– Когда есть смысл, Белла, – перебил Рабастан. – А не просто так!

– Смысл был!

– Какой? Сделать тебя женой повелителя?!

– Его воля, – ледяным тоном оборвала Беллатриса. – Мне кажется, этого вполне достаточно.

Послышался стук каблуков и шелест мантии, леди Волдеморт стремительно вышла из-за статуи и скрылась в полумраке зала.

Гермиона, выждав пару минут, лёгкой тенью вернулась к преподавательскому столу, вокруг которого пылали высокие факелы.

– Что с вами, миссис Малфой? – окликнул её задумчивый голос младшего профессора д’Эмлеса. Наряженный Мефистофелем, он удивительно вписывался в этот образ – ибо и в быту носил на себе его неуловимые черты.

– Всё в порядке, – ответила Гермиона.

– У вас озабоченный вид.

– Слишком много мыслей, – протянула ведьма с меланхоличной улыбкой.

– В эту ночь нужно веселиться, – прищурившись, попенял д’Эмлес. – Пойдёмте.

– Куда?

– Попробую помочь разобраться с вашей тревогой. – Он взял её под руку и повёл в темноту.

– Хотите пригласить меня на танец? – предположила Гермиона.

– Танцевать нужно с лёгкой душой, – возразил преподаватель нумерологии.

– А как её облегчить? – усмехнулась ведьма.

– Нужно сначала найти смелость заглянуть в неё, миледи, – странно ответил её коллега. – Идёмте.

Он вывел ведьму к оазису мерцающего голубоватого света в одном из отдалённых уголков зала. Там, за небольшим круглым столиком в окружении нескольких фигур восседала перед магическим кристаллом наряженная римлянкой преподавательница прорицаний. Шёлковый шарф скрывал изуродованную половину лица.

– Присаживайтесь здесь, леди Малфой, – подтолкнул Дэмьен. – Врага нужно знать в лицо.

– Это совсем… – растерялась Гермиона. – То есть я не… Здравствуйте, профессор Нэсмизидас.

– Зовите меня Амарантой, – улыбнулась в призрачном голубом свете полувейла и протянула над столом свои белоснежные руки ладонями вверх. Гермиона без особого энтузиазма подняла свои.

Глаза гадалки затуманились, и она неподвижным взором уставилась вглубь магического кристалла. Гермиона от нечего делать тоже туда смотрела: внутри шара клубился облаком густой белый туман.

Амаранта молчала, руки её, сначала совершенно ледяные, стали медленно согреваться в тёплых ладонях Гермионы. Пауза затянулась.

Леди Малфой уже хотела прервать представление и встать, как вдруг губы провидицы дрогнули.

– Два тугих обруча сковали твоё сердце, – заговорила она тихим, потусторонним голосом, глядя в белый клубящийся туман, – и мешают дышать: каждый миг, каждую секунду память шепчет твоему сердцу жестокие слова. Много чужой вины окатывает тебя холодом постоянно, но вина твоя – жжёт калёным железом. И свобода от неё придёт лишь когда спадут тяжёлые обручи. Их разрушит только месть. Всё остальное бессильно. Неотомщённая обида вопиет о возмездии…

– Это невозможно, – дрогнувшим голосом сказала Гермиона, – у меня нет власти мстить мёртвому и пропавшему.

– Тот, кто исчез, всегда рядом. Тот, кто умер, дожидается твоего суда. Ты снимешь раскалённые обручи. Один за другим, хотя между ними лягут годы. Сначала первый, самый тугой. А за ним и следующий. Один с наслаждением, второй – с безразличием. Ты уберёшь жар, чтобы замёрзнуть во льдах чужой вины, но твоей уже не останется.

Гермиона хотела подняться, однако Амаранта удержала её, с силой сжав руки, и всё так же не отрывая взора от шара, разделяющего их двоих.

– Постой. Есть ещё сны, которые тревожат тебя, – произнесла гадалка. – Это чужая месть, чужой раскалённый обруч. Искалеченные и разрушенные судьбы приходят к тебе во снах, облачённые в белые одеяния. Они упрекают тебя – но это не твоя душа плачет о них, это Чёрная магия приводит на ночные свидания тени. Они не могут причинить вреда, потому что безразличны тебе. Все, кроме одной. Та ещё не являлась. Тени уйдут, когда покажут свои лица. Они пришли только бросить упрёк, и их власть развеется. Потерпи. Дай кому-то снять свой раскалённый обруч…

Амаранта отпустила её, но Гермиона осталась сидеть.

