– Иже еси на небеси! – неистово вопил Гена, таращась в черный потолок в надежде, что тот озарится светом, и там появится божий лик.

Он свято верил, что Бог придет на помощь, потому что верить больше было не во что, и даже не удивился, когда и потолок, и крыша избы вдруг растворились в ярком сиянии, хлынувшем с небес. Лик тоже появился, но почему-то женский. Очень красивое, но злое лицо, обрамленное белокурыми ангельскими локонами, проступило в сиянии. Алые губы недовольно скривились, а потом гневно выплюнули:

– Что, черт возьми, тут происходит? Почему мой заложник весь в синяках, и кто эти двое?!

Хозяйка испуганно присела и подняла голову, насколько ей позволял горб.

– Целехонек бусурманин, разве что упал да ушибся малость, а так – целехонек, все косточки на месте. Не трогали мы его!

Гена с удивлением узнал Божену, предводительницу черных теософов, и захлопал глазами, пытаясь понять, как ее голова, увеличенная в несколько раз, очутилась на месте крыши. Выражение лица Божены вдруг изменилось со злого на радостное. Судя по прозвучавшему следом восклицанию, она тоже узнала и его, и Дашу:

– А-а-а, вот и наши пропавшие кадаверы! Как все удачно складывается-то! Марк, взгляни только! Эклер и Шпица с ног сбились, разыскивая беглецов, а они тут! Попались, красавчики!

Рядом с лицом Божены появилось еще одно, мужское. Оно принадлежало человеку, которого Гена видел вместе с Тильдой в лесу перед тем, как забраться в дом к ведьмам. Это был Марк Костин, новичок среди черных теософов, служивший, по их словам, «напрямую повелителю смерти». Он с изумлением рассматривал Гену и Дашу, а Якура удостоил лишь мимолетным взглядом, словно тот не представлял для него особого интереса.

– Удружила ты мне, Ягиня Виевна. Обещаю, что и я в долгу не останусь! – произнесла Божена елейным голоском, обращаясь к хозяйке дома. – Вели стреножить всех троих и береги, как зеницу ока. Они мне скоро понадобятся.

– А как же бульон? – недовольно прогундосила шишига, плотоядно глядя на пленников и толкая в бок хозяйку, все еще державшую топор.

– Да, а как же?.. – Та согласно кивнула – концы платка на макушке качнулись, коснувшись головы, и вновь встали торчком. Горбунья вопросительно уставилась вверх, на призрачную собеседницу, сквозь лицо которой просвечивало звездное небо.

– Нет, ни в коем случае! – отрезала Божена. – Они нужны мне все, и живыми!

– Не пойдет! Девка моя, это я ее изловила! – Косматая карлица подергала горбунью за рукав, но посмотреть вверх, на властную собеседницу из другого мира, не осмелилась. – Скажи ей, что это моя добыча! И я ее сожру!

Услышав это, Божена воскликнула:

– Ты хоть знаешь, с кем споришь?

Карлица втянула голову в плечи и буркнула тихо, но упрямо:

– Моя добыча!

– Ла-адно, – примирительно протянула Божена. – Тогда давай меняться. За эту девку двух других получишь, еще мясистее, но попозже.

Глядя в пол, шишига ответила:

– И за парня!

– Ла-адно! – медовым голосом пропела Божена. – Но обещайте, что ни волоска с их головы не упадет.

– А ты поспеши с заменой, тогда и не упадет! – заявила шишига, смелея.

– А ты мне не указывай, а не то… найду на тебя управу! – рассердилась Божена и даже задохнулась от возмущения. – К меркатору в ящик отправишься, если будешь много болтать!

Горбунья склонилась к уху шишиги и забормотала громким шепотом, так, что слышно было каждое слово:

– Ну, чего артачишься, Беспута? За одного битого двух не битых дают. Хорошо ведь! Будет нам пир на весь мир. Можно и обождать.

***

Божена прикрыла крышку чемодана и повернулась к Марку.

– Какая невероятная удача! Не один дружок, а целых трое. Теперь я уверена, что девчонка не станет упираться и отдаст иглу. Главное, чтобы у нее получилось ее достать. И тогда … – Она мечтательно закатила глаза и дальше заговорила, будто наедине с собой: – Рыба сама идет в руки. Вначале узкоглазый мальчишка попался Грабарю прямо у моих дверей, теперь кадаверы, исчезновение которых меня не на шутку встревожило, вдруг нашлись, причем, в том укромном месте, где мы спрятали этого мальчишку! Даже возиться не пришлось. Все происходит так, как будто предначертано. Одно странно, как все-таки кадаверам удалось разрушить заклятье мертвоцепи? Надо будет спросить у Мортема, когда он придет… Что-то давно его не было. Я даже почти соскучилась.

