– Это бредятина! – неистово выкрикнул Гарри. – У Волдеморта не может быть детей! Вообще не может! Он не может любить!

– Гарри, ты меня поражаешь. Я уже даже оставлю вопрос о том, что может и чего не может mon Pére. Лучше объясни мне, почему человек, пусть даже он действительно неспособен любить, не имеет, по-твоему, возможности завести ребёнка? Ты что-то пропустил в элементарной анатомии.

– Гермиона, подумай, о чём ты говоришь!

Она повела плечом и открыла Чёрную Метку, задумчиво глядя на опешившего Гарри. Рон вообще, казалось, сейчас отключится.

– Ты, Гарри, после сегодняшнего бала очень долго не увидишь меня, – медленно и низко прошипела она на парселтанге. Гарри вздрогнул и у него на лбу выступили крупные капли пота. – Тебе будет, о чём подумать, но ты уже не сможешь ничего узнать. – Гермиона опять перешла на английский язык: – Пользуйся, пока у меня хорошее настроение. Спрашивай.

– Где Джинни Уизли? Что ты с ней сделала, лживая тварь?!

– Не забывайтесь, мистер Поттер, – опять подал голос молчавший всё это время Генри – и опять Гарри с Роном вздрогнули. – Напоминаю, что вы в моём кабинете и ваши палочки у меня в руках. Я не позволю оскорблять Кадмину.

– Кого?! – рявкнул Рон.

– О, я же забыла представиться! – Гермиона сделала картинный реверанс. – Ведь Гермиона Грэйнджер, дочь Эльзы и Джеральда Грэйнджеров, больше как таковая не существует. Вы можете называть меня Кадминой. Кадминой Беллатрисой Гонт-Блэк.

– Б… Беллатрисой… – прошептал вдруг Гарри, из красного снова становясь белым. Гермионе показалось, что она услышала «щелчок» в его голове. – Блэк… Погоди…

– Ты, Гарри, как я погляжу, меня совсем не слушаешь, – с сожалением отметила молодая гриффиндорка. – Беллатриса Лестрейндж, урождённая Блэк, – моя мать.

– Она убийца! – с дикой яростью взревел парень.

– Ты совсем её не знаешь, Гарри, – подняла уголки рта его собеседница. – Да и ты тоже убийца. И я…

– Ты?!

– Я. Можешь не искать Лаванду Браун в поместье Малфоев. Лаванды Браун больше не существует. Она слишком не вовремя и глупо решила ревновать меня к тому, на кого я ничуть не претендовала. Это я убила Лаванду. И не нужно делать такое лицо.

* * *

– Тварь!!! – Гарри попытался броситься на неё – но Генри опять качнул палочкой – и парень ударился о невидимую стену. – Ты – тварь! Подколодная змея! Мразь! Предательница! Ты будешь гнить в Азкабане!

Гермиона расхохоталась.

– Ты преувеличиваешь свои возможности. Кстати, друг мой, если ты не хочешь до утра просидеть связанным в этом кабинете – то дашь мне, когда мы договорим, пойти на Выпускной бал – и не будешь никому ничего сообщать до тех пор, пока мы не разъедемся по домам. Потом – делай что хочешь.

– Как ты можешь говорить о бале сейчас?!

– Я, видишь ли, обещала Тёмному Лорду окончить школу. Выпускной бал входит в это обещание как логичное завершение образовательного процесса.

– Обещала… Тёмному Лорду… Где он?! Говори! Сейчас же!

– В поместье Малфоев, – невозмутимо ответила Гермиона.

– Лжешь, там пусто! За домом следят ночью и днём!

– Потому-то я и говорю, что ты преувеличиваешь свои возможности, Гарри. Тёмный Лорд в поместье. Maman тоже там. До Пасхальных каникул там был Люциус, до Рождественских – Нарцисса и Драко Малфой. Я провела все каникулы и большую часть лета там же. И никто, никто из всех орденовцев и мракоборцев не заметил этого. О чём мы говорим с тобой, Гарри?

– Этого не может быть.

– Вероятно, мне стоит попросить Papá устроить приём и пригласить тебя в гости?

Понадобилось больше минуты для того, чтобы до Гарри дошёл смысл сказанных ею слов и он понял, кого она назвала Papá. По щекам молчавшего Рона побежали крупные слезы.

– Ты… ты… Где Джинни Уизли?! – сорвался на крик Гарри. Рон посмотрел на неё умоляющим взглядом.

– Полагаю, в Большом зале, на балу, – холодно ответила Гермиона. – И я планирую вскоре к ней присоединиться – праздник уже начался.

– Придётся это отложить, Гермиона, – раздалось вдруг из камина, где полыхнуло и потухло зелёное пламя. – Я тоже решила внести свою скромную лепту в вашу занимательную беседу.

