– Кто это? – поражённо прошептал Робби, когда Гермиона осторожно вынула из колыбели младенца.
– Етта, – ответила ведьма. – Генриетта Энн Вирджиния. Моя дочь.
– О Господи, Гермиона! – пробормотал потрясённый Робби. – Вот чего я не ждал…
– В роли матери я для тебя ещё более неприемлема, чем в роли жены? – шепотом спросила она. – Так, мне нужно двадцать минут, чтобы покормить Етту. Потом я к тебе спущусь. Договорились?
– Договорились, – почти простонал Робби. – Ухожу бояться новых сюрпризов.
– Давай-давай. Их ещё может быть немало…
* * *
Через полчаса они с Робби вышли на застеклённую террасу дома.
– Ты ещё и куришь? – почти без удивления спросил парень, когда Гермиона щёлкнула маггловской зажигалкой.
Эту вредную привычку дочь Тёмного Лорда переняла у одной австралийской колдуньи, вместе с которой почти месяц пролежала в особой палате родильного отделения больницы святого Мунго вследствие нелёгкого рождения Генриетты. Вообще после смерти супруга у Гермионы появилось много странностей и вредных привычек.
– Чего ещё я о тебе не знаю? – спросил её старый приятель.
– О, Робби, боюсь, что ты ничего обо мне не знаешь, – протянула ведьма, вдыхая сигаретный дым.
– Эм… Герм, можно задать тебе вопрос? – после небольшой паузы спросил Робби.
– О том, что случилось с моим мужем? – посмотрев в его глаза, озвучила Гермиона, и друг детства потупился. – Это очень длинная история.
Она встала со ступеньки порога, на которой любила сидеть, прислонившись к входной двери в дом, и подошла к высоким окнам, устремив взгляд в белоснежный сад.
– Я вышла замуж сразу после школы, – глухо, неожиданно для самой себя, начала она вдруг. – Да, я действительно сильно изменилась. Генри Саузвильт был моим преподавателем. После свадьбы мы какое-то время жили в Лондоне, но очень скоро уехали путешествовать. Мы занимались научными исследованиями, изучали древнюю историю, разбирали всякие загадочные случаи. Почти два года провели в Китае, где магг… маленькую деревеньку терроризировало загадочное проклятие. Параллельно с исследовательской работой я углубляла свои знания – всё же некоторые вещи не меняются… – Ведьма раздавила в пепельнице окурок и опять повернулась к окну. Робби не перебивал. – Потом поступило интересное предложение посетить далёкие российские земли. Там, в крохотном поселении лесорубов, происходили загадочные жестокие убийства, которые один из монахов местного православного монастыря приписал призраку. Я на тот момент уже ждала ребёнка, была на пятом месяце. Но мы с Генри решили, что в Лондон попасть, в случае чего, – не проблема…
– Из лесной российской деревни? – хмыкнув, уточнил Робби.
– Даже оттуда. Долго объяснять. Суть в том, что нас дёрнуло поехать в этот прокля́тый край… Хотя что я говорю? Не там, так тут… В общем, несчастье случилось именно в той деревеньке. – Она умолкла, прикуривая очередную сигарету и мысленно определяя степень своей откровенности. А потом заговорила вновь: – Со мной в школе, на параллельном курсе, учился один человек, с которым мы не ладили с первого года. Со временем детская вражда переросла во взрослую ненависть. Возможно, он так и остался бы мелким недоброжелателем, но… Малфой так и не смог простить мне того, что я оказалась, как бы так сказать – на его стороне. Стала близко общаться с его родителями и их окружением. Так… получилось. Я никогда не думала, что Малфой способен так ненавидеть. А он люто возненавидел меня. И решился отомстить страшной ценой. Любой ценой. Я потом узнала, что он больше двух лет следил за мной и пытался подстроить мне ловушку. Всё больше съезжая с катушек, он уже не желал просто моей смерти, – Гермиона поймала в оконном стекле потрясённый и недоверчивый взгляд Робби, – да, это звучит странно, даже дико. И я сама не знаю, зачем это говорю. Наверное, мне надоело молчать за последние месяцы… В общем, Малфой решил воспользоваться нашим расследованием как удобным поводом. Он сначала дважды зак… заказывал мою смерть местным жителям. А потом… Лишив нас с Генри всяческой возможности связаться с внешним миром и получить помощь, он отравил моего мужа. – Она сделала небольшую паузу. – Мне удалось отыскать эту тварь, – голос Гермионы стал глухим, а взгляд стеклянным. – Один знакомый граф… то есть потомок графского рода… помог мне найти логово Малфоя. Только я всё равно не смогла спасти Генри, – она закрыла глаза. – Не знаю, как я пережила всё это. Если бы не Етта… Знаешь, несмотря на всех друзей и близких, помогавших мне, я чувствовала себя одной во всём мире. Жить не хотелось совсем. Да и не хочется. С меня глаз не спускали… А потом родилась Генриетта. До её появления на свет я жила с… родственниками в частной гимназии, закрытой на лето. Потом долго лежала в больнице… Хвала Мерлину, ребёнок родился здоровым, хотя мне было нелегко. И я уже никогда не смогу иметь детей.
