И только живущая в Блэквуд-мэнор Гермиона знала о том, что с ней сталось.

Волдеморт действительно перевоплотил свою Нефелу, но не в Эйлитию, а в Персефону(1). Лишил двуличную «богиню» связи со своими соратниками и тайно заключил в собственном доме, точнее в его бескрайних подземных катакомбах, где окружил ироничным уходом в ожидании, пока та произведёт на свет его дитя.

В начале лета и Беллатриса безвылазно обосновалась в Блэквуд-мэнор. С сентября её обязанности в школе должен был взять на себя Рабастан Лестрейндж, тогда как Чёрной Вдове предстояло позабыть все свои бесчинства до самого Нового года и не показываться на людях вовсе.

Младенца, которого должна была родить Габриэль зимой, не планировалось представлять свету, его должны были растить тайно вплоть до того дня, когда угроза Гарри Поттера перестанет существовать. Но следовало оставить возможность впоследствии выдать ребёнка за чадо законной супруги Тёмного Лорда.

В старой усадьбе Блэков собралась весьма своеобразная компания. Но новую Гермиону не смущало и это.

Дабы никто не видел Беллатрису не обременённой, гувернантку Рут Рэйджисон рассчитали и к маленькой Етте был приставлен её давний друг домовик Оз, а на время визитов учителей, готовивших юную мисс Саузвильт к гимназии, леди Волдеморт скрывалась в своих покоях. Она откровенно скучала в этом вынужденном заточении и жила лишь временем, когда Тёмный Лорд бывал дома.

Однако сложившаяся ситуация отнюдь не подтолкнула Беллу сблизиться со своей юной petite-fille(2) – она никогда не любила детей.

С дочерью беседовала за неимением иных. Но всё равно была счастлива – уж ей-то не престало на что-то жаловаться теперь.

Да и новая Гермиона импонировала своей матери.

_________________________________________________________

1) Богиня плодородия и царства мёртвых, супруга Аида, похищенная и унесённая в подземное царство.

2) внучкой (франц.).

* * *

Первое время леди Малфой часто наведывалась на кладбище к могиле Люциуса и однажды даже встретила там Нарциссу.

Та появилась за её спиной, и Гермиона оглянулась на хлопок трансгрессии.

Тётушка совсем не переменилась, только, быть может, необъяснимая теперь тень едва заметного надменного превосходства стала чётче выделяться на её нестареющем лице. Холодная и непроницаемая, она лишь едва заметно усмехнулась, увидев свою племянницу. Не проронив ни слова, подошла к могиле и положила на чёрный мрамор две крупные белые лилии.

Выпрямилась и застыла, глядя на мрачный знак последнего приюта бывшего супруга.

Какая символичная встреча, – произнесла Нарцисса вдруг, всё ещё не удостоив Гермиону взглядом. – Осталось ещё проводить туда моего внука, да, Кадмина? – продолжила она и снова умолкла, а Гермиона не нашлась, что ответить. – Молодец, девочка, – снова заговорила Нарцисса, чуть погодя. – Впечатляет. Я действительно полагала, что знаю его, – усмехнулась она, кивнув на могилу. – И мне стоит позавидовать тебе, ибо воистину ты творишь чудеса. Жаль только, – Нарцисса сделала паузу и жёстко докончила: – что они завершаются на кладбище.

С этими словами тётушка развернулась и пошла прочь, на ходу трансгрессировав с громким отрывистым хлопком.

Это было их первой и последней встречей за минувшие восемь лет…

Я быстро повзрослела на войне,

Из девочки вдруг обратилась в волка,

С циничной смелостью под ноги красоте

Сложила непорочность в имя долга.

И добровольно оборотнем став,

Презрев свою судьбу и добродетель,

Ушла в кромешный и жестокий ад,

Откуда не вернуться без ответа.

Мне жизнь свою и честь свою не жаль –

Без наших жертв кругом наступит сумрак.

Но только память мне мою отдай,

Уж лучше вспомнить всё, и стать безумной…

Гермиона, особенно с наступлением лета и окончанием занятий в гимназии, часто проведывала пленённую Габриэль Делакур в её подвалах.

