– Не время острить, Гермиона! – счастливо улыбнулся Гарри. – Чаша уничтожена!

_________________________________

1) Цитата из знаменитого произведения Алана Милна «Вини-Пух и все-все-все».

* * *

– Что? Как? – рука инстинктивно метнулась к кулону на шее и сжала его.

– Пошли, я всё тебе расскажу.

Нельзя было не отдать должное Ордену Феникса. Чистая, быстрая и точная работа. Вот вновь – очередная ошибка Дамблдора. Секретность? Зачем?

И какая это ошибка?

Действительно ли опасение за жизнь орденовцев, желание оградить их от таящейся в Хоркруксах опасности; боязнь утечки информации к Волдеморту? Или Тёмный Лорд прав – и Дамблдор виртуозно строил свою шахматную партию, не желая давать кому-либо ещё верховодить фигурами, да и опасаясь приблизить эндшпиль(1)?

Неважно. Суть в том, что сам Дамблдор действовал медленно и с потерями для себя (в итоге – колоссальными). Целая же группа свежих голов – сильных и умных волшебников, справилась с поставленной задачей в кратчайшие сроки. Достойно восхищения.

Это с самого начала было опасно и всего лишь пришло к логическому концу. Раньше ли, позже ли – не так уж важно. Тем более больше ни один Хоркрукс Тёмного Лорда в руки Гарри Поттера не попадёт.

Наверное, Гермиона всё же была ужасной эгоисткой, потому что даже прогремевшая громом среди ясного неба новость не смогла омрачить её поистине прекрасного настроения.

Осознание случившегося пришло утром. И на некоторое время просто парализовало Гермиону в постели. Все силы покинули тело.

Чаша Пуффендуй уничтожена. Медальон Слизерина, Нагайна, кулон на её шее – вот и всё, что осталось на страже жизни её отца. Отца, который даже ещё не знает о том, что в отряде его надёжной охраны пал один воин, находившийся доселе в плену.

Гермиона прибежала к Генри ещё до обеда. Она помчалась в его кабинет сразу, как только нашла в себе силы подняться с постели и принять решение. Теперь она ждала.

Слова написанной наскоро записки беспрестанно крутились в голове гриффиндорки. Каково это – таким образом узнать столь страшную новость? Что теперь будет делать Тёмный Лорд? И что делать ей?

Генри ушёл на несколько часов, и Гермионе пришлось пойти в Большой зал на обед, а потом сделать вид, будто она уходит в библиотеку, и с горой учебников вновь спуститься в подземелья. Чтобы отвлечься от пустых мыслей она даже начала писать сочинение по изучению древних рун для профессора Бабблинг, но у неё ничего толком не выходило.

Наконец Генри возвратился назад.

– Ну что? – живо оторвала взгляд от потерявшей всякую актуальность ещё в прошлом веке книги Гермиона. – Что он сказал? Он что-то написал мне?

– Он задумался, – снимая мокрый от подтаявшего по дороге вниз снега плащ, ответил Генри. – И велел успокоить тебя и попросить не пытаться решать чужие проблемы. Хотя бы во избежание роста оных.

– Он ничего не передал мне? Даже записки?!

– Тёмный Лорд велел передать, чтобы ты оставила думать о том, что написала ему, чтобы вообще о том позабыла. Тёмный Лорд со мной по понятным причинам не так откровенен, как, возможно, с тобой. Но он велел донести, что всё действительно в порядке и что ты не должна больше беспокоиться по этому поводу. Он разберётся сам.

– Всё действительно в порядке? – повторила Гермиона.

– Я не знаю ни того, что Тёмный Лорд на самом деле подумал, ни того, что, возможно, мог бы тебе лично сказать. Но мне велено успокоить и отвлечь тебя. Кадмина, Тёмный Лорд совершенно прав – к чему тебе вообще думать о том, что тебя, судя по всему, не касается?

– Забавный вопрос. А о чём мне думать?

– Забавный ответ, семикурсница-гриффиндорка, заведшая роман со своим преподавателем.

– Ууу, а в эту часть нашего досуга ты mon Père посвящал? – спросила Гермиона, вставая из-за стола.

– Вслух – нет.

– Звучит, как приговор.

