И вскоре волчица поглотила его.

Казалось, она не насытилась этим небольшим зверем: когда от него уже ничего не осталось, нос всё ещё жадно ловил запах сырого мяса на обагрённой кровью земле.

Гермиона отошла к ручью и стала жадно пить холодную, пахнущую тиной воду…

…Тэо сидел у самого костра на клетчатом пледе и курил, прислонившись спиной к поваленному дереву. Светало. Лес из чёрного стал сизым, крепчал утренний мороз. Пошёл лёгкий, почти невесомый снег.

Гермиона вышла на опушку и медленно подошла к волшебнику. Тот поднял руку, потрепал её по холке.

– Наелась?

Гермиона заскулила.

– Хорошая девочка.

Он выбросил в костёр недокуренную самокрутку и вытащил палочку. Ведьма закрыла глаза. Она чувствовала, как снова изменяются все её кости, как становится эластичной кожа и втягивается вовнутрь шерсть, как трасфигурируется всё там, в глубине… Почему-то было совсем не страшно, что он что-то сделает неправильно и навредит ей…

Действительность теряла запахи: они угасали и вскоре исчезли совсем. Приглушёнными стали звуки утреннего леса. Гермиона шевельнулась, открыла глаза, будто немного ослепшие – таким плохим было её зрение в сравнении с зоркостью волка. Мир опять преобразился. И стало ещё холоднее.

Гермиона, совершенно нагая, испачканная в грязи и крови, сидела на валежнике. Медленно падал и тут же таял пушистыми хлопьями снег.

Тэо опустился рядом с ней и погладил по спине; властным жестом поднял её голову, вгляделся в лицо.

В сознании промелькнуло воспоминание о задранном лосёнке, и что-то, похожее на отвращение, шевельнулось внутри. И тут внезапно Тэо с силой толкнул её в грудь, поваливая на землю, и схватил за горло.

Гермиона, меньше всего ожидавшая чего-то подобного, дёрнулась в бессильной обиде – у неё не было сил освободить свою шею от этой поистине стальной хватки.

Быстро перестало хватать кислорода, закружилась голова. Кровь бешено пульсировала, всё её естество, казалось, собралось вокруг его пальцев, реальность покачнулась, уплывая куда-то прочь. Похолодели губы.

Она даже не пыталась сопротивляться, только сжала своими руками его кисти – но вскоре отпустила и их. Силы покидали организм синхронно с оставляющей разум действительностью.

Было что-то сладкое в этих немеющих губах и дурманящей слабости, что-то пульсировало уже не только на шее, там, где в передавленных артериях готова была фонтаном взорваться кровь, но и внизу живота. Темнело в глазах. И тревожный зуд поселился в груди, где-то на кончиках затвердевших сосков. А руки и ноги наоборот ослабели и безвольно рухнули на валежник.

Он отпустил её внезапно, и волна опьяняющего воздуха хлынула из внешнего мира, с которым она уже почти рассталась, словно цунами. Дурманящий, он накрыл с головой и вместе с кислородом в тело вернулись силы, волной смывающие охватившую первым делом квёлость. Вспыхнуло вновь распалённое на пике удушья желание.

Её раны затянулись и были после возвращения в человеческий облик будто старыми, полученными несколько недель назад. Они почти не болели.

– Я. Хочу. Тебя, – раздельно проговорила Гермиона, глубоко вдыхая холодный воздух.

– Кто бы сомневался, – отрывисто бросил Тэо.

Вдруг он с неожиданным проворством схватил её обнажённую ногу и перекинул через себя. Сорвал и отбросил в сторону мантию – под ней ничего не оказалось. Резким движением Тэо вошел в её тело, закинув руки ведьмы за голову и с силой вдавливая их в землю. От его грубых движений сухие колючки и камушки вонзались в спину и ягодицы. Тэо ускорял темп. Потом внезапно остановился и заставил её сменить положение – вот уже колени ведьмы больно вжаты в промёрзлую землю, а он навалился сверху, руками прижимая её голову к палой листве. Сухой валежник попал в рот – вкус у него был неприятный, заплесневелый. Плевать.

В какой-то момент Гермиона взвыла от удовольствия так же, как она выла, волчицей выслеживая дичь ночью под сенью этого леса. Страсть бурлила внутри, придавая немыслимых сил – хотелось, чтобы всё это продолжалось вечно, никогда, никогда не прервался этот дикий, полуживотный и грубый акт, почти насильственный.

