Поврежденная «медуза», как колышущийся лист, камнем падала вниз, но у самой земли летчик выровнял свой бот, резким тормозным импульсом сбросил скорость и плавно посадил машину на грунт. Тут же опустились пандусы, и на поверхность вырвалась стальная волна бронепехоты. Солдаты быстро, четко заняли периметр обороны и залегли, готовые отбить наземную атаку противника.

Проводив «Медузу», Виктор снова ринулся в бой. Шедший в трех сотнях метров параллельным курсом «Сокол» взорвался от прямого попадания в двигатель, летчик чудом успел катапультироваться.

«Повезло. Прямо над своими», – подумал Виктор. В этот момент по машине хлестнули снарядные очереди. Левая рука онемела, по животу потекла горячая струйка. Виктор недоуменно посмотрел на свою кровь и потянул штурвал на себя. Боль не чувствовалась, костюм жизнеобеспечения вколол в кровь летчика стимуляторы и обезболивающее. Полуактивная ткань костюма моментально затянула дыры. Кабина в течение считанных секунд восстановила герметичность. Летчик на автомате успел активизировать все системы самозащиты, и самолет буквально расцвел очередями ловушек и ложных целей.

Приборный экран горел ровным красным цветом: «Поврежден двигатель, повреждены приводы горизонтальных рулей». Ничего страшного, можно маневрировать двигателями, пока они тянут. А тянут ли? Тянут. Пятнадцать минут они еще продержатся на аварийном режиме. Голова кружилась, за бортом самолета расстилалась спасительная облачная мгла. Вот в глаза ударил солнечный луч, машина вырвалась в верхние слои атмосферы, перед глазами плыли круги. Тревожный сигнал компа и новая порция стимуляторов вернули Виктора в сознание.

В ушах тихо звучала волшебная манящая музыка. Стихла аритмичная, болезненная дрожь поврежденного двигателя. Вокруг машины тянулись искрящиеся на солнце облачные острова и замки. Виктор посмотрел вправо, параллельно истребителю летел ангел. Мозг воспринял появление крылатого посланца с арфой в руках и огненным мечом на поясе как должное. Божественная музыка стала громче, она проникала в каждую клетку тела, наполняла сознание неземным восторгом. Казалось, стоит ей стихнуть, и мир рухнет в пучину адской печали.

Прямо по курсу «Сокола» возник хрустальный дворец. В отличие от облаков, на которых стоял небесный замок, он выглядел реалистично, сверкающие, искрящиеся холодным огнем стены притягивали взгляд. Огромные врата были раскрыты. Острый глаз летчика различил даже длиннобородого лысого привратника с огромной связкой ключей на поясе. Еще раз оглядевшись по сторонам, Виктор на этот раз увидел целых троих ангелов, почетным эскортом сопровождавших самолет. А впереди перед носом машины расстилалась переливающаяся на солнце палитра радуги. Вдруг звенящую волшебную музыку прервал пронзительный писк компа, и Виктор очнулся.

За стеклом раскинулась звездная бездна. Тысячи, миллионы звезд. Самолет упрямо шел навстречу самой крупной, растущей прямо на глазах. Виктор тряхнул головой, прогоняя наваждение, но звезда не исчезла, а только превратилась в покрытую провалами порталов тушу авианосца. Щупальца спасательного робота схватили самолет и втянули в темный провал ангарного портала. Чьи-то руки сорвали фонарь кабины и осторожно подхватили потерявшего сознание от потери крови летчика. Больше он уже ничего не помнил. В сознание Виктор пришел только через двое суток в медицинском блоке авианосца «Иван Кожедуб».

Мелодичный сигнал внутренней связи зазвучал прямо в голове. Всеслав тут же переключился на закрытый канал.

– Всеслав Бравлинович, – раздался тревожный голос Генералова, – зайдите к нам. Наш приятель дал о себе знать.

– Спасибо, Бравлин, иду, – Всеслав раскрыл кокон, разрывая контакт с кораблем, и выбрался наружу. Голова кружилась. Как-никак больше четырех часов почти полной неподвижности в коконе управления. И как только космофлотцы целую вахту выдерживают? Окинув взглядом на прощанье тесное помещение рубки, Всеслав нырнул в люк транспортной системы.

