Рядом со мной раздался скрежет, и из-под потолка на тросе мимо меня медленно спускается ребёнок. Малец придерживает огромную решётку воздуховода, которую не каждый взрослый удержит, но на лице ребёнка не было даже тени напряжения. Синие пальчики крепко удерживают тяжёлое железо.
А ещё ребёнок давно мёртв. Паренёк безучастно смотрит на меня покрытыми белой пеленой глазами, и отворачивает синее лицо. Я успеваю заметить засохшую ниточку крови, тянущуюся от угла рта до подбородка.
После этого с нарастающим ужасом вновь осматриваю открывающиеся этажи фабрики, и вижу, что здесь трудятся одни мертвецы.
Спину обдало морозом, будто там лопнул шланг, ведущий от баллона с азотом.
— Нет, нет…
Я на деревянных ногах зашагал по ступеням, и на середине лестничного пролёта вспомнил про жезл телепортации и сразу же переместился к подножию лестницы, после чего запрыгал по уровням, видя всё больше отвратительного и ужасающего.
Трупы с оторванными ногами мыли из шлангов цистерны, забираясь прямо внутрь гигантских бочек. Безрукие мертвецы ногами пинали пустые бочки, целеустремлённо перемещая их по фабрике. Я с всё нарастающим ужасом — хотя казалось, что дальше некуда — прыгал по фабрике, всматривался в мёртвые, равнодушные лица, пытался найти хотя бы кого-то знакомого. Увы, никого из встречных я не знал, и я не понимал, что чувствую от бесплодности попыток: облегчение, или страх.
Я смотрел на мир энергетическим зрением, видел тусклые, редкие потоки бао в воздухе, но в воздухе они все-таки были. В двигающихся трупах ее не было вовсе.
— Извините, мне нужно узнать… — обратился я к ближайшему мертвецу в залитой кровью спецовке.
— На работе нельзя общаться, кроме случаев, когда отсутствие окрика или иного голосового сигнала приведёт к аварии. Должностная инструкция, пункт номер… — мертвец засипел, вывалив синий язык, и я вернулся к поискам, не дожидаясь, пока труп продолжит озвучивать заученные правила.
С каждым взглядом на привычные действия в исполнении мертвецов я ощущал, что начинаю сходить с ума. Я беспорядочно прыгал по ангарам, цехам и отделам. Синие лица смазывались, размывались, и я не сразу понял, что меня окликнули.
— Нильям! Нильям…
Я обернулся в сторону голоса и обнаружил Асмунда, в робе электрика: приятель по спортзалу сидел на маленьком стульчике и едва удерживал в трехпалой ладони отвёртку. В другой руке его лежала какая-то запчасть, кожух которой приятель пытался поддеть отверткой.
— Ты все-таки пришёл. Мы ждали тебя раньше, гораздо раньше… Но хорошо, что ты пришел хотя бы сейчас. Как видишь, ты почти вовремя. Мы смогли уцелеть.
— Уцелеть? — воскликнул я, ощущая, как ужас переплавляется в истерику, за которую потом даже стыдно не будет. — Какое, к чертям, "уцелеть"?! Асмунд, да я в вас жизни не чувствую!
— Жизни? — изуродованный труп, преодолевая трупное окоченение, выпрямился. Приятель не сделал ко мне ни шага, но почему-то оказался лицом к лицу, вплотную. Разомкнув высохшие губы, между которых мелькнул черный изжеванный язык, Асмунд сообщил. — А в нас её никогда и не было.
Проснулся я рывком, будто вынырнул из бездны. Сердце колотилось, как безумное, пот пропитал одежду и постельное белье. Ладонь помнила ощущение артефактного жезла.
Первым же делом я осмотрел одежду, пытаясь найти пятна пыли и сажи, но не нашёл. Пояс ремонтника тоже остался во сне, настолько реалистичном и детальном сне, что я подумал было, будто со мной это происходило в реальности. Будто я перенесся на Ильмсхур и действительно разговаривал с мертвецами.
Я развеял заклинание очищения, которое, оказывается, скастовал на себя во сне, и снял нательную рубаху и штаны. Надо будет выжать и прополоскать их. Да и простынь с одеялом и матрасом нужно высушить: на постели остался тёмный влажный силуэт от тела. В первый раз мне приснился кошмар настолько пугающий, что я весь пропотел. Честно говоря, даже напрудить в постель после такого было бы не стыдно, но чего не произошло, того не произошло.
