– Да почему?! – опять опешила Джинни.

– Не знаю… Вот Робби считает самым страшным грехом предательство. А ведь мы обе – предательницы.

– Ну вот, приехали, – охнула ведьма. – Кого же мы предали?

– Весь магический мир когда-то, – усмехнулась Гермиона. – Всех своих друзей.

– Большая часть повторила наш подвиг двумя годами позже.

– Они смирились. Но не предавали.

– На тебя пагубно влияет здешняя атмосфера, chérie ami, – сморщилась Джинни. – Какие-то дикие мысли. А нас никто не предавал?

– Это самообман, Вирджиния. Нас не предавал никто.

– Тебя – возможно, – ведьма устремила взгляд в окно, и из-за тёмных очков Гермиона не смогла увидеть выражения её глаз.

– Если ты о Гарри…

– Гарри подтолкнул меня к самому важному шагу в моей жизни, так что я не могу его в чём-либо винить. Но будем объективны: он ужасно поступил со мной. Я могла и не оправиться. Но то, что нас не убивает, делает нас сильнее – так говорит милорд.

– Так говорил Ницше, – улыбнулась Гермиона, осторожно отстраняя от груди уснувшую Етту.

– Неважно. Я благодарна Гарри до сих пор за то, что он заставил меня возвратиться к милорду. Несмотря ни на что.

– Возвратиться? – подняла брови Гермиона.

– Первый курс, Том Риддл. Не забывай. Но милорд очень изменился с тех пор, – странным голосом закончила она. – Когда Хоркрукс был уничтожен и с меня спал дурман, тогда, много лет назад, я поняла, что в мою жизнь ворвалось нечто страшное, почти всесильное, бесконечно опасное. И очень жестокое. Я не могла забыть того кошмарного года. Страшного. Полного непонятного, ужасающего, фатального… Это был год мрака – но вместе с тем это был счастливый год, Гермиона. Как бы я потом не старалась забить в себе это странное чувство – оно возвращалось. Подсознательно, где-то глубоко внутри, – она горько усмехнулась. – Мне иногда даже кажется, что я так тянулась к Гарри лишь потому, что в нём чувствовала частичку милорда.

– Ты увлеклась Гарри ещё летом, – хмыкнула Гермиона, – ещё даже до того, как он к вам приехал – невербально. Задолго до дневника.

– Да, наверное, это глупость. Просто мне иногда так кажется… Понимаешь, я была счастлива только тогда, в тот год. А потом – будто чёрная полоса, всеобъемлющий туман на пять лет моей жизни. Сидеть, молчать, ото всех скрывать свои чувства. И думать, думать… И вспоминать, – добавила она непонятным тоном. – Короткая вспышка на пятом курсе… А потом стало ещё хуже. Пять лет беспросветного уныния. А затем я вновь ожила, Гермиона. Расцвела, возвратилась в реальность. По-настоящему. Так, что хочется просыпаться каждый новый день.

– И ты не жалеешь? – тихо спросила наследница Тёмного Лорда. – Никогда не жалеешь о своём выборе?

Джинни вскинула голову, и Гермионе даже показалось, что она видела, как под тёмными очками блеснули её глаза.

– И я слышу это от тебя? – звенящим шёпотом спросила подруга. – От дочери Тёмного Лорда?

– Мне слишком многое известно.

– Мне известно не многим меньше.

– Mon Père умеет убедить в чём угодно, Вирджиния. Когда я говорю с ним, все мои сомнения кажутся глупыми, все опасения – надуманными. Но потом я остаюсь одна… Или узнаю что-то.

– Великий человек не может обходиться без жертв.

– Это всё верно до очередной отдельной истории. Одной маленькой истории какой-нибудь незаметной жертвы. Одной искалеченной походя судьбы или разрушенной жизни.

– В таком случае нужно сидеть в углу и разводить садовых гномов, – пожала плечами рыжая ведьма. – Впрочем, тут тоже порабощение их воли.

– Ты утрируешь.

– Я просто сделала выбор и ещё ни разу ни раскаялась в нем.

– Ни разу?

– Только в самом начале, ещё в школе. Мне казалось, что я положила свою жизнь на алтарь мести. Порой казалось, что зря, что Гарри этого недостоин. Мне было очень страшно. Но у меня были ты и Лика; Лика очень многому меня научила. А благодаря тебе я не считала себя такой уж страшной предательницей.

– Ну вот, и ты назвала меня предательницей.

