– Я боюсь своего отца, – вдруг сказала ведьма. – Каждый раз, когда его нет рядом, чтобы убаюкать мой разум, и я начинаю думать о нём – меня пронизывает дрожь. А иногда я узнаю ужасные вещи. Или подозреваю их – так ещё хуже.

– Том не причинит вам зла.

– А тем, кто меня окружает? Кого я люблю или просто знаю?

– Здесь могут возникнуть… затруднения, – кивнул головой Дамблдор и опёрся подбородком о сцеплённые в замок пальцы.

А Гермиона вдруг застыла, будто поражённая громом, и широко открытыми глазами всмотрелась в лицо старика в комнате, очерченной рамой.

– О Мерлин, – прошептала она и медленно подняла ладони, прижимая их ко рту, – вы… все эти годы… – она неверящим взглядом смотрела на изображение старого директора. – Вы же… вы же продолжаете играть! Играть в эти проклятые шахматы с mon Pére!

– Не суди меня слишком строго. – Дамблдор посмотрел в сторону. – Мне интересно… наблюдать происходящее. За тобой тоже любопытно наблюдать. После смерти я избавился от многих иллюзий, накопленных с возрастом. И теперь снова могу смотреть на доску со стороны. А не участвовать в игре, пускай и в качестве ферзя. Я наделал много ошибок в этой партии.

– Но она продолжается?

– Конечно, мисс Грэйнджер. Следить за Томом весьма занимательно. Он делает успехи.

– Вы сумасшедший!

– Все мы немного сумасшедшие.

– Но ведь вам всё равно! – вдруг с ужасом сказала Гермиона. – Какие бы кошмарные вещи не происходили – лишь бы это было интересно! Следить за людьми в сложных ситуациях, создавать их! Испытания. И наблюдать. Вы играли против «чёрных», но могли бы играть и против «белых»!

Дамблдор развёл руками.

– Я утратил способность делать ходы. И могу теперь только следить за диспозицией.

– Тогда на мои вопросы вы не ответите, – холодно произнесла ведьма.

– Я не могу решать за тебя, – кивнул Дамблдор. – Моральный выбор все должны делать сами. Так интереснее.

– И чем выбор сложнее… – горько прошептала Гермиона.

– Тем занимательнее, мисс Грэйнджер. Именно так.

* * *

…Она снова долго блуждала по пустому холодному дому, полному сквозняков и колышущейся белой ткани, но когда наконец-то оказалась в знакомом коридоре, на фоне яркого квадрата окна в дальнем его конце не оказалось женской фигуры. Там стояло что-то совсем маленькое, ростом не выше фута, но очертаниями напоминающее человечка. Гермиона шла по коридору с нарастающим трепетом.

Приблизившись, она смогла разглядеть маленькое существо лучше.

Оно стояло спиной к свету и было завёрнуто во что-то, похожее на белую простыню. Голова казалась непропорционально большой и какой-то продолговатой, крошечные трёхпалые ручки, которыми существо взмахнуло, оказались полупрозрачными. Оно покачивалось от сквозняка на коротких кривых ножках.

Когда Гермиона подошла совсем близко, её внезапно пробрала дрожь. Существо качнулось ей навстречу, и бескровные губы на странном, будто обожжённом и смазанном или не до конца вылепленном лице шевельнулись и прошипели по-змеиному: «Мама!»

Гермиона проснулась в холодном поту. Ещё только занимался рассвет…

В субботу за завтраком в гимназии разговаривали только о квиддиче. В одиннадцать должна была начаться игра между Землёй и Огнём, и все с нетерпением ждали её результатов.

В Даркпаверхаусе четыре сборные по квиддичу, каждая из которых носит имя одной из стихий. Самые сильные в этом сезоне Вода и Воздух, но составы команд меняются, и каждый год расстановка сил варьируется, подготавливая неожиданности и сюрпризы. Уже состоялись две игры, и сегодня все с ажиотажем ожидали третью, ведь теперь Земля и Огонь, проигравшие команды двух прошедших матчей, столкнутся друг с другом, и решится, кто из них перейдёт в следующий тур, а кто на этот год закончит соревнования.

Гермиона никогда не увлекалась квиддичем, и всеобщая эйфория этого дня вовсе не захватила её. За завтраком молодая ведьма сидела в довольно мрачном расположении духа.

Встала в такую рань она отнюдь не для того, чтобы попасть вовремя на стадион. По правде говоря, Гермиона вообще туда не собиралась. Просто после разбудившего её на рассвете сна с непропорциональным маленьким человечком уснуть так и не удалось.

