— И двери отворяет, — подобрал рифму, чем часто сам себя развлекал, дворянин Степан Лыков, лично обязанный и преданный Ивану Никитичу Романову.

Братья не стали избавляться от тела, но не побрезговали обокрасть стольного воеводу. Обшаривая одежду и даже снимая сапоги, Лыковы размышляли почему Шаховской пришел один, хотя мог и людей привести. И пришли к выводу, что о предательстве убитого никто более не знал, иначе сопровождение было бы обязательно.

— Плохо это, работаем с остатним человеком при государе, — сказал старший брат Иван.

Болхов

23 августа 1606 года

— Степан Иванович, окстись и доверься. Все буде добре, — обращался Захарий Петрович Ляпунов к воеводе Болхова Степану Ивановичу Волынскому.

— Захарий Петрович, да, кабы не бумага от Государя, уж, прости, но откровенно, и говаривать с тобой не стал бы. Так что, ты прими яко неизбежное то, что я не останусь в стороне, а буду участвовать в том подлом бою, что ты измыслил.

Волынскому было крайне непривычно подчиняться человеку, чьего имени нет в местнической книге. Однако, данный факт не становился непреодолимом препятствием. Находясь чуть ли ни с рождения в разных местах службы отца, а после и в городах собственных назначений, Волынский был лишен спесивости, гонорливости и являлся более практичным человеком. Пребывая постоянно во фронтире, на границе со Степью, весь род Волынских привык не выпячиваться, а исполнять свою работу.

— Пойми, Степан Иванович, ты можешь помешать моему замыслу. Окромя того, ехать ты должен: государь вызывает тебя, братов твоих и батюшку в Москву. Думаю я, что возвысить вас хочет государь-император, — Ляпунов продолжал уговаривать болховского воеводу

— Понимаю я. Лисовский уже хаживал со своим отрядом бод Болховым. — Кабы было у меня пять сотен казаков да стрельцов, вышел бы в поле биться. Токмо не с тремя сотнями выходить супротив более тысячи конных, — не унимался Волынский.

— Добре. Отбери лучших пять десятков, токмо сам в бой не иди, государь будет недоволен, коли помрешь, — Захарий Петрович махнул рукой.

Захарий Ляпунов и воевода Волынский стояли на деревянной стене небольшой крепости в Болхове. Они вышли туда, чтобы убедиться, что все казаки попрятались в лесах и не отсвечивают. Никак нельзя было спугнуть Лисовского.

Полковник Александр Лисовский был неуловимым. Казалось, тысяча двести человек — это уже немалое, по современным реалиям, войско, должно было медленно передвигаться. Те же казаки могли настигнуть и разбить. Любого… но не Лисовского.

Он никогда не оставался на одном месте более, чем на два дня. Маршруты отхода и набегов, очень тщательно продумывались, никаких обозов и два-три заводных коня у каждого бойца. И многие кони, по крайней мере, у польско-литовской части отряда, были благородных пород, можно сказать, гусарскими.

— Пять десятков — то мало, — продолжал давить на Ляпунова, воевода Степан Волынский.

— Воевода, я могу взять тебя под стражу. С повагой до тебя и до твоего рода отношусь, оттого и слушаю, — взбеленился Ляпунов

Захарий Петрович сильно нервничал, и его запас сдержанности в разговоре с Волынским практически исчерпался. По расчётам Ляпунова, Лисовский уже должен был находиться рядом, но ни один секрет или разъезд не обнаруживал свидетельств, что рядом прошел или находился крупный конный отряд.

— Прости, Степан Иванович, боюсь я, кабы все сладилось, — повинился Захарий.

— Кабы что иное, то в поле бы тебя вызвал. Можа, и не до смерти биться, но честь свою отстоять, — сказал Волынский, тяжело вздыхая, силясь не сорваться.

Он все еще внутренне кривился от общения с Ляпуновым, хотя тот не был худородным, да и нынче старший его брат вторым воеводой у Скопина-Шуйского пребывал. Так что род Ляпуновых будет возвышаться, а Димитрий Иванович сохранит власть, в этом Волынский уже почти не сомневался. Когда у государя появляются ресурсы для разгрома интервентов и разных банд, то правитель чувствует опору под ногами, он не концентрирует вокруг себя охранный кокон в виде множества воинов.