Гермиона была удивлена. Но её удивление не шло ни в какое сравнение с тем, как были ошеломлены Гарри и Рон. Только Генри продолжал невозмутимо сидеть в своём глубоком кресле и зорко наблюдать за присутствующими.

Джинни Уизли, в изящном праздничном платье и лёгкой мантии, со слегка небрежной причёской и в наброшенном на плечи чёрном плаще Волдеморта, вышла из камина и остановилась, устремив на Гарри пристальный холодный взгляд. Высокие перчатки, дополнявшие наряд, она сняла и теперь держала в правой руке.

– Джинни! – крикнул мальчик, который выжил. – Ты ничего не знаешь! Уходи, пока они не схватили тебя! Гермиона стала…

– Это ты ничего не знаешь, Гарри, – перебила его рыжая ведьма, делая несколько шагов и становясь около Гермионы.

Казалось, что-то внезапно треснуло в натянутом воздухе и рухнуло, бесшумно, но с оглушительным грохотом. Взорвалось, а потом потухло. И теперь только пепел крупными хлопьями медленно опускался на пепелище…

– Нет, – прошептал Гарри и внезапно весь его пыл, весь жар, вся ненависть в его душе – всё пропало. Стало пусто и темно. – Нет, – безжизненно повторил он, – только не это.

Джинни молчала и смотрела на Гарри, не обращая внимания ни на кого вокруг. Смотрела и не могла понять – неужели она любила этого человека? Сейчас молодая ведьма испытывала к нему только ненависть. Острую. Она хотела причинять ему боль каждым своим словом, но отлично справлялась с этим, даже не раскрывая рта.

– Джинни, – тихо прошептал Рон, – Джинни, отойди от неё. Она – дочь Того-Кого-Нельзя-Называть. Она стала Пожирательницей Смерти!

Джинни молчала и, чуть прищурив глаза, смотрела на Гарри. Молча выпростала она руку из-под плаща, медленно потянула тесёмки; с меланхоличной задумчивостью инквизитора рыжая ведьма перекинула левую руку через голову и неторопливо стянула с себя ткань. Она не отрывала взгляда от глаз своего экс-возлюбленного, заворожённо следящего за Чёрной Меткой на её предплечье.

Джинни опустила руку. Она молчала.

– Не может быть.

Рон застонал и подался назад. Он осел на пол у стены и схватился за голову руками.

– Прости меня, Рон, – подала голос Джинни. Её звонкая речь эхом отдавалась от каменных стен кабинета. – Прости меня за то, что я сделала. Видит небо, я просто хотела быть с Гарри. – Она опустила руку и перевела взгляд на брата. – Я любила его. Я действительно любила его, Ронни. Я была готова ради него бороться, встать с ним плечом к плечу и сразить всех его врагов или погибнуть. Я была ему верной возлюбленной, братец, я отдала ему душу – а он попрал её ногами. Он отвернулся от меня тогда, когда был для меня всем и когда всё, что я имела – принадлежало ему. Я страдала. Я ужасно страдала. Я сгорала от боли и бессилия. Но что бы я ни делала – он не замечал этого. Он думал только о Снейпе, только о Тёмном Лорде, только о своих Хоркруксах – о чём угодно, но не обо мне.

Я могла расшибиться в лепёшку. Он не ревновал меня, когда я надеялась вызвать его ревность, он сказал: «Что ж, так даже лучше» и забыл. Тогда я попыталась вызвать его жалость. Но он не мог разглядеть моих страданий на фоне судеб мира, который почему-то вознамерился спасти от того, кто на него не претендует. Я могла бы умереть – и он бы не слишком опечалился. Просто ещё один досадный факт. Я могла бы выйти замуж, уехать или изуродовать себя – он и не заметил бы этого. Я просто для него ничто. Он украл мою душу, моё сердце – и забыл вернуть перед тем, как ушёл добровольцем на войну, которую никто не собирается вести, которая была заранее проиграна, в которой не соотносятся силы, не осознаются цели. Но он не думал о целях, как не думал обо мне, как не думал и не думает ни о чём, что его окружает. Он воин своих иллюзий. И в его мире нет места простым смертным вроде меня, – она сглотнула и заговорила громче. – Но было то одно, одно единственное, что могло напомнить ему о моём существовании. Привлечь его внимание. Я могла сделать только один шаг, чтобы меня опять заметили. И как бы ни был ужасен этот шаг, как бы он не пугал меня до того, как я осмелилась совершить его – я понимала, что я только так могу привлечь его внимание. И только так могу ему отомстить. Это была единственная боль, которую я имела власть причинить Гарри Поттеру, – голос Джинни сорвался на хриплый шёпот. – А я теперь хочу причинять ему боль, братец. Любой ценой. Хочу отомстить.