Она окинула угрюмым взглядом столы с вдохновенно галдящими гимназистами. Да уж, есть вещи, которыми некоторым никогда не суждено проникнуться до конца.

Внезапно Гермиона вздрогнула. Она случайно перехватила быстрый взгляд Фреда Уизли, вставшего из-за стола и направлявшегося к выходу из Трапезной, чтобы успеть на поле пораньше – Фред судил сегодняшний матч. Но взгляд, который случайно поймала Гермиона, говорил о том, что думает он явно не об одном только квиддиче.

Наследница Тёмного Лорда даже поперхнулась от той бьющей через края, испепеляющей ненависти, которая блеснула в глазах старого товарища.

Она поспешно отвернулась. И снова вспомнила о подслушанном разговоре и своих подозрениях. Что ж, всё в очередной раз подтверждается. Ведь догадывалась же, что теперь Фред должен и её ненавидеть тоже. А всё равно неожиданно. И страшно.

Как же ему помочь?

Может, поговорить с Papá? Подыскать другого хорошего преподавателя полётов и попробовать хотя бы освободить Фреда от необходимости постоянно пребывать в замке? Время страха почти прошло, сейчас многие с радостью пойдут работать в школу Волдеморта.

Гермиона стала перебирать в мыслях людей, которые могли бы занять эту должность. Оливер Вуд, кажется, переведён в основной состав «Пэдлмор Юнайтед», Алисия Спинет недавно вышла замуж и родила девочку, Кэти Белл перестала заниматься спортом, Анджелине, понятное дело, сейчас не до квиддича…

«Интересно, а что поделывает Виктор? – неожиданно подумала Гермиона. – Может, написать ему? Вдруг заинтересуется таким предложением… Впрочем, стоит, наверное, сначала поговорить с Papá».

* * *

– Сто пятьдесят – десять! – возмущённо тараторил Рон, взмахивая руками. – Игра не продлилась и двадцати минут! Представь себе, этот Оскито, кажется, с самого начала не упускал снитч из виду! Отдаю дань его реакции, но, мерлиновы яйца, матч закончился слишком быстро!

– Зато никаких травм.

– Гермиона! Новая игра только в субботу, а там и вовсе жди до семнадцатого ноября: это же, по меньшей мере, просто обидно!

– Рон, а тебе не кажется, что ты слишком близко к сердцу принимаешь гимназийский турнир?

– Я всегда любил квиддич, – пожал плечами привратник. – Эх, иногда так и хочется сесть на метлу и показать, что есть ещё поленца на растопку! Может ну его всё к лешему, да пойти полетать на стадион? Когда все разойдутся? Вымотаться до предела – глядишь и спать буду хорошо. А то мне уже вторую ночь, – Рон поморщился и отвернулся, – Джинни снится. Хоть волком вой. – Он дёрнул плечами. – Просыпаюсь раздавленный, как тот флобберчервь под медной бадьёй. И жить не хочется.

Гермиона и сама отвратительно спала последние дни. Прокля́тый пустой дом со сквозняками и белыми простынями стал её наваждением. Каждую ночь он являлся снова, но в последнем длинном коридоре на фоне светлого квадрата окна всегда стояла иная фигура. Когда Гермиона задремала днём в субботу, читая в учительской маггловский роман во время преступно короткого матча на школьном стадионе, в конце злополучного коридора оказалась фигурка девушки в кимоно. Миниатюрная и почти кукольная, она совсем не шевелилась, пока Гермиона шла навстречу по ледяному каменному полу. Когда ведьма приблизилась, оказалось, что на девушке надета театральная маска трагедии. Из-под искажённых страданием застывших черт послышался тонкий и тихий голос, произнёсший только одну фразу: «За что?» – и Гермиона тут же проснулась.

А ночью на фоне окна маячил сгорбленный седовласый старец в белом саване. Его лицо закрывали нечёсаные пепельные космы и клочковатая борода. Молвила фигура на этот раз ненавистное для Гермионы слово «предательница».

В воскресенье большая чёрная сова принесла мадам Малфой затянутую в крокодилью кожу книгу «Душа ведьмы в когтях дьявола» – подарок от Филиппа Мура. Подношение оказалось низкопробным любовным романом о соблазнении – разумеется, учительницы, а, точнее, гувернантки, обольстительным юнцом. И они жили долго и счастливо.