– Не придирайся к словам! В школе я ещё была полной дурой. Придумала себе страшную обиду, страшную месть, великие жертвы. Чуть ли не страдала назло Гарри. Просто маленькая глупая девочка. Кто такой Гарри Поттер? Он мираж, который давно растаял на горизонте. Прихватив моего братца, – с сожалением добавила она. – Заметила, он всегда умудряется всё испортить! Я могла бы всю жизнь быть ему благодарна – так он утащил Ронни невесть куда!

– И ты ни разу не раскаялась в своём выборе после школы? – глухо спросила Гермиона. – Ни единого раза?

– Никогда. Тёмный Лорд вернул мне смысл жизни.

– Это какой же? – криво улыбнулась молодая ведьма.

Джинни вздохнула и опять посмотрела в окно.

– Свободу. Свободу от Гарри, от моих предрассудков…

– И ты считаешь, что ты свободна сейчас? – с сожалением спросила Гермиона. – Что можешь делать то, что вздумается, что можешь уйти в любой момент?

– Дело в том, что сейчас я не хочу уходить.

– А если бы захотела?

– А если бы ты заболела драконьей оспой, а лекарства ещё не изобрели? Я не понимаю, к чему ты ведёшь, Гермиона.

– Пойдём на террасу? – предложила молодая ведьма, осторожно укладывая ребёнка в колыбель. – Я хочу курить.

* * *

– Papá советовал мне спросить у тебя об Астории Малфой, – сказала Гермиона, цепляясь за первую пришедшую в голову тему. Она уже жалела о том, что завела с Джинни этот разговор.

На террасе дома Грэйнджеров было холодно, из приоткрытого окна тянуло совсем не весенним ночным морозцем. Гермиона включила свет и сделала отопление посильнее.

– А что тебе рассказать? Ты спасла девочку, – хмыкнула в ответ Джинни Уизли, послушно подхватывая предложенную тему. – То есть она, конечно, страдает, у неё траур и всё такое… Но из той бочки драконьего навоза, куда она угодила, выход был только один.

– Всё так плохо? – удивилась Гермиона, усаживаясь в кресло и прикуривая.

– Её выдали замуж сразу после школы, – пожала плечами рыжая ведьма, садясь на холодную кожу диванчика и ёжась. – За деньги, имя и положение в обществе. После Тёмной Революции супруга Драко Малфоя, учитывая положение Люциуса при милорде, – это была блестящая партия. Гринграссы ведь не знали подробностей. Она была ещё слишком мала, но Дафна недавно вышла замуж за Уоррингтона. Представляю, как она кусала себе поначалу локти, дурочка. Асторию и Малфоя обручили, когда невеста ещё была на седьмом курсе, а через несколько месяцев, после её выпускных экзаменов, справили свадьбу. Люциус и Нарцисса были счастливы, что наконец-то пристроили сына. Он ведь так долго был маргиналом.

– Им и остался, – зло буркнула Гермиона, глубоко затягиваясь.

– Именно так, – кивнула Джинни. – Я бывала у них после свадьбы несколько раз с Беллой. Малфой почти никогда не появлялся дома, но коль уж появлялся, мне кажется, девочке доставалось, как домовому эльфу. Она такая запуганная и забитая, а ещё совсем ребёнок. Вообще говоря, мне её до ужаса жаль. Сломали человеку жизнь в самом начале. А это «положение в обществе» – в сущности, фикция. Милорд Малфоя не жаловал. Младшего, я имею в виду.

– Ей хоть сейчас из-за меня не достанется? – заволновалась Гермиона.

– Нет-нет, что ты. Твое благородство не знает границ, – хмыкнула рыжая ведьма. – А Астория вообще должна на тебя молиться. Сейчас она немного оправится и, если не будет дурой, устроится просто шикарно. Молодая вдова, с таким состоянием… Пару лет подождать, и можно делать что угодно.

– У неё ведь остался сын, да?

– Ага, в июле будет два года. По крайней мере, не оборвался славный род Малфоев. Потому что я сомневаюсь, что Нарцисса будет рожать Люциусу ещё наследников, – захихикала Джинни.

– Это вообще невероятная история, – хмыкнула Гермиона, – я её от Papá только недавно узнала.

– Да ты что! Всё общество гудит. Вообще говоря, Нарцисса играет с огнём.

– Да, боюсь, Северусу в итоге не поздоровится.

– Я имела в виду милорда, вообще-то, – подняла бровь Джинни. – Нарцисса слишком многое себе позволяет. Если бы не твоя просьба…