– Шеф, смотри! – поприветствовал Всеслава Бравлин Владимирович, не отрываясь от монитора. – Сейчас передатчики крейсера работают в режиме ближней связи, в пределах половины парсека, но один сигнал был нацелен на предельную дальность. Я его перехватил и просканировал. Это шифровка.

– Отложим подробности. Кто это?

– Команда на передатчик поступила от вашего кокона, я чуть было не пропустил этот сигнал, но мой «следопыт» (так Бравлин Владимирович называл запущенный им в мозг «Муромца» пакет программ) выдал тревогу. Это наш штурман. Только он.

– Бравлин, ты уверен? – с расстановкой произнес Всеслав. – Проверь еще раз.

– Нечего проверять! Это он. «Следопыт» однозначно говорит, что передачу вел штурман, – горячился программист.

– Хорошо, очень хорошо. Передача не прошла?

– Нет, я перехватил управление и сымитировал работу передатчика. Ливанов ничего не понял.

– Ну, ребята, мы хорошо поработали. – Всеслав повернулся к мирно подпиравшему стену каюты Стасу Левашову. – Будем брать. Оружие с собой?

Вместо ответа Стас демонстративно похлопал себя по боковому карману.

– Бравлин Владимирович, разреши, – Сибирцев потеснил программиста у комп-модуля и вызвал командира корабля.

– Вадим Станиславович, прошу вас, под любым предлогом отошлите штурмана в офицерский отсек. Да, я не шучу. Под мою личную ответственность. Спасибо, Вадим Станиславович.

– Ну, все, – в руке Сибирцева, словно по мановению волшебной палочки, возник короткоствольный, крупнокалиберный «Довод», – берем в коридоре. Сценарий жесткий.

– Поехали! – расплылся в широкой улыбке Стас, отклеиваясь от стенки. Офицеры один за другим вышли в коридор. Дальше они действовали как одна команда, по одному из давно отработанных планов захвата.

Глеб Ливанов неторопливо шел по коридору. Приказ Явлинова: «Проверить каюты пассажиров» вызвал досаду и легкую неприязнь к сибирцевской банде: «Возись с ними, как с маленькими детьми! Не крейсер, а штабной бордель!» Глеб только что отправил подробный отчет о бое своим друзьям. В воображении уже рисовались пухлые пачки банкнот. За эту шифровку наниматели выложат не меньше 100 тысяч долларов. К пенсии на его счетах накопится весьма приличная сумма, можно будет купить островок на Гавайях, пару яхт и спокойно наслаждаться жизнью.

Вот и каюты пассажиров, Глеб решил начать с дальней. Неожиданно прямо перед носом открылась дверь в апартаменты Всеслава Бравлиновича, и на пороге вырос сам Сибирцев.

– Привет, Глеб Владиславович, заходи, дело есть, – проговорил представитель князя.

Ливанов отступил назад и почувствовал, как в спину уперся ствол пистолета. Он и не услышал, как сзади к нему подошли.

– Не рыпайся, урод, – прошептал над самым ухом неприятный гнусавый голос, – яйца оторву.

Ничего другого не оставалось, как воспользоваться приглашением Сибирцева, картинно помахивавшего перед носом Глеба короткоствольным «Доводом».

– Сразу все расскажешь? Или помочь? – заботливо поинтересовался Всеслав, когда штурман опустился на услужливо подставленный стул. Стас Левашов, тот самый, кто держался в коридоре за спиной Ливанова, быстро обыскав арестованного, расположился у двери. Второй СГБшник, с абсолютно лысой, как бильярдный шар, головой, стоял за спиной Глеба, надавив тому на плечи. Всеслав Сибирцев демонстративно убрал в кобуру пистолет и вместо него достал шоковый разрядник. Было ясно, что эта троица просто так не отступится.

– Давай, колись, рассказывай все, что знаешь, – повторил свое предложение Сибирцев.

– О чем вы, Всеслав Бравлинович?! – удивленно ответил Глеб. В том, что это провал, сомнений уже не было, но можно было попытаться выторговать себе свободу или, по крайней мере, льготные условия заключения. СГБ фирма солидная, по слухам, они не любят щекотливых ситуаций с кровью и пропавшими без вести гражданами.

– Ты прекрасно понимаешь, – холодно ответил Сибирцев, его серо-голубые глаза смотрели на Ливанова, как на козявку, букашку, недостойную даже честной пули, – мне интересны: шифры, время сеансов связи, каким образом ты получаешь указания от своего руководства. Словом, все о твоей шпионской деятельности.