Если долго спускаться всё время вниз, начинает казаться, что под Блэквуд-мэнор вырыт путь в преисподнюю. Зачем были созданы эти грандиозные катакомбы – много большие, чем сама усадьба, чем даже вся прилегающая к ней огромная территория? Действительно, есть ли у них конец, или какая-то магия всё ещё пожирает землю где-то там, внизу, создавая бескрайние коридоры и лазы, которые никуда не ведут?..

Беллатриса рассказывала, что в детстве отец пугал её и сестёр, что за непослушание сошлёт их в эти бесконечные коридоры и они будут блуждать там вечно.

Где-то в этих глубинах некогда расстались с жизнью Виолетта и Ирма Блэк, свекровь и невестка, предки Гермионы по материнской линии. В семье ходило предание, что призраки их всё ещё блуждают где-то там, но не могут отыскать пути на поверхность…

Новое пристанище Габриэль, разумеется, было не столь далеко. Вполне оборудованное, комфортабельное и удобное, овитое магией, заменяющей свежий воздух и солнечный свет. С огромной библиотекой и домовиком Формозом, готовым по первому требованию доставить матери будущего наследника всё, что угодно, кроме свободы.

Воспоминания и мысли, которые могли бы превратить это заточение для Габриэль в бесконечный ад, остались в каменных шкатулках Ли Джордана. Но всё равно она напоминала Гермионе красавицу, золотыми цепями прикованную к колыбели ещё не рождённого младенца.

Без шанса обрести свободу.

Гермиона неожиданно сблизилась с этой ведьмой, о которой знала больше, чем та сама помнила о себе. Постепенно входя в колею, здесь, в усадьбе, она начала подсознательно предпочитать подземное общество Габриэль компании своей матери в комнатах дома. Беллатриса была чрезмерно убеждённой приверженкой Волдеморта, увлечённой только им – и не утруждала себя излишним театром для выросшей дочери.

А ещё леди Малфой было Габриэль жаль. Волдеморт не говорил, что собирается делать с ней после того, как родится ребёнок. Уверял, что и сам ещё не решил этого. Мол, если ему вздумается побыть жестоким, он её отпустит. А на недоумение дочери пояснил:

– Сама подумай, что будет, если после этого вернуть ей всю её память.

В конце июня Габриэль внезапно стала жаловаться на беспокоящие её шумы, идущие будто бы из глубины катакомб. Отрывочные и нечастые, они прекращались, едва она кликала эльфа-домовика, и потому все были убеждены, что это – игра её воображения.

– Впрочем, там могут быть призраки, – беспечно замечала Беллатриса. – Издавна считалось, что они есть там, но их никто никогда не видел. Ma grand-mère(1) и её belle-mère(2) лишили себя жизни вместе, когда grand-père Поллукс бросил жену и переехал жить к дяде Альфарду. Но то, что от этих женщин остались призраки, мне кажется лишь легендой. В семье Блэк не принято шататься после смерти без упокоения. Это моветон. У девочки гормональный взрыв, к тому же она не привыкла к уединению – вот и мерещится невесть что…

Усадьбу Блэквуд-мэнор отстроил в 1911 году для своего младшего сына Кигнуса и его молодой супруги Виолетты, урождённой Булстроуд, Финеас Найджелус Блэк. Переходя по наследству старшему из сыновей каждой новой семьи, владения перекочевали сначала к Поллуксу Блэку, а затем – к Кигнусу-младшему, отцу трёх сестёр Блэк и Лили Эванс.

К своему глубочайшему удивлению узнала Гермиона, что Альфард и Кигнус были братьями-близнецами, и, хотя последний родился на полчаса позже, и это определило будущего владельца Блэквуд-мэнор на магическом уровне, в чары внесли корректировку, когда Альфард Блэк обеспечил деньгами бежавшего племянника Сириуса и впал в немилость.

Кто из хозяев усадьбы создал под ней бесконечные подземные катакомбы и с какой целью, Белла, нынешняя собственница Блэквуд-мэнор по праву старшинства, не ведала. Помнила только пару преданий да страшилок, связанных с бездонными подвалами дома, утративших всякий смысл, едва она подросла.