоминание – скорее всего, нас убьют, – как-то буднично добавила она. – Но с его помощью есть хоть какой-то шанс восстановить память Ады Афельберг. Это единственное, что уцелело из её сознания, и воспоминание очень ценное. С целительской точки зрения, я рассматриваю его только так, – добавила она, опуская руку в карман лимонного халата. – Как доказательство чего-либо его никто и никогда не сможет использовать, этого опасаться глупо. И потому я прошу тебя вернуть мне материал, когда посмотришь его. Он даёт хоть какой-то шанс и, поверьте, угрозы не несёт. Впрочем, вы и сами всё понимаете, – добавила она, останавливаясь взглядом на Джинни. Рыжая ведьма выглядела недовольной и даже раздосадованной. – Вот, возьми, – Полумна вынула плотно закупоренную колбу с клубящимся внутри белым туманом мыслей и протянула её Гермионе.

Наследница Тёмного Лорда с внезапным замиранием сердца взяла из её теплых пальцев стеклянную колбу и быстро сунула в сумочку, поймав краем глаза полуавтоматическое, вовремя сдержанное движение Джинни, хотевшей перехватить руку Полумны на лету.

– Очень красивая девочка, – сказала миссис Лонгботтом, задерживая взгляд на спящей в коляске Генриетте. – Хорошо, что хоть она в безопасности. – Полумна говорила искренне, но Гермиону внезапно пробрало дрожью от этих простых слов. – Всего хорошего, девочки. И, Джинни, поздравляю тебя.

– С чем? – с внезапной бессильной злобой спросила младшая Уизли, вздрагивая.

– М… – неопределённо улыбнулась бывшая когтевранка, – с тем, что и ты можешь не переживать о жизни своих детей, – а потом добавила с ноткой меланхолии: – Главное, не загубить их души.

И с этими словами Полумна, ещё раз улыбнувшись ведьмам, развернулась и зашагала к двойным стеклянным дверям, на ходу что-то приглушенно насвистывая.

Джинни молча проводила её глазами, прикусив нижнюю губу и о чём-то напряжённо размышляя. Но она не дала Гермионе поймать своего взгляда: быстро стряхнув оцепенение и развернувшись, толкнула коляску к выходу.

На улице было шумно и многолюдно. Некоторое время обе ведьмы хранили молчание. Гермиона шла следом за катящей коляску Джинни и пыталась игнорировать неотвязные мрачные мысли, клубившиеся в голове.

– Не смотри этого воспоминания, – внезапно сказала младшая Уизли. Она шла немного быстрее Гермионы, опережая её так, что невозможно было заглянуть в лицо и увидеть глаз.

– Почему? – с лёгким вызовом спросила Гермиона. – Что там такое?

– Не знаю. И тебе тоже знать ни к чему. – Она остановилась и, оглядевшись, направила палочку вглубь коляски Генриетты, сотворив в ногах малышки широкие солнцезащитные очки. Затем ведьма убрала палочку и быстро надела их.

Гермиона наблюдала за её действиями с мрачной решимостью.

– Отдай мне флакон, – сказала Джинни, поворачиваясь к ней. – Я отошлю его Полумне. Обещаю.

– Нет.

– Гермиона, послушай меня. Тебе не нужно смотреть этого воспоминания. Что бы там ни было.

Молодая ведьма подняла бровь. В стёклах новых очков Джинни она видела отражение своего посеревшего лица.

– Кто такая Ада Афельберг? – тихо спросила наследница Тёмного Лорда.

Джинни молчала почти полминуты, а потом отвернулась и толкнула вперёд коляску.

– Супруга Уинстона Рендольфа Афельберга, предыдущего председателя британского филиала Международной конфедерации магов.

– Предыдущего? – тихо спросила Гермиона, убыстряя шаг, чтобы поспевать за ней.

– Афельберг покинул Королевство, – не останавливаясь, бросила Джинни. Они уже подходили к стоянке такси, – есть сведенья о том, что он скрывается в Канаде. В любом случае на похоронах он не был и супругу свою не проведывал.

– На чьих похоронах?

Джинни досадливо дёрнула плечами, но было поздно – неосторожное слово уже сорвалось.

– На похоронах Амалии Афельберг, – как можно непринуждённее сказала она.

– Дочери?

– Да. – Они подошли к одной из пустых машин, и Джинни с еле скрываемым облегчением дёрнула дверцу.

– Давайте подсоблю вам, мадам, – учтиво выскочил из салона водитель-маггл, помогая Джинни уложить в багажное отделение сложенную коляску. Гермиона молча покачивала на руках спящую Етту.

– Поехали.

Она села на заднее сиденье вместе с Джинни, и до того, как водитель занял своё место, младшая Уизли успела сказать ещё раз тихо, но настойчиво:

– Не смотри это воспоминание, Гермиона.

Я побывала в поднебесье –

Там слишком жарко и светло,

Струятся радужные песни,

И всё так просто и… смешно.

А мне бы блеска полнолунья,

Лесов, закутанных в туман,

В глазах – свободы и безумья,

И ловко сотканный обман.

Чтобы по-волчьи улыбаться,

Ловить дыханья сбитый ритм,

И бесконечно упиваться

Разверстым остовом земным.

Я не такая, как другие,

И мне легко стремиться в ад!

Я отлила сама те гири,

Что нынче на весах лежат.

И я смеюсь в лицо тем многим,

Что всё дают советы мне –

Безликим сирым и убогим,

Таким блаженным на земле!

Я буду демоном в Геенне,

Носящим в пригоршнях огонь,

Мы с однодумцами моими

Поднимем кубки за Него!

И прямо в середине ада

Хлебнём кипящую смолу!

Вот нам награда и услада –

Себя и жизнь отдать Ему…

– У тебя есть Омут памяти?

Люциус смерил Гермиону задумчивым взглядом поверх полупустого бокала эльфийского вина.

– Найдём, – чуть прищуриваясь, ответил он.

Гермиона задумчиво выпустила изо рта дым, заклубившийся причудливыми завитками.

– Отвратительная маггловская привычка, – заметил старший Малфой.

– Ты говоришь, как моя бабушка Джин, – усмехнулась ведьма. И, помолчав, добавила: – Не спросишь, зачем мне Омут памяти?

– А ты ответишь?

– Пока нет, – немного подумав, вздохнула Гермиона.

– Так зачем же тогда спрашивать? – ухмыльнулся её собеседник, ставя бокал на стол. – Пойдём?

– Пойдём, – решительно сказала ведьма и встала, прихватывая висевшую на спинке стула сумочку. – С этим нужно покончить.

* * *

Люциус поставил неглубокий сосуд из чёрного мрамора, опоясанный по краю резными письменами и символами, на небольшой столик в комнате с камином, где когда-то так часто наследница Тёмного Лорда проводила время со своим отцом. Сосуд был пуст, и гладкий мрамор внутри отливал в свете зажжённых в комнате свечей. Гермиона стояла, в странном оцепенении смотря на Омут памяти и чувствуя какую-то слабость в ногах.

– Кадмина, с тобой всё в порядке? – тихо спросил Люциус, внимательно изучая бледное лицо молодой ведьмы. – Помощь нужна?

– Нет, спасибо. Оставь меня одну, хорошо? – твёрдо попросила она.