Рон же, напротив, не отрывал от сестры глаз.
Он тоже очень изменился. Осунулся и сильно похудел, даже одряхлел, если это слово применимо к молодому парню. Впрочем, он вовсе не выглядел на свои годы. Огненно-рыжие волосы потускнели, и в них серебристыми прядями проступала седина; выцвели на лице многочисленные веснушки, щёки впали, как после длительного истощения, а глаза, наоборот, казались больше на этом измождённом лице.
Громадные ручищи были стиснуты в кулаки, лицо, серое, с болезненной зеленцой, искажено печатью какого-то страшного решения. Губы плотно сжаты, в глазах – тоскливая безнадёжность.
Джинни смотрела на брата с отвращением, пренебрежительно и высокомерно. В её глазах не промелькнуло и тени сочувствия или жалости. Того, что Рон стоял рядом с Гарри и помогал тому сегодня, она, казалось, не сможет простить ему никогда.
– Чтобы не мешала, – ответил Гарри на вопрос младшей Уизли.
Гермиона, последние десять минут теребившая в руках злополучный кулон, протянула его Гарри и даже сделала несколько шагов вперёд, но тот отступил, выставив перед собой свободную руку.
– Не торопись. Сначала удостоверимся в выполнении всех условий.
Молодая ведьма не стала читать лекцию о том, как действует Непреложный Обет, и просто ждала, пока Гарри, закрыв глаза и опустив свободную руку (в левой он держал мирно спящую Етту) в карман, как будто принюхивался, широко раздувая крылья обескровленного, бледного носа.
Это заняло с полминуты, а потом он резко распахнул глаза и выхватил волшебную палочку.
– Вы меня обманули!
Гермиона, всецело полагаясь на оговорённые пункты Непреложного Обета, не особенно следила за своей защитой – она, не отрывая глаз, смотрела на спящего ребёнка в руках Гарри Поттера. И потому не успела вовремя отреагировать.
Два чёрных урагана, вырвавшись из палочки волшебника, разлетелись по комнате: один, свившись в дымчатые кандалы, приковал Гермиону за руки к стене гостиной Грэйнджеров, а второй, будто лассо скрутив запястья Джинни, вздёрнул ведьму к потолку в двух футах над полом.
– Полегче! – грубо и зло бросил молчавший до того Рон.
– Вы обманули меня! – повторил Гарри Поттер. – Я чую здесь кровь Волдеморта!
Гермиона метнула быстрый взгляд в глаза покачивающейся на своих оковах Джинни, но в свирепом взгляде ведьмы не уловила признаков обмана.
– Ты чувствуешь кровь Papá во мне, ублюдок! – с яростью крикнула она Гарри Поттеру. – Я его дочь!
– Не нужно считать меня идиотом, – холодно оборвал тот. – Отдельно от тебя в этой комнате. Где он? И как вы провернули это?! Почему ты ещё жива?
Он сильнее прижал к себе Генриетту, и ледяная рука страха стиснула горло молодой матери так сильно, что с трудом получалось дышать.
– Успокойся! – грубо и с бесконечным презрением бросила сверху Джинни. На её лице ни один мускул не дрогнул от боли, и только ярким огнём горело безмерное злое отвращение. Растрепавшиеся волосы прикрывали часть лица, накидка слетела, из-под свисающего платья слегка виднелись кончики босых пальцев. Она висела в двух футах над полом и смотрела сейчас только Гарри в глаза. И лишь теперь он впервые и сам посмотрел на неё. – Уймись, демоново отродье! – зло повторила ведьма. – Никто не нарушал Непреложного Обета, это невозможно. Кровь милорда ты чувствуешь во мне: я жду от него ребёнка.
Что-то странное, похожее на всполох пламени, блеснуло в выцветших глазах Гарри, и его лицо исказила судорога. На четверть минуты в комнате повисла угрожающая тишина, а потом тот, кто считал себя Избранным, разбил её на миллион осколков:
– Шлюха! – взревел он неестественно низким, утробным голосом и со страшной силой полоснул Джинни плетью проклятья.
Оно глубоко рассекло кожу, прочертив по лицу и левому плечу младшей Уизли быстро наполнившуюся тёмной кровью широкую полосу. Рона, который метнулся к Гарри после этого удара, тот взмахом руки отшвырнул к стене.
Джинни даже не вскрикнула, только закачалась на своих кандалах в воздухе и, сплюнув на пол, медленно подняла на Гарри полный презрения взгляд. Кровь многочисленными струйками побежала по коже, впитываясь в ткань белого платья, и оно, намокая, прилипало к телу, чётко обрисовывая очертания округлого живота молодой колдуньи. Лицо Гарри искажала ярость.
