— Получилось! Сладилось! –прервала мои воспоминания Ксения.

Жена ворвалась в мой кабинет, чего не было еще никогда. И такая счастливая была при этом, что не хотелось и указывать супруге про ранее договоренное, что кабинет — это для всех вход только с моего разрешения.

— Что сладилось? — спросил я.

— Так это… — жена замялась.

— Супружничал он с ней! — выпалила Ксеня.

— Кто? С кем? — заинтересовался я.

Отчего-то самое личное, интимное, часто интереснее, чем многое иное. Даже мне постельные истории интересны, тем паче, что они происходят в этом целомудренном времени и еще в Кремле.

— Так фряз тот — художник. Я… прости, без твоего ведома, приставила Лукерью к нему, да пообещала подарки добрые, коли она поступится своей девичьей честью, — просила прощения жена, но было видно, что ни чуточку не сожалеет о содеянном.

И кто скажет, что нет в мире магии? Как получается, что я только задумывался о том, что сделать, а моя жена уже все организовала. Видимо, у нее было больше мотивации. Ревность может подвигнуть на многое.

— Рассказывай! — сказал я с некоторым задором.

Мне было неприятно думать, что Караваджо садомит. И хорошо, что он не смог устоять перед Лукерьей. Да я его в этом понимаю — девка огонь. По рассказам Ксени, художник сразу же предложил деве стать натурщицей для одного из образов на его картине, ну а после, как увидел девушку в полном товарном виде, не устоял. И теперь, когда я стану смотреть на произведение искусства религиозного характера, то в экспозиции, где киевляне радостно идут в Днепр для крещения, увижу лицо Лукерьи и… мысли будут о том, что шедевр имеет и элемент грехопадения. Но я это переживу, а другим не обязательно знать. Но кто его знает, сколь разные пути Господни!

Викарный архиерей Исидор сидел на лавке и стеклянными глазами смотрел на горящую свечу. Он уже поразмыслил, где сделал главную ошибку, но и пришел к выводу, что к такому сопротивлению своей деятельности не был готов. Исидор поступал так, как его учили и все могло получиться. Но… не получилось.

То, что не все идет гладко, Исидор, понял еще вчера. Когда он вернулся в патриаршую усадьбу после очередной, судьбоносной встречи с агентом. Он увидел подозрительные тени трех человек, которые дежурили у ворот. Иезуит, было дело, хотел бежать, но посчитал, что слежка уйдет, или лучше бежать через калитку, что была в противоположной стороне от ворот. Но и там были тени. А по утру, когда можно было уйти с другими прислужниками патриарха, усадьба была взята чуть ли в осаду. Тот, кто выходил из ворот, уже не возвращался. Исидор специально, под надуманным предлогом просил сходить одного монаха-писаря в соседнюю церковь и быстро вернуться. Тот не вернулся.

А так хотелось, как минимум, отомстить Листову и Караваджо… Нужно было понять, что страх русского дворянина Листова, который трясся на встрече, был связан не с тем, что операция входила в завершающую фазу и тот опасался провалить дело. Листов боялся потому, что его уже вели и использовали.

— Византийцы! — зло прошипел иезуит.

Ну, да, а кто еще в своем коварстве мог бы сравниться с Орденом, как не эллины? Может только римляне?

— И почему я не убил эту девку? — сокрушался Исидор, вспоминая, что самолично подавал квас царице, когда та приезжала к патриарху.

Но смерть годуновской ведьмы, каковой иезуит считал Ксению, после того, как она смогла найти противоядие и спасти себя от отравления, не решила бы всех проблем. Напротив, самозванец, мог поступить очень жестко, особенно, если бы догадался о деятельности иезуитов. Так что травить нужно только государя.

Московия должна была пойти под руку Папы Римского и все к тому шло. У власти тайный католик — Димитрий, у него жена католичка — Марина Мнишек, польские интересы во главе угла… Знать в достаточной степени лояльна. А скоро присоединение к Брестской церковной унии, или к Флорентийской — не принципиально. Главное, что униаты подчиняются воле Папы. А там… православие не будет иметь собственного государства, не сможет хоть как-то влиять, признает главенство Римской церкви.

— Господи, прости мя грешного! — сказал Исидор и не озаботился тем, что он на самом деле католик, а перекрестился на православный манер.

