– Дорогая… пойдём… пойдём, я познакомлю тебя с одной очень хорошей тётей, и ты поиграешь, пока я кое-что ей расскажу. Хорошо?

– Пойдём, – легко согласилась Генриетта.

На столах уже возникли угощения праздничного предрождественского ужина. Гимназисты и преподаватели вставали, разговаривали, ходили по Трапезному залу. Гермиона тщетно искала в толпе Амаранту – полувейлы нигде не было видно.

– Сица! – окликнула леди Малфой призрачную княжну, пролетавшую мимо. – Ты не видела профессора Нэсмизидас?

– О, она, кажется, поднялась наверх в кабинет со своим другом, – улыбаясь, откликнулся призрак.

– Меня зовут Генриетта, – подала голос юная мисс Саузвильт. – А вы давно умерли?

– Етта! – возмутилась её мама.

– Всё в порядке, – мягко прервала княжна. – Я Эуфросина. Да, это произошло довольно давно.

– Скажите, а почему вы умерли такая молодая и красивая? – не унималась девочка.

– Меня отравили, – улыбнулось привидение, польщённое комплиментом.

– И ничего нельзя было поделать? – грустно спросила Генриетта.

– Никто долго не знал об этом.

– О-о! А мой привидений совсем старенький, я думала, все привидения должны быть старенькими, раз они умирают.

– Пойдём, дорогая, – потянула её за руку Гермиона, – невежливо задавать такие вопросы.

– Почему? Мама, а я тоже умру молодой? Я хочу, чтобы от меня осталось красивое привидение, такое же, как Эуфросина. Мама, а привидение может жить, где пожелает? Я могу потом, когда умру, жить в гимназии bon-papa?

– Не говори глупостей, Етта. Ты не умрёшь.

– Как, никогда? – удивилась девочка и даже остановилась.

– Это произойдёт очень нескоро, – пообещала Гермиона и потянула её за руку. Они вышли из Трапезной и направились через холл к правому крылу, чтобы подняться в кабинет Амаранты. – И не стоит оставаться привидением, нужно отправляться дальше.

– А когда отправляешься дальше, можно опять стать молодой, если ты вдруг дожил до старости, мама?

– Не знаю, дорогая. Но ты обязательно доживёшь до глубокой-глубокой старости.

– И у меня будут морщины? – возмутилась Генриетта.

– О, Етта, дорогая, у тебя всё будет хорошо!

– Без морщин?

– Без морщин. Обещаю.

Они остановились у кабинета Амаранты.

– Послушай, милая, у тёти, с которой я тебя познакомлю, есть большой шрам на щеке. Её укусила хлюпнявка, это такое болотное животное. Не нужно напоминать об этом тёте, хорошо? Сделай вид, что ты ничего не замечаешь – чтобы она не расстроилась.

– Хорошо, мама. А у меня никогда не будет шрамов?

– Никогда, дорогая, – уверила Гермиона и постучалась.

– Да-да? – раздалось из-за двери после небольшой паузы, и замок коротко щёлкнул.

– Прости, я… Мне нужно поговорить с тобой, – смущённо пробормотала Гермиона, проходя в комнату, – Сица сказала, что ты пошла наверх и… Это моя дочь, Генриетта.

– Здрасти, – выпалила Етта, жадным взглядом изучая Амаранту и её шрам. Было видно, что, несмотря на него, девочку поразила удивительная красота полувейлы. Но она не знала, можно ли говорить об этом и потому промолчала.

– Здравствуй, милая, – улыбнулась ей Амаранта и присела на корточки. – Ты такая хорошенькая. Проходите. Кадмина, знакомься, это мой друг Чарли.

– Оу. Мы… немножко знакомы… уже, – растерянно пробормотала леди Малфой. – Привет.

– Здорóво, Гермиона! – подмигнул ей приземистый рыжий колдун.

Чарли Уизли был коренастым невысоким волшебником с широким добродушным лицом, обветренным и покрытым таким количеством веснушек, что они напоминали загар. Несмотря на это, он был сегодня необычайно бледен, хотя на щеках двумя яркими пятнами горел румянец. Крепко сколоченный, со множеством оставленных ожогами и порезами отметин на мускулистых руках и растрёпанными довольно длинными тёмно-рыжими волосами, он почти не изменился за те долгие годы, которые они с Гермионой не виделись. Чарли был одет в длинный чёрный плащ из драконьей кожи, из-под которого виднелась холщовая рубашка с дорожкой бурых пятнышек, а шею волшебника украшал пышно завязанный белый шёлковый платок, придававший ему вид лондонского денди позапрошлого века.

