Не выбираясь на асфальтированную дорогу, ведьма накинула поводья на крепкую ветку и опять попыталась трансгрессировать – всё так же безрезультатно.

По шоссе она ехала уже не шагом, а лёгкой рысью. Десять минут, пятнадцать. Осадив Артемиду, Гермиона свела её с дороги, привязала к дереву, похлопала по спине и… Не смогла никуда исчезнуть.

Это было совершенно, принципиально невозможно. Охватить блокирующими чарами такой периметр нельзя, это противоречит всяческому здравому смыслу.

Дрожащими от волнения пальцами, Гермиона отвязала лошадь, выбралась на дорогу и галопом поскакала вперёд.

Ни через десять, ни через двадцать минут, ни через полчаса её попытки трансгрессировать не увенчались успехом. Ведьма с трудом представляла, насколько далеко она уже от Васильковки.

И тут внезапно ей стало жутко. Пустынная трасса, с двух сторон окружённая безмолвным лесом, начавшая уставать лошадь и неведомый враг, способный на такое невероятное колдовство. А Генри, ослабленный этим дурацким недомоганием, остался там один – и добраться до него быстро у неё, Гермионы, нет никакой возможности.

Ведьма развернула лошадь и во всю прыть помчалась обратно в Васильковку.

От долгого карьера(1) стало сводить живот. «Потерпи, Энни, потерпи, малыш», – шептала Гермиона, закусывая губу. Зачем, зачем она так далеко заехала? Может, эти чары не на местности, а на них с Генри. Нет, бред: а портал? А почтовые заклинания?

Ребёнок явно был возмущён столь халатным к себе отношением. Глаза слезились от режущей боли, но Гермиона не сбавляла скорости. Грудь неприятно жёг серебряный кулон.

__________________________________________

1) Самый быстрый аллюр, ускоренный галоп, скачка.

__________________________________________

Через час она влетела в деревню, распугав кур на главной васильковской дороге, и соскочила с лошади в саду Петушиных.

– Ева Бенедиктовна, что стряслось? – охнул Гришка, вытаращив глаза.

– Герман Фёдорович в доме? – быстро спросила Гермиона. – Ничего не случилось?

– Н-ничего, Герман Фёдорович болеют – так Алексей сказал.

– Хорошо. Гриш, отведи Артемиду Лёшке в участок, пожалуйста. Только напои её.

– Будет сделано. Вы обедать-то будете?

– Нет. Я к мужу пойду.

Не без замирания сердца входила Гермиона в снимаемые у Петушиных комнаты. Она почувствовала настоящее физическое облегчение, когда увидела Генри – бледного, покрытого испариной, с глубокими синяками под глазами: но живого и невредимого.

– Ну что? – облизывая пересохшие губы, спросил он, поднимаясь на подушках. Выглядел её супруг, надо отметить, прескверно.

Гермиона отрицательно покачала головой.

– Я не могу объяснить этого, – сказала она. – Я уехала на много миль по шоссе. Очень, очень далеко – и ничего.

– Плохо, – лихорадочно выдохнул он, поблёскивая слезящимися глазами, и опять облизал губы.

Гермиона огляделась – в комнате царил бедлам. Два разобранных чемодана лежали один на полу, другой на столе, поверх бумаг и папок. Рядом стояли несколько флаконов и склянок. На полу, около дивана, на котором лежал Генри, стопкой высились старые, потрёпанные книги. Одна, открытая, валялась у него в ногах.

Гермиона оглядела всё это быстрым, блуждающим взглядом и опять посмотрела на Генри. Он ещё больше побледнел с утра, на лбу блестели крупные капельки пота, руки, сжимающие край простыни, заметно подрагивали.

– Кадмина, ты только не волнуйся, – помолчав, сказал её муж. Его голос звучал низко, немножко хрипловато. Гермиона почувствовала боль в животе и ощутимый укол в области сердца.

– Что случилось? – быстро спросила ведьма, делая шаг вперёд.

– Не переживай, пожалуйста, – повторил Генри, ещё больше её распаляя. – Ты, главное, только не переживай, но… Мне кажется, у меня не простуда.

– А что же?

– Симптомы похожи на отравление, – осторожно сказал он, внимательно следя за реакцией супруги.

– Отравление? – не поняла ведьма. – Но что ты мог такого съесть?

– Не пищевое отравление, Кадмина, – устало сказал Генри, с трудом опускаясь на подушку. – Это похоже на яд.