Бокал с прекрасным вином, изготовленного из лучшего винограда, что наливался соком под благословенным римским небом, выглядел зловещим. Исидору было нелегко, да чего там — невыносимо сложно выпить отравленный напиток. Но… он сделал это.

Москва

24 мая 1607 года

От сердечного удара, скоропостижно, скончался патриарх Игнатий. Именно так звучало официальное объявление устной газеты «Правда». И в этой заметке, вызвавшей шквал эмоций у москвичей, не было зловещей лжи, может только чуточку недосказанности.

Игнатий, действительно, умер от инфаркта или инсульта, насколько я мог диагностировать то, что случилось с патриархом. Лишь незначительно помогли бывшему патриарху быстрее отправиться на Суд Божий. Где-то не оказали никакой медицинской помощи, хотя он в этом нуждался, ну и подстегнули быструю смерть. Травить-то его собирались медленно, чтобы не вызвать подозрений.

И мне жаль, но не того, что Игнатий умер, а того, что к этому оказалась причастна Ксения. Ксения составила яд. Многогранная она женщина. Только уже стал воспринимать жену, как покладистую, любящую женщину, но она напомнила, что внучка Малюты Скуратова.

Я рассказал жене о ситуации и о том, что не могу более оставлять Игнатия патриархом. Вот только недавно старался сделать все так, чтобы сохранить преемственность, привлек почившего уже ныне Иова… И сам же собирался лишать сана Игнатия. Слухи о том, что в его свите был иезуит, который пытался отравить царскую семью, просочились бы и так. Если мои службы не проболтались, то и всякого рода церковники, которые проживали, или приходили в патриаршую усадьбу, могли сопоставить факты. Может были и те, кто знал о деятельности викария Исидора.

Потому, и не только, но слухи стали распускать с моего на то позволения. Если народу не дать объяснений, да при условии наличия отрывочных сведений, то фантазия людей не будет знать границ. А еще рассказы про зловещих иезуитов нужны для пропаганды. Для создания образа врага, который подлыми методами, не гнушаясь ничего, хочет украсть православие у русского народа — это то, что вписывается в современные реалии и соответствует моим целям.

Так что не выдержал Игнатий позора и помер. Сам умер, конечно, потому как нельзя полоскать институт русского патриаршества. Нужно, чтобы своим благонравием православные иерархи разительно отличались от Римских Епископов, погрязших в распутстве. Так что повсеместно звучал нарратив, что патриарх не знал и был обманут.

Еще до того, как Игнатия не стало, а вся его свита была арестована и давала показания, я отправил за Гермогеном и за Арсением Элласонским. Первый так и не выполнил мою волю и не отправился в Сибирь. Он собрался это сделать и мне об этом докладывали, готовил большой обоз, набирал людей, как будто собирался целое государство основывать в Сибири. Уже полторы тысячи крестьян нашел, чтобы с ними отправиться. Не хотел, видимо, Гермоген самолично репу высаживать.

Я уже было дело хотел поспособствовать более быстрому отъезду Гермогена, но тут стал задумываться о нужности Игнатия. Кроме того, меня заинтересовали сборы церковного иерарха и я даже собирался в этом и подсобить, как только закончатся весенне-летние военные компании. Так и так собирался отправлять серьезные экспедиции к Енисею, а тут все почти готово.

Что касается Арсения Элласонского, то этой личностью я заинтересовался не сегодня и даже не вчера. Умнейший человек. Работал ректором православной братской школы во Львове, издавал греко-славянскую грамматику. Как минимум, я его прочил в преподаватели будущей семинарии.

Но были и с ним некоторые нюансы. Он тоже был одним из тех, кто приезжал в Московское царство с Константинопольским патриархом, а после побывал и в Речи Посполитой, что создавало почву для сомнений в благонадежности. Но нельзя же разбрасываться умными людьми? А иезуитскую ересь, коли она есть в Арсении, выжжем. Думаю, что после разговора и того, как я покажу липовые бумаги, указывающие, что Элласонский иезуит, многое проясниться. Хотя мне очень бы хотелось, чтобы никакого прояснения не случилось, и Арсений — нынче Архангельский епископ — работал на благо государства и церкви, которые пока есть суть единое целое.