– Не думаю, что у меня могут быть тайны от Тёмного Лорда. Даже если мой язык не выдавал их никогда.

– А где же гордость, самоуважение, желание быть личностью и никого не бояться? – Гермиона подошла ближе.

– Всё на месте, не переживай. А не бояться Тёмного Лорда, да ещё и афишировать это перед его дочерью – поведение, достойное лишь очень глупой личности.

Он сидел на подлокотнике мягкого кресла, а она стояла рядом, глядя в его бездонные зелёные глаза.

– Я люблю тебя, – второй раз самовольно вывел её язык, а губы в такт ему расплылись в улыбке.

Гермиона чуть наклонилась вперёд, целуя замёрзшие, влажные губы. Через секунду она сидела у него на руках, а пальцы почти неосознанно расстёгивали пуговицы его рубашки.

– А ты не слишком ли спешишь, ребёнок? – почти шёпотом, с трудом сдерживая себя, спросил Генри, не желая разжимать объятий.

– Я уже не ребёнок. – Гермиона скинула мантию на пол, чуть подталкивая его в глубину креслоа. – И ты это прекрасно знаешь…

Странно, но на этот раз серебряный кулон совсем не давал о себе знать.

__________________________________________________

1) Заключительная стадия шахматной партии.

* * *

– Вот, выпей это.

– Что тут? – Юная гриффиндорка послушно хлебнула солоноватую бесцветную жидкость.

– Альтернативный испытанному тобой ранее способу вариант борьбы с увеличением рождаемости в Великобритании. Действенен, правда, только первые двенадцать часов после поползновений её повысить…

Странный это был вечер. До того хороший, что казался нереальным. Гермиона прислушалась к себе – она чувствовала умиротворение и покой, тепло и что-то ещё, что возникало теперь каждый раз, когда она смотрела на Генри или просто думала о нём. Ведьма не могла подобрать слова для описания этого ощущения. Может быть, трепет… Какое-то волнение… Или не волнение. Она не могла понять. Но было ясно, что с ней происходит что-то новое и… прекрасное.

* * *

Зима закончилась. Даже, может быть, две зимы. И весна, пора любви, заняла не только широкие хогвартские просторы, но и бескрайние поля в сердце Гермионы. То, что происходило с ней, она пока ещё только предчувствовала и не понимала разумом.

Зато перемену природы видели все.

Снег стаял и исчез, обнажив отдохнувшую и с новыми силами готовую делать мир прекраснее землю. Первая слякотная и промозглая неделя марта пролетела быстро, уступив место расцветающей весне. На деревьях назрели почки, пробилась первая зелёная трава, небо поголубело и унеслось куда-то ввысь, раскидывая свою бесконечную синь над просторами школы. Озеро оттаяло, и на его поверхности всё чаще можно было наблюдать дрейфующего где-то в центре Гигантского Кальмара, тянущегося к молодому и пока ещё не уверенному солнцу.

Надвигались экзамены. Но перед последним, летним триместром, веющим прощанием с Хогвартсом, предстояли ещё долгожданные для каждого студента – да и преподавателя – Пасхальные каникулы.

Гермиона тоже ждала их. Ждала и опасалась. И наконец, взвесив все «за» и «против», решилась на очень важный шаг. Очень важную просьбу. Обдуманную много раз и, в конце концов, утверждённую с полной уверенностью в правильности принимаемого решения.

«Mon cher Père!

Я долго думала и поняла, что дядюшке лучше провести эти праздники с сыном. Это будет честно по отношению ко всем. Где он там? Полагаю, и тётя будет рада, когда её муж присоединится к семье в Пасхальные дни. Я уже скоро прибуду, через два дня начинаются каникулы, скучаю по тебе и Maman. Хочу поскорее увидеться.

С нетерпением ожидаю встречи, твоя К.»

Серая школьная сова взмахнула крыльями и улетела вдаль, унося с собой Люциуса Малфоя куда-то далеко за пределы Великобритании… И жизни Гермионы Не-Грэйнджер.

апд: часть текста в последний раз сплагиачена у мамы Ро

Каникулы начались, и трое уже не друзей разъехались в разных направлениях. Гермионе было жаль покидать Хогвартс и Генри, жаль расставаться с последним на две долгие недели. И немного страшно признаваться во всём Волдеморту.