– Если Maman прозвали Чёрной Вдовой, если Ада Афельберг сразу поняла, что её ожидает – значит, это далеко не единичный случай, – глухо отозвалась Гермиона.

– В первый год после революции – да; сейчас такое происходит много реже. Но будет всегда. Есть свои законы, Кадмина. Их сложно уловить, ты слишком далека от всего этого. И, поверь, лучше тебе таковой и оставаться. Прими происходящее как данность; необходимость, неприятную тебе.

– Но почему ребёнка, ребёнка – за что?! – ожесточенно выпалила ведьма, выныривая из подушек и устремляя на Люциуса яростный взгляд. – Если этот Винни что-то там натворил, нужно было поймать его! И кипятить кровь ему! Но не его дочери! Не верю, что вы не могли найти того, кто вам необходим!

Это «вы» слетело как-то само собой, и Люциус усмехнулся.

– Могли. Но Винни ещё нужен Тёмному Лорду.

– А ребёнок и его жена – не нужны? – с едким сарказмом отметила ведьма.

– Именно так, Кадмина. C'est la vie(1).

– Mais c’est terrible ce que tu dis(2)!

– Ceci pos, cela change la question(3), – хмыкнул Люциус Малфой, глубокомысленно кивая головой.

– Это не повод для шуток! – горько протянула Гермиона.

– Отнюдь. Лишь ирония помогает сохранить разум.

– Но можно же что-то изменить, – села на кровати Гермиона, всматриваясь в стальные серые глаза своего собеседника. – Я поговорю с Papá!

– Не стоит. Впрочем, Тёмный Лорд объяснит тебе всё лучше меня, il prend toujours par les sentiments(4).

– Oui, oui, il est charmant(5), – съязвила Гермиона. И вдруг спохватилась: – Прекрати! Немедленно прекрати это!

– Что прекратить, mon enfant(6)?

– Перестань! Перестань говорить по-французски! Перестань говорить об этом с такой насмешкой!

– Не злись, Кадмина, – Люциус примирительно провёл рукой по её волосам. – Мы вообще больше не будем об этом говорить. И тебе бы я настоятельно рекомендовал не думать об этом больше…

_________________________________

1) Такова жизнь (франц.).

2) Но ведь то, что ты говоришь, ужасно! (франц.)

3) Раз так, то это меняет дело (франц.).

4) он всегда берёт чувствами (франц.).

5) Да, да, он очень мил (франц.).

6) дитя мое (франц.).

* * *

– Нет, ты полюбуйся!

Багровая от злости Джинни шлёпнула на стол свежий номер «Ежедневного пророка».

На развороте под фотографией Тёмного Лорда на фоне празднующего прошлое первое сентября Даркпаверхауса красовался огромный заголовок: «Внучка Лорда Волдеморта шипит, как речная гадюка», а подзаголовок ниже гласил: «Раздвоенный язык влиятельного основателя».

Гермиона схватила газету и стала быстро читать размещённый под огромными буквами текст:

«Мы отдаём своих детей в самом опасном, с точки зрения дурного влияния, возрасте в со всех сторон сомнительное заведение! Мы доверяем словам людей, чьи поступки, судя по всему, так и не смогли ничему нас научить! Мы утверждаем, что мы мудры и рассудительны, но идём на поводу у самой страшной слабости – бездействия…

Магическое сообщество уснуло, закоченело в слепом безмолвии. От усталости пришло преступное безразличие.

Но ведь это наше будущее, наши собственные дети!

Внучка Лорда Волдеморта в свои полгода уже говорит на парселтанге, но не владеет человеческой речью. Она шипит, как речная гадюка – и это, кажется, совершенно устраивает её печально известного дедушку. Разве может нормальный ребёнок изъясняться, как хладнокровный ползучий гад? Как можно спокойно поощрять подобное, не научив дитя даже говорить по-человечьи? Или Лорд Волдеморт считает, что язык змей более соответствует его отпрыскам?

Что это? Попытка восстановить «семейные традиции»? Ведь, как известно, мать и дядя того, кого именуют Тёмным Лордом, всю свою жизнь плохо владели людской речью, предпочитая ей противоестественное шипение – с подачи полуненормального Марволо Гонта, чьё имя Лорд Волдеморт считает настолько достойным, что предпочитает использовать его, забывая «маггловское» первое имя и отказываясь от ненавистной ему фамилии отца в пользу имени рода своей матери?