Разобравшись с последствиями сна, я забрался на скалу, сел у источника и вошёл в состояние медитации. Нужно подумать о сне.
Мне редко снятся сны. Ещё реже — кошмары. Я могу по пальцам одной руки пересчитать, сколько я видел кошмаров в этом мире, и каждый из них был про Ильмсхур. Правда, обычно после пробуждения в памяти оставались лишь смутные образы, а сегодняшний сон будто выжжен образами в голове. Хочешь — не хочешь, а вспоминаешь, и с воспоминаниями в комплекте идут фантомные запахи кислоты и жжение в лёгких.
Считать такие сны обычными снами — глупо. Я живу в магическом, мать его, Эаторе! В мире, который реагирует на печати и решает, выполнять обращённую к нему просьбу, или нет. Мир по-своему жив. Не скажу, что разумен, потому что мир может быть чём-то вроде огромной амёбы, которая реагирует на определённые знаки, которые прямоходящие обезьяны выжигают на камне Каэльскими рунами, но что жив — точно.
А значит, что и Ильмсхур тоже может иметь если не разум, то инстинкты. Агонизирующий мир пожелал исцеления, и меня после смерти закинуло сюда. Пожелал, чтобы я поторопился вырасти в силе, и мне привиделся кошмар. Провалю свою миссию… И черт знает, что мне тогда привидится или произойдёт со мной.
А если так посудить, то на моей стороне целый мир! Может, он будет помогать мне после сна, чтобы я скорее накопил силёнок и вернулся домой? Интересно, у меня сейчас получится выполнить одну из самых трудных техник из свитка? До этого получались лишь легкие, а средние по сложности через раз срывались.
Я решил не испытывать судьбу и повторить среднюю по сложности технику, а потом, если выйдет, перейду в сложную. Не выходя из медитации, я отправил двенадцать разных энергетических потоков по энергоканалам. Тончайшие линии, меньше миллиметра толщиной, пульсируя в сложном ритме, устремились из искры всё дальше. Потоки делились на мелкие части, проникая в бахрому тончайших энергоканалов.
По телу пробежались неприятные колючки. Техника по-прежнему ощущалась сложной. Несмотря на "привет" от родного мира, мне не стало проще удерживать внимание на каждом из двенадцати энергопотоков и продвигать каждую секунду их вперёд, пусть и на миллиметр за эту секунду, но не останавливаясь. Так постепенно я продублировал энергоканалы изнутри.
Теперь самое сложное: нужно аккуратно развеять энергопотоки у самой искры, но удержать энергию в той форме, в которой она сейчас находится. И держать энергопотоки ровно столько, чтобы энергия из них впиталась в каждый сантиметр энергосистемы.
Я продержался ровно четыре с половиной минуты. Почти все впитал в себя, а потом почему-то энергия пошла вразнос и ударила по телу жутким откатом. Меня выгнуло от боли, проходящей по всему телу. Я замычал, пытаясь не заорать, не обрадовать воплем химеру и не испугать адептов.
Острые выступы выжженных рун царапали кожу на ладонях, но эту боль я даже не чувствовал на фоне отката от заклинания. Надо было делать энергонити тоньше, тогда бы успели впитаться…
Невероятно напряжённые мышцы начали расслабляться. Я мелко задышал, пока от недостатка воздуха не начался приступ удушья. Постепенно тело расслабилось, и я растекся по камню, не в силах пошевелить ни пальцем.
Нет. Если я и избранный, то очень странно избранный: почти без имбовых сверхспособностей, прикладываю тропку сам, без советов какого-нибудь древнего учителя…
От мысли об архимаге меня передёрнуло. Бр-р-р… Не к ночи упомянутый дед себя давно не проявлял, пусть пока так и будет.
Но наравне с архимагом у меня есть вторая проблема, посещающая меня во снах. Ильмсхур.
И вот с ним возникает проблема, некий конфликт интересов. Возможно я и отправлен сюда Ильмсхуром с миссией стать друидом и вернуться. Вот только возвращаться в истощённый мир, в котором не осталось ни озер, ни рек, ни моря, меня почему-то не тянет. Нет, я вернусь туда, но только если построю какой-нибудь постоянный портал, чтобы иметь возможность вернуться сюда в любой момент. Тяжело это признавать, но похоже, Ильмсхур поставил не на ту лошадку. Я — далеко не тот человек, которого стоило отправлять спасать мир. Обрести такие способности, что помогут исцелить умирающий мир? Задачка явно не для меня.