– Не смей трогать мою сестру!!! – взвыл Рон, поднимаясь на ноги, но внезапным движением и его, на манер Гермионы, Гарри пригвоздил к стене. Не отрываясь, он смотрел на живот Джинни, а ведьма, вызывающе прищурившись, – ему в лицо.
На Рона она даже не посмотрела, лишь бросила зло и презрительно:
– Иди к лешему со своей убогой защитой, паскуда!
Гермиона собирала силы, чтобы освободиться от пут, но не знала, что делать дальше – она не могла нападать на Гарри, не могла нарушить Обет. Не могла даже связать его – ограничить свободу. Проклятье!
Ненадолго опять воцарилось молчание.
– Твоя жертва больше не нужна, Рон, – наконец произнёс Гарри Поттер.
На секунду повисла звенящая тишина, и вдруг лицо Рона, понявшего что-то, искривила страшная гримаса отчаяния.
– Нет!!! – заорал он, тщетно всеми силами пытаясь освободиться. – Не смей, Поттер! Слышишь?! Не смей!!! Если ты тронешь мою сестру… Гарри! Гарри!!! Умоляю тебя…
– Жертва для чего? – оборвала его звонким голосом Джинни, не сводя со своего противника дерзких, ненавидящих глаз.
И тут Гарри улыбнулся.
Он улыбнулся так, что у Гермионы отнялись ноги, а волосы зашевелились на голове.
Нагнулся, положил спящую Генриетту на пол и снова выпрямился во весь рост. Теперь он смотрел только на Джинни и кривил губы в самой страшной улыбке, какую Гермионе когда-либо приходилось видеть.
Её обуял непередаваемый ужас.
Рон всеми силами пытался вырваться из колдовских кандалов. И только рыжая ведьма с кровавым рубцом на лице вызывающе и смело смотрела Гарри в глаза. Казалось, не виси она под потолком, этот взгляд всё равно смотрел бы сверху вниз – таким красноречивым огнём пылали её сверкающие глаза.
– Придётся побаловать вас спектаклем, – заговорил Гарри громко, – ибо ты, – он на секунду перевёл взгляд на Гермиону, – включила в Обет запрет накладывать на ребёнка чары втайне от тебя.
Сердце оборвалось в груди Гермионы.
– Как угодно! – выкрикнула она, рванувшись вперёд и чуть не вывихнув скованные магией запястья. – Ты не можешь причинить ей вреда! Живую и здоровую! Ни магическим, ни маггловским способом! Ты умрёшь, Гарри! Слышишь?! Ты умрёшь в ту же секунду, когда нарушишь Обет!
– Успокойся, – поднимая палочку, бросил Гарри Поттер, – никакого вреда. Всего лишь подарок. От всего сердца, Гермиона. Я отдаю твоему чаду частичку себя. И ей придётся хранить мою жизнь, ибо я должен жить до тех пор, пока не убью Волдеморта. Любой ценой.
– Не смей трогать мою сестру!!! – ещё раз бешено взвыл обезумевший Рон, сотрясая невидимые путы. – Останови его!!! – крикнул он Гермионе. – Он хочет сделать из ребёнка Хоркрукс, убив Джинни!
Разрывая сковывавшие её магические оковы, Гермиона на секунду перестала воспринимать звуки вокруг. Ужас и ярость настолько заполнили её, что не осталось места восприятию действительности. Она уже замахнулась, чтобы нанести Гарри первый удар, когда неестественно высокий повелительный голос подруги ворвался в её сознание:
– Кадмина! – Джинни впервые называла её этим именем, и оно всё ещё эхом звенело в голове застывшей с занесённой пылающей палочкой Гермионы. – Стой! Стой!!! – Джинни ещё никогда не говорила так властно. – Ради меня, – слова ударами кнута врезались в сознание, – ради Генриетты: не нарушай Непреложный Обет! Ты умрёшь! – рыжая ведьма на секунду закрыла глаза, и на её лице впервые с того момента, как их связали, появилась мука. – Не делай милорду ещё больнее!
– Ах ты тварь!!! – бешено крикнул Гарри, и чёрное стрелообразное облако, на лету обернувшееся сталью, пронзило Джинни насквозь, пройдя под углом через живот и сердце, и вырвалось наружу между лопаток, вонзившись в дальнюю стену, по которой на пол покатились тёмно-бордовые капли. На лице рыжей ведьмы промелькнуло странное, отрешённое выражение. Она один раз глубоко вдохнула полной грудью, дёрнулась и обмякла, безжизненно повиснув на связанных путами заклинания руках.