Лорд Волдеморт во всём решил следовать примеру своего «выдающегося» дедушки?

Но если из своей родной внучки тот, кто ныне зовётся Т.Марволо Гонт, решил вырастить получеловека, чудовище, не владеющее людской речью, то во что же он собирается превратить чужих, наших детей? Как могут родители допускать подобное, добровольно отдавая свои чада в лапы чудовища?

Задумайтесь!

Лорд Волдеморт изменил свой внешний облик, стал более походить на человека – но он не может перекроить свою суть, свою змеиную сущность, наложившую печать на его душу. Не забывайте о прошлом! Почему болезненные уроки ничему не учат современных волшебников?

Где ваши глаза, где ваши уши? Почему заснул ваш разум, убаюканный лживыми речами?

О, вы, волшебники и ведьмы, вы своими руками укладываете мир под ноги Лорду Волдеморту! Вслушайтесь в эти страшные слова! Кем стали мы, как мы могли такими стать? За что же умирали наши близкие ещё так недавно?..»

Гермиона дочитала статью и с негодованием впилась взглядом в подпись – «Элфиас Дож».

Это престарелый дружок Дамблдора, кажется, наследница Тёмного Лорда мельком видела его лет пять назад на свадьбе Билла и Флёр и уж точно читала в книге Риты Скитер немало примечательного. Но что же себе позволяет этот дерзкий седой одуванчик?!

– Что это? – осипшим от негодования голосом прошептала Гермиона вслух. – Что это такое?! – с внезапно нахлынувшей яростью вскричала молодая ведьма, и вскочила на ноги. – Как они смеют?! Как они могут такое писать о Етте?! Ползучая гадина?! Моя дочь – ползучая гадина?! Да как он осмелился?!

– Милорда нет в гимназии, – злорадно сообщила Джинни. – Возможно, он уже разбирается с этим, – последнее слово она произнесла, кивая на смятую в руках Гермионы газету. – Это всё целитель или та стерва! – добавила младшая Уизли. – Пока мы ждали тебя, Етта зашипела в детском манеже на какого-то мальчишку, и его мамаша явно была недовольна. Добраться бы до неё…

Гермиона сжала кулаки и с отчетливостью поняла, что сама готова разнести на куски редакцию «Пророка» и Элфиаса Дожа в придачу. Как это подло – вплетать ребёнка в политическую грязь! Что Орден Феникса позволяет себе?!

– Хочу посмотреть ему в глаза, – вдруг сказала она, – этому мерзавцу.

– Боюсь, поздновато, – зло хмыкнула Джинни.

– Стоп, – вдруг сказала Гермиона и почувствовала, что спина в минуту покрылась липким потом. – Они же… они же не убьют его из-за моего ребёнка?

Джинни подняла брови и хмыкнула вновь.

– Но…

Гермиона растерялась. Злость отступила так же стремительно, как и нахлынула.

– Mon Pére нет в гимназии? – тихо спросила она, и Джинни кивнула.

Молодая ведьма резко сдёрнула с плеча кофточку и решительно прижала похолодевшие пальцы к Чёрной Метке.

– Что ты делаешь?! – подскочила Джинни, бледнея на глазах и начиная лихорадочно приглаживать волосы.

Резкая жгучая боль обожгла руку, и Гермиона стиснула зубы. Джинни с яростью посмотрела на неё и быстро выхватила волшебную палочку, направляя на окна – стёкла на террасе мгновенно запотели. Гермиона запоздало поняла, что они на виду у всех соседей. Хотя сейчас это всё равно мало волновало её. Только бы успеть.

С громким хлопком на террасу дома Грэйнджеров трансгрессировал Лорд Волдеморт.

В своей новой ипостаси, красноречиво описанной Дожем, он выглядел так же непроницаемо, как и всегда – только лёгкое вопросительное выражение лица выдавало эмоции.

Волдеморт бросил быстрый оценивающий взгляд вокруг.

Гермиона сильнее сжала газету. Джинни, начиная немного алеть, поклонилась.

– Всё в порядке? – приподнимая левую бровь, спросил Тёмный Лорд.

– Нет, не всё! – со внезапной злобой крикнула Гермиона, забывая, зачем звала своего отца, и взмахивая мятой газетой. – Что Орден Феникса себе позволяет?!