Сердце бешено колотилось внутри, где-то в районе шеи, разгоняясь до ритма совершенно нечеловеческого. Кровь стучала в висках, а тело, казалось, начало неметь от длительного напряжения экстаза.

Когда всё закончилось, Гермиона без сил повалилась на землю и перевернулась на спину. Тэо накрыл её пледом и протянул зажжённую сигарету.

– Ну, вот, – сказал он после того, как нагая ведьма сделала первую глубокую затяжку, – теперь ты готова.

– К чему? – хрипло и упоённо спросила Гермиона.

– К тому, чтобы сорвать первый раскалённый обруч.

– Почему же ты раньше мне всего этого не рассказал?!

Гермиона с возмущением смотрела на призрак графа Сержа, сидя на столе в полутёмном кабинете Тэо. Южнодакотский клабберт, повисший на прутьях большой клетки и с интересом наблюдавший за беседой, гортанно завизжал и ударил себя перепончатой ладошкой в грудь. Алая пустула на его лбу вспыхнула, словно лампочка маггловской рождественской гирлянды.

Гермиона скрестила руки.

– Вы двое запретили мне пять лет назад, – пожал плечами граф, кивая на молодую ведьму и стоящего чуть в стороне от неё Тэо. – Велели рассказать сразу только Тёмному Лорду, который прибудет за тобой, а ему, – граф снова указал на Тэо, – поведать, лишь когда он сам решит помогать тебе. Всё исполнено.

– Полдесятилетия я сходила с ума от ненависти, и Твоё Сиятельство лишь теперь изволило рассказать мне о временной петле?! – возмутилась Гермиона.

– Более того, ты сама, вернувшись в прошлое, прикажешь ему сделать то же самое, – подавая голос, примирительно заметил Тэо. – Не стоит играть со временем, это чревато очень серьёзными последствиями.

– Не прикажет, а попросит, – елейным тоном заметил граф.

– Нижайше извиняюсь.

– Значит, – Гермиона закурила очередную сигарету и внимательно посмотрела на графа Сержа, – после того, как ты отыскал для меня пещеру, и я ушла в неё, тогда, в России, вскорости из ниоткуда появились мы с Тэо?

– Трансгрессировали, – поправил граф. – Именно так. Сначала я этого не понял и несказанно удивился твоему появлению в обществе неизвестного мне волшебника. Впрочем, ты изменилась. И больше не была беременна. В тот момент я как раз раздумывал, понадобится ли тебе помощь – и тут возникли вы. Объяснили мне всё и просили моего содействия. Просили пойти в пещеру вслед за тобой тогдашней и помочь освободиться, а когда ты направишь свою палочку на обидчика и произнесёшь смертельное проклятье, прочесть формулу Таднзáра-Аба-Азá. Разумеется, так, чтобы ты не услыхала её.

– Замедление сущего? – удивилась Гермиона. – Что-то я не возьму в толк, как это может помочь.

– Смертельное проклятье, угодившее в человека, нейтрализовать уже невозможно, – профессорским тоном пояснил граф Серж. – Но если в нужный момент произнести формулу Таднзáра-Аба-Азá…

– Молекулы тела замедлятся, все процессы внутри станут проходить на много порядков медленнее, – досадливо перебила Гермиона. – И он умрёт не сразу, но что же из того? Ведь что бы с ним не делали в это выигранное время, оно покажется его сознанию парой секунд.

– Ты целила своим проклятьем в сердце, ведьма, – хмыкнул граф, – и оно начало распространяться оттуда. Я наложил формулу Таднзáра-Аба-Азá на всё тело того колдуна, кроме мозга. Он продолжал осознавать и чувствовать каждый дюйм действительности, – по-мефистофельски развёл руками граф.

– Сколько? – коротко спросила Гермиона, чувствуя, как начинает бешено стучать её сердце.

– Сорок семь минут.

– Браво, граф! – отозвался Тэо с неприкрытым, но каким-то ироническим восхищением. – Вы настоящий мастер!

– Лестно это слышать, – не без сарказма кивнул ему призрак.

Гермиона смотрела на клабберта, обгладывающего скелеты маленьких ящериц на дне своей клетки. Сорок семь минут наедине с Драко Малфоем. Сорок семь минут мести.