– О, это Кадмина, дорогой, – засмеявшись, поправила Амаранта.

– Чарли знает меня как Гермиону, – возразила та.

– Так, кажется, называет тебя и его брат, наш смотритель, – кивнула полувейла. – Выходит, вы действительно знакомы?

– В молодости я часто гостила у родителей Чарли, – кивнула леди Малфой. – И мы все вместе ездили когда-то на финал чемпионата мира по квиддичу.

– Да, в 94-м году, – кивнул Чарли, присаживаясь на своего любимого конька. – Тогда Ирландия победила, несмотря на то, что снитч поймал ловец болгарской сборной, кстати, мой хороший знакомый, – сообщил он Амаранте, и продолжил, обращаясь к Гермионе: – В полуфинале прошлогоднего чемпионата тоже произошло нечто подобное. Ты видела?

– Я не очень увлекаюсь квиддичем, – смутилась леди Малфой, – но Рон что-то рассказывал, кажется…

– М-да, – как-то помрачнел Чарли, и тут же сменил тему: – А это у нас что за маленькая леди?

– Меня зовут Генриетта, – представилась девочка, до того робко озиравшаяся в полутёмном кабинете Амаранты, освещённом только тремя свечами в канделябре, пылающими на столе.

Чарли протянул ей широкую ладонь и пожал тоненькие пальчики.

– Будем знакомы.

– Где это вы так поранили руку, сэр? – восторженно спросила Генриетта, не выпуская его ладони и рассматривая огромный след, оставленный, надо думать, когтем небольшого дракона.

– Хочешь, я расскажу тебе эту страшную историю? – усмехнулся Чарли, подхватывая девочку на руки и усаживая на небольшой диван в углу. – Пока мамочка и тётя Ами посекретничают?

– Страшную? Хочу! – захлопала в ладоши Етта.

– Что случилось? – полушёпотом спросила профессор прорицаний, внимательно глядя на Гермиону. – Выглядишь так, будто нунду в окошке увидала.

– Да уж лучше бы… Скажи мне, как специалист: отчего в ребёнке могут проснуться провидческие способности?

– В ребёнке? – прищурилась Амаранта. – Только от наследственности, если они ему от рождения передались. Взрослый человек способен кое-что развить в себе, если есть хоть какая-то предрасположенность и усидчивость. А у ребёнка это может быть только в крови. Что-то с твоей девочкой? – спросила она затем, бросив быстрый взгляд через плечо Гермионы на мило воркующих Генриетту и Чарли.

– Я только что узнала, что она видит на расстоянии разные вещи, которые оказываются правдой. И многие из этих вещей ей совсем не стоило бы видеть.

– Ты уверена? – заинтересовалась Амаранта. – А среди её предков были ясновидящие?

– Да, одна точно была. Маленькая девочка, Милагрес. Она жила очень давно, в четырнадцатом веке, но её призрак всё ещё обитает в родовом поместье моего первого мужа, отца Генриетты.

– Ну, если так, то подобный дар вполне может проснуться и через много поколений.

– И с этим ничего нельзя поделать? – испугалась Гермиона.

– Не думаю, – задумчиво ответила Амаранта.

– Какой кошмар! Та девочка, её предок, она покончила с собой из-за своих способностей!

– Согласна, это нелёгкое испытание, – кивнула полувейла, – но из него можно научиться извлекать пользу. Помоги ей.

– Я никогда не верила в гадания и предсказания…

– Ясновиденье и гадания – очень разные вещи, – возразила Амаранта. – Ясновидящему не нужны специальные средства, и он очень редко умеет управлять своим даром. Ты уверена, что твоя девочка видела что-то реальное?

– Да, – скривившись, пробормотала Гермиона, – более чем реальное. И я бы совсем не хотела, чтобы она могла видеть подобное обо мне. Да и о других тоже.

– Существуют вещи, которые нельзя делать, если у тебя есть дети, – хмыкнула Амаранта. Гермиона вздохнула.

– Наверное, мне стоит поговорить об этом с Милагрес, – добавила она. – Ну, с тем привидением. Мы как раз будем встречать Рождество там, в Германии. Прости, что потревожила. Просто это было так неожиданно, а ты как бы гадалка, ну я и… Мы сильно помешали? Я и не знала, что ты знакома с Чарли.