Марк решительно не понимал, о каком Мортеме говорит его покровительница, но ни о чем не спрашивал. Тайн в Божене Блаватской было, как воды в бездонном колодце – столько его скромный разум не мог вместить, и Марк не пытался, зная по опыту, что любопытство может обойтись дороже, чем он готов был заплатить.

Неожиданно Божена, словно опомнившись, схватила его за руку и взволнованно спросила:

– Она ведь не сломает иглу? Ты же сказал ей?!

Песок был мелким, как просеянная мука. «Или как порошок куркумы», – подумала Тильда, вспомнив обряд изгнания демонов. Интересно, где теперь Якур? Жив ли еще? И Гена с Дашей – что с ними? Вспомнилось лицо Марка, бледное и худое, с горящим взглядом волка, следящего за добычей. Как искусно он перевоплотился в Якура! Точно так же ее обманул Водима Бранимирович, притворившись ее отцом. И Марк, и охранник служили одному и тому же подземному демону, но последний уже отслужил свое. А вот Марк явно пытался спасти свою шкуру, иначе зачем еще могла ему понадобиться игла с кощеевой смертью? Только он ее не получит, а отправится вслед за своим повелителем – в пекло, небытие, или куда там уходят после кончины подобные существа? Как только Тильда добудет иглу, она тотчас ее сломает, избавив тем самым мир от этих злодеев.

Золотистый берег, синее море, остров в шапке облаков и кораблики с лучистыми солнцами на тугих парусах – в этом месте ничего не изменилось за полгода. «Интересно, – подумала Тильда. – Если бы я тогда не ушла отсюда, как долго остров раздумывал бы над тем, принимать ли ему новую гостью? Сколько ему обычно требуется времени для такого решения? Торопиться ему явно некуда, а вот я-то как раз спешу».

Растянувшись у самой воды, Тильда готова была замурлыкать от удовольствия. Песок был воздушным, как свежевыпавший снег, и тотчас принял форму ее тела. Солнечные лучи обняли ее нежно и заботливо, как мамины руки. Мелькнула мысль, что, если бы не Женька, она могла бы остаться здесь навечно. Повернувшись на бок и прищурившись, Тильда устремила взгляд на загадочный остров, готовясь к длительному ожиданию. Солнце припекало, шум волн убаюкивал, потяжелевшие веки то и дело смыкались, но Тильда упрямо боролась с накатившей сонливостью, боясь пропустить момент, когда остров подаст ей какой-нибудь знак. Она не представляла себе, каким образом он примет ее, но надеялась, что это произойдет само собой, и ей не придется ломать голову над тем, как до него добраться. Возможно, остров протянет к берегу волшебный мост или пришлет к ней один из своих сказочных корабликов, а ее задача – не проспать это важное событие.

Становилось все жарче. «Не спать, только не спать, ни в коем случае не закрывать глаза дольше, чем на секунду!» – мысленно твердила она себе, не замечая, что все глубже проваливается в сон.

Во сне тоже было жарко, но не от солнца. Жар шел изнутри, от разгоряченных в быстром беге мышц: Тильда мчалась по школьному стадиону, завершая третий круг и оставив далеко позади всех своих одноклассниц. Лишь одна из них, Рита, дышала ей в затылок, отставая всего на пару метров. Это был забег на время, и Тильда собиралась прийти к финишу первой, но не только ради результата – они с Ритой бежали «на спор». Весь класс был в курсе, и парни, которые уже отбегали свое на этом уроке, подзадоривали девушек, разделившись на два лагеря: кто-то болел за соперницу Тильды, но, судя по выкрикам, большинство были за нее. Она совсем выдохлась и в другой ситуации давно бы сбавила темп, тем более что для сдачи норматива такой бешеной скорости не требовалось, но уязвленное самолюбие подгоняло ее. С Ритой они с первого класса не ладили, и Тильда уже не могла вспомнить, из-за чего случилась их первая ссора, да и все остальные стычки стерлись из памяти за последний год, проведенный в интернате Заполярья, – там было слишком много потрясений, по сравнению с которыми козни Риты превратились в пустяки, не стоившие того, чтобы помнить о них.