– Что?! Яд?! – она почувствовала, как пол покачнулся под ногами.

– Очень похоже, – кивнул Генри. – Пожалуйста, не нервничай.

– Не нервничать?!! – в панике взвизгнула Гермиона. – Я не должна нервничать?! Что за яд? Есть предположения?

– Нет, – покачал головой её супруг, закрывая глаза. – Но это, в сущности, неважно. У нас нет с собой практически никаких ингредиентов, не получится сварить даже Универсальное противоядие. Я пересмотрел всё, что есть в наличии – определение вида яда не сможет ничего изменить.

– Что значит «не сможет изменить»?! – Гермиона впадала в панику. – Что ты такое говоришь?! Надо же что-то делать!

Она стала быстро ходить по комнате, пытаясь унять дрожь. Мысли путались в голове.

– Я еду в монастырь к брату Гавриилу, – наконец сказала ведьма, останавливаясь. – У него должны быть какие-то запасы трав. И если он имеет ко всему этому хоть какое-то отношение – я это узнаю! – она запнулась. – Генри… Ты вообще… как?

– Терпимо, – сказал её муж, не открывая глаза.

Гермиона невольно отступила на шаг, чувствуя, как её охватывает ледяной ужас…

* * *

Она вылетела из домика и наложила на комнаты сильные защитные чары.

– Ева Бенедиктовна, всё нормально? На тебе лица нет! – спросил Тихон Фёдорович, распиливавший во дворе какие-то доски.

– Нет, – не останавливаясь, бросила Гермиона, почти бегом устремляясь к участку. – Я скоро вернусь!

Лёшка курил, сидя в теньке около жующей сено Артемиды. Увидав Гермиону, он вскочил и побледнел.

– Что случилось?!

– Лёша, можешь отвезти меня в монастырь? – спросила Гермиона, протягивая ему ключи от машины. – Герман заболел, а мне нужно сделать это быстро и срочно.

– К-конечно, сейчас только Дмитрия Сергеича предупрежу, – кивнул Лёшка и поспешил в здание участка.

Гермиона нервно переступила с ноги на ногу. Она чувствовала, как внутренности сжимает леденящая рука ужаса, к тому же всё еще болел от быстрой скачки живот, и жар кулона Когтевран раздражал кожу – но снять его она даже не пыталась.

– Давайте на моей! – крикнул Лёшка, спускаясь с крыльца и кивая в сторону видавших виды «Жигулей».

– Ты только, пожалуйста, быстрее! – попросила ведьма, послушно усаживаясь в салон.

Но машина, к вящему изумлению Алексея, заводиться не пожелала.

– Лёшенька, прошу тебя! – простонала Гермиона. – Бросай эту рухлядь! Поедем на нашей.

– Да она всегда отлично работала! – обиделся на «рухлядь» парень.

Но Гермиона не слушала – она уже бежала ко двору Петушиных, к новенькому джипу, на котором они с Генри приехали в Васильковку.

Но только и эта машина не завелась. У Гермионы мелькнула страшная мысль. Лёша был в смятении.

– Что-то не пойму… Да вы подождите: я свою старушку починю, с ней всё в порядке!

– Мне нужна лошадь, – быстро решила Гермиона. – Я возьму Артемиду.

– Помилуйте, Ева Бенедиктовна! Она ж издохла вся! Я вам хорошего коня дам, свежего.

– Хорошо, – нетерпеливо кивнула ведьма. – Только быстрее! Пойдём.

Через десять минут Лёша ввёл во двор участка двух красивых скакунов белой масти.

– Я поеду с вами, – сообщил парень.

– Нет, – отрезала Гермиона. – Лучше оставайся здесь и постарайся найти какой-нибудь работающий транспорт. На всякий случай.

– Но, Ева Бенедиктовна!..

– От этого будет куда больше пользы, – прервала ведьма. – И я очень спешу.

– Хорошо. Это – Вихрь, – он похлопал по спине более крупного коня. – Очень быстрый, но смирный. Идёт гладко.

– Спасибо, Лёша, – кивнула Гермиона. – Я скоро вернусь. Германа Фёдоровича не тревожь. И, умоляю, отыщи машину!

* * *

До монастыря она добралась минут за сорок – ни на миг не сбавляя карьера. Вихрь действительно шёл гладко и быстро, но ребёнок всё равно был недоволен. К концу путешествия у Гермионы глаза слезились от резкой боли внутри.