Выписавшись из больницы, я решила убежать ото всех. Понимаешь, мой муж и особенно ещё один близкий мне человек очень известны в определённых кругах лондонского общества. Меня не могли оставить в покое после всего случившегося. Я решила пожить пока здесь, с родителями и Еттой. И я всё меньше и меньше хочу возвращаться. Всё реже пишу друзьям и близким, – её голос становился тише и глуше, – о чём писать? У меня ничего не происходит. Я и не хочу, чтобы что-то происходило. Я уже вообще ничего не хочу. Если бы не Етта… Она так похожа на Генри, – голос Гермионы стал мягче и ласковее, – особенно глаза. У неё такие зелёные глаза, глубокие, как Омут памяти, бездонные…
Она умолкла. Потрясённый Робби тоже молчал.
– И зачем я всё это сказала?.. – вслух спросила у самой себя Гермиона. – Страшно поворачиваться и узнавать, что ты теперь обо мне думаешь.
– Я думаю, что тебе надо помочь справиться со всем этим кошмаром, – пробормотал Робби. – Это похоже на детективный триллер. Я почувствовал себя мальчиком на фоне твоей жизни. Но ты не должна отчаиваться! Гермиона! Ты молодая, красивая, образованная женщина. Твои родители не бедны – средства на существование у тебя будут…
– О, насчёт средств на существование не волнуйся, – невольно усмехнулась Гермиона, всё ещё стоя спиной к приятелю.
– Ну вот! Ты не должна запираться в загородном доме и жить прошлым!
– Это всё слова, Робби, – вздохнула молодая ведьма. – Красивые слова. Мне часто их говорят и пишут, я сама повторяю их себе постоянно. Только вот ничего не осталось, даже прошлого. Я больше не хочу путешествовать, не хочу учиться. Мне не интересно работать, я не могу придумать, чем могла бы заниматься. Не могу видеть друзей, в глазах которых неизменно читаю сочувствие и понимание, жалость и бессильное желание помочь… Я даже матери с отцом не сказала о том, что случилось с Генри. Потому что я и бежала-то сюда от этих бесконечных сочувствующих глаз. Хотя и это не может продолжаться вечно. Мама с папой и так уже думают о том, что мой муж прохлаждается где-то, бросив жену с младенцем, и не явился ни разу за четыре месяца. Вслух они, конечно, мне этого не говорят. Но я-то знаю, – она горько вздохнула. – Иногда так хочется разучиться видеть в глазах людей правду… Вот я сейчас повернусь, и ты посмотришь на меня этими страшными сочувствующими глазами. А всё только потому, что я разоткровенничалась. Просто слишком много молчала за те четыре месяца, что живу здесь. Что ты скажешь мне, Робби?
– Я потрясён, – пробормотал парень. – Я хочу помочь… Чёрт возьми! Обещаю, что не буду тебе сочувствовать. И постараюсь вытащить из депрессии.
Гермиона усмехнулась.
– Ну, попробуй. Только ты не сможешь мне не сочувствовать, я по голосу слышу. М… Робби…
– Да, Герм?
– Видишь на тумбе у окна в дом – старые солнцезащитные очки? Вон, под синим шарфом, в самом углу, – она смотрела на парня в отражении стекла – за окном уже стемнело, и освещённая терраса была видна, словно в зеркале. – Надень их, пожалуйста. Можешь считать это глупой прихотью. Но, если хочешь спасать меня от депрессии – ты можешь передумать, я не буду против, – не разговаривай со мной без солнцезащитных очков.