Чья-то рука легла на её плечо – ведьма повернула голову: длинные изящные пальцы заканчивались острыми ярко-красными коготками, на безымянном сверкнуло, поймав отблеск какой-то далёкой свечи, золотое кольцо с витиеватой буквой «П» из алмазной крошки.

– Осторожнее, Кадмина, – произнёс голос Беллатрисы над самым ухом, – предсказания нужно слушать наедине. Оставь сегодняшний аттракцион для гимназисток – вон та парочка явно жаждет занять твоё место сейчас.

Две сконфуженные третьекурсницы в смятении бросились в темноту, едва не сбив с ног Фреда Уизли.

– Какие нервные, – хмыкнула Белла, убирая руку с плеча своей дочери. – Ничего, они попозже сюда вернутся.

Прохладный ноябрьский ветер гонял по каменным ступеням Даркпаверхауса опавшую листву. Гермиона смотрела в ночь, зябко кутаясь в тонкий чёрный плащик: её открытый костюм не располагал к прогулкам на свежем воздухе. Рука, державшая сигарету, замёрзла на ветру.

– Пытаетесь охладить раскалённые обручи? – услышала она чей-то голос за спиной и обернулась: облокотившись на колонну, у стены дымил трубкой, задумчиво глядя на неё и медленно выпуская круги густого сизого дыма, Тэодор д’Эмлес, старший брат Дэмьена, преподающий в гимназии изучение нечисти.

– Выходит, Maman права: предсказания нужно слушать в уединении, – усмехнулась в ответ Гермиона.

– Не всегда, – серьёзно сказал маг. – Давайте прогуляемся?

– Хотите согреться в жару моих обручей? – хмыкнула ведьма.

– Если позволите. Может, это немного охладит их.

Они стали спускаться со ступеней парадного входа. Гермиона затоптала свою сигарету и испарила остатки волшебной палочкой.

– И давно это с вами? – спросил д’Эмлес.

– Что именно?

– Раскалённые обручи, – коротко пояснил он.

– Давно. – Гермиона вздохнула. А потом добавила: – И навечно.

– Вы же слышали, что сказала мисс Нэсмизидас, – возразил её спутник.

– Я не верю в предсказания.

– Зря. Порой они помогают разобраться в себе.

– Мне нельзя разбираться в себе, – вздохнула Гермиона. – Опыт показывает: то, что я там увижу, окончательно добьёт меня. Морально.

– В яме человеческой души много такого, о чём мы и не подозреваем, – философски заметил профессор. – Стоит только покопаться и извлечь то, что нужно в определённый момент. А бесполезное выбросить вовсе. Или затоптать в самую глубь.

– Затаптывание – не вариант, – прервала леди Малфой.

– Есть такая глубина, с которой уже ничего само не поднимается.

– А как узнать, что именно необходимо извлекать, а что затаптывать, профессор д’Эмлес? – спросила ведьма, остановившись – они ушли за замок, туда, где поднимающийся от подножия гор лес граничит с мёртвым озером, – и повернулась к своему наряженному в отшельника спутнику лицом.

– Называй меня Тэо, – негромко сказал он. – Что прекрасная Амаранта говорила о холоде чужой вины, который окатывает тебя постоянно?

– Семейные неурядицы, – хмыкнула Гермиона.

– Не можешь смириться с тем, кто ты есть?

– Никто не знает, кто я есть на самом деле, – отвела глаза ведьма.

– Я не так выразился. Смириться с тем, кем тебе быть сейчас всего удобнее и проще.

– Тебя прислал mon Pére? – с вызовом спросила Гермиона.

– Нет, – усмехнулся Тэо. – Услышав вашу с мисс Нэсмизидас беседу, я немного потолковал с твоей матерью. Она говорит, у тебя проблемы. – Тэо сделал шаг вперёд, став ближе к ней. Полная луна отсвечивала от стальной глади озера и бросала на них дрожащие блики. – С адаптацией.

– Тяжёлое детство. Много упущений, – съязвила Гермиона. – У меня никогда не было подружки, с которой мы могли бы вволю топить котят, а приёмные родители совсем не давали мне выкручивать сверстникам руки и ломать чужие игрушки. – Она картинно шмыгнула носом и скривилась. – Ужасно вспоминать.

– Если хочешь вырваться и жить по-другому – почему терпишь всё это? – склонив голову, спросил её спутник. – Уже столько лет? А если менять что-либо ты всё равно не станешь – почему бы не научиться получать удовольствие? Впрочем, если даже ты мазохистка – у сего пристрастия тоже есть куда более приятные проявления… Ну что? Помочь справиться с холодом чужой вины? А там, глядишь, займёмся и твоими обручами…