— Но должен же был Лисовский узнать… — озвучил причину своего беспокойства Ляпунов.

Волынский уже был в курсе сути операции, пусть и не в подробностях. Нельзя было Степана Ивановича просто отстранить от участия. Поэтому Захарий Петрович не рассказал много, но главное с воеводой согласовал. Волынский не знал, того, что было сделано и сколько уже принесено жертв. Но, если потребуется, еще больше можно принести жертв, чтобы уничтожить бешенного ляха.

Все, кто хоть что-то знал о шляхтиче Александре Лисовском, отмечали, что он, словно зверь, чует опасность. Как завлечь в засаду? Да не в простую, а так, чтобы никто не сбежал, и все двенадцать сотен убийц и грабителей попались в ловушку, из которой не выбраться? Подкараулить отряд разбойников на дороге? Во-первых, у Лисовского хорошо работает разведка. Во-вторых, за ним практически не угнаться. Нужно две заводных лошади, чтобы иметь равные возможности с лисовскими головорезами. И кони должны быть выносливыми, отдохнувшими и откормленными овсом.

Вопреки всему, такой вариант засады всерьез рассматривался. У атамана Ивана Мартыновича Заруцкого были и кони, и лихие конные наездники. Шансы оставались. Но как узнать, где именно пройдет отряд? Лисовский постоянно менял направления своих разорительных набегов, порой в последний момент самостоятельно решая, какие районы России в ближайшее время подвергнуться разорению [в РИ этот отряд не могли поймать более десяти лет, а после Лисовский пошел «шалить» в Чехию, где начиналась Тридцатилетняя война].

Нужно было что-то неординарное, чего вор не сможет до конца просчитать, и на что не мог не позариться. Дисциплина в отряде была не железная, стальная, но хитрый и расчетливый Лисовский понимал, что без учета устремлений своих людей, он не сможет держать порядок. А люди, терпя жесткость, хотели обогащения и славы.

Что может быть более лакомым куском, чем царский обоз, направленный в Крым? Ранее было вполне нормальным откупаться от крымцев, даруя тем соболей, серебро, золото, порой, и доспехи с оружием. Логичным было, чтобы Димитрий Иоаннович решил задобрить крымского хана Гази II Герая. Поэтому, когда из Москвы выходил большой обоз, ни для кого не было секретом, что именно в нем и куда он направляется. Тем более, что в Москве прямо с Лобного места было объявлено, что вот он в обозе — мир с крымцами.

Потом Серпухов, после Тула, Орел — везде распространяли слухи о том, сколь много добра везется в обозе. И там, действительно, было немало и соболей, и куниц, и серебра, и тканей.

Вместе с тем, надеяться на то, что Лисовский узнает об обозе и решит на него напасть в том месте, где нужно Ляпунову и Заруцкому, не приходилось. И охрана, первоначально, была более, чем внушительная — две тысячи воинов — казаков и стрельцов. После эти две тысячи должны были пойти в качестве подкреплений войску Пожарского в Брянске, оставляя обоз практически без охраны.

У Заруцкого были свои люди в отряде Лисовского и первоначально планировалось привлекать этих казаков, чтобы они попробовали убедить польского разбойника совершить набег и разграбить царский обоз. После отошли от подобной идеи. Иван Мартынович Закуцкий не дал гарантий, что те люди остались верны ему. Да, и большая сложность была в том, чтобы наладить связь.

Тогда Захарий Петрович решил сыграть людей, как говорил ему некогда государь «в темную». Тут и начинались жертвы, которые ложились на алтарь победы над Лисовским. Но Димитрий Иоаннович много внимания уделял именно этому польскому шляхтичу, приговаривая, что Лисовский еще десять лет так бегать может. И Ляпунов понимал, что сейчас у него экзамен. Сработает? Станет рядом с государем и будет его верным псом, готовым кусать любого. Не справится? Вновь уйдет в тень своего старшего брата и более шанса не получит.

Рассчитав примерное место, где именно будет находиться Лисовский, стали посылать через те места десятки казаков. Кто-то из них нес с собой письма, иные направлялись к Орлу без бумаг, но с устным повелением. И всем казакам говорилось, что охранение царского обоза крайне слабо, некому проводить разведки и встречать крымцев, поэтому они, именно их десяток, направляется на усиление охраны.