Когда это случилось, Поллуксу было тринадцать лет, и он учился на втором курсе, а я, его признанная невеста, – на пятом. Мы оба были слизеринцами – одна гостиная и миллион закоулков по дороге к ней. Он заморочил мне голову своими речами. О будущем супружеском долге, о том, что я уже его жена, ещё о каких-то глупостях… Он совратил меня, ещё сам будучи ребёнком – а через семь месяцев я родила дочь.

Нас досрочно поженили ещё до того, едва произошедшее выплыло на свет. И пятый курс я заканчивала замужней дамой и молодой матерью, а на каникулы вернулась уже не домой с маленьким братом Шарлем, а сюда, – призрачная женщина склонила голову и тяжело вздохнула, несмотря на то, что воздух был ей не нужен. – Такое даже и в наши времена было диковинкой, но эти дурочки завидовали мне. «Миссис Блэк», – передразнила она, – в свои неполные семнадцать.

Поллукс был старшим из четверых детей в семье Виолетты и Кигнуса Блэков, – после непродолжительной паузы продолжила Ирма. – Ему вот-вот должно было стукнуть четырнадцать, а его младшей сестрёнке Дорэя едва исполнилось пять лет.

Так мы и стали жить – разумеется, хозяйкой дома оставалась миссис Блэк, а я стала лишь ещё одним её ребёнком. Моё появление было связано со скандалом, который едва удалось замять, и потому она невзлюбила меня. Виолетта Блэк была очень озабочена вопросами чести. Такой она воспитала и мою дочь Вальбургу – разумеется, её воспитывала она, а не я.

Семьянина из Поллукса не получилось с самого начала. Он волочился за половиной школы, и я с радостью уехала оттуда, окончив седьмой курс. Перешёптывания за спиной расстраивали меня.

Через четыре года после нашей свадьбы я родила ещё двойню, мальчиков-близнецов Кигнуса и Альфарда.

То был очень тяжёлый год. Дело в том, что в сентябре, ещё до рождения малышей, брат моего мужа Мариус должен был поступить в школу.

С ним давно не всё было благополучно, странный это был ребёнок. Но до последнего дня окружающие отказывались верить, что Мариус сквиб. Это было слишком страшным позором.

Но ему исполнилось одиннадцать, и ни одного приглашения даже в самую крошечную школу магии он не получил. И не мог получить, ибо действительно был сквибом.

Именно в тот год под усадьбой раскинулись эти бескрайние подземелья, – сказала Ирма, разводя руками вокруг. – Их создали для Мариуса и навеки сослали его под землю, прочь от людских глаз. Потом Блэки предпочитали делать вид, будто у них никогда и не было второго сына.

Я жалела Мариуса и часто втайне общалась с ним здесь, в глубине. Таскала ему всякие вкусности и развлекала, как могла. Ведь вы сами понимаете, что и близнецов, как и Бурги, воспитывала миссис Блэк, а я опять осталась не у дел.

Шли годы. Поллукс, пресытившийся мною в детстве, так никогда и не пытался полюбить свою жену. Он жил, как хотел, а я ревела и молчала, потому что самое важное – чтобы со стороны всё выглядело пристойно. Все мы, обитатели Блэквуд-мэнор, твёрдо усвоили это главное правило.

Дорэя выдали замуж за Чарльза Поттера. Умер Кигнус-старший, отец моего мужа. После его смерти Кассиопея, вторая дочь миссис Блэк, переехала жить к младшей сестре, чтобы помогать с маленьким Вальдемаром, и так уж и не вернулась в усадьбу.

Через год после смерти мистера Блэка мы выдали Бурги замуж за её троюродного брата Ориона Блэка – Виолетта восторгалась этим союзом, как «одной из лучших своих затей».

Моя свекровь была крайне возмущена и обеспокоена распутством старшего сына. Я уже говорила, что приличия были для неё на первом месте, а уж после страшной катастрофы с Мариусом она и вовсе помешалась на них.

Тут как раз устроился брак старшего из близнецов, Альфарда, с Ансильведой Флинт – и вдруг мой муж заявил, что уезжает из усадьбы и будет жить в новом имении сына и его молодой жены. Они предпочли покинуть фамильную усадьбу, хотя на тот момент Блэквуд-мэнор ещё должна была отойти Альфарду. Но он не любил этот дом.

Что могла я поделать? Как будто от меня когда-либо что-то зависело! Разумеется, муж уехал, хотя миссис Блэк устроила страшный скандал. А когда не смогла удержать его – выставила меня виноватой во всём.

В ту ночь, когда Поллукс перенёс свои вещи к сыну, была страшная гроза. Молния ударила в раскидистый зелёный дуб за окнами нашей спальни – начался пожар. В его отблесках из высоких окон Виолетта кричала на сына, а он орал на неё. Мне казалось, что они готовы вынуть палочки и убить друг друга.

Кигнуса не было, я испугалась до умопомешательства – и убежала в катакомбы, где не бывала уже много лет, с тех самых пор, как о моей дружбе с Мариусом узнали и строжайше запретили мне с ним видаться.

К моему огромнейшему удивлению, он всё ещё был жив, и после того, что творилось наверху, даже этот полудикий сквиб здесь во мраке вечной ночи был мне милее и отраднее оставшихся там родственников.

Когда на следующий день я возвратилась наверх, в усадьбу, старый дуб превратился в большую чёрную головню, а Поллукс уехал навсегда.

Для меня, по большому счету, это не играло никакой роли. Но Виолетта думала иначе.

С того дня она превратила мою жизнь в истинный ад.

Когда Кигнуса не бывало дома, а он часто пропадал где-то, она изводила меня обвинениями в том, что я опозорила её семью, её сына, что я не должна жить после того, как меня оставил муж – что каждый день такой жизни утраивает позор, который и так лёг на её несчастное семейство.

Виолетта считала, что искупить подобное бесславие я могу только самоубийством от отчаяния.

И вот настал день, когда она принесла мне этот кинжал, – Ирма кивнула на стену, где в слабоосвещённой подземной комнате висел изогнутый клинок с серебряной рукояткой. – Идеальный, как сказала она, – горько усмехнулась мёртвая ведьма, – будто созданный специально для меня. Выкованный гоблинами и заколдованный мудрецами прошлого. Легко, будто в мягкое масло, войдёт он в любое тело – и не причинит ни капли боли или мучений. За несколько секунд втянет в себя всю жизненную силу, и ты будто просто уснёшь – но уснёшь навсегда, – казалось, Ирма цитировала разученные наизусть слова свекрови. – Такая простая смерть, такая лёгкая, безболезненная и надёжная. Я должна быть ей благодарна…

С этой песни начинался каждый мой день – и она была моей колыбельной. И вскоре уже сама я считала, что этот клинок – лучшее из возможных для меня решений. Но я не желала уходить одна с покорностью домового эльфа, – зловеще произнесла Ирма.

Мариус помог мне. Наша дружба возобновилась тогда, в ночь, когда горел большой дуб. Мариус ненавидел свою мать, заключившую его под землёй.

Это он показал мне сию комнату. Кигнус часто отсутствовал в ту пору: он вовсю ухаживал за не импонировавшей властной бабушке французской ведьмой мисс Розье. Когда мой младший сын отправился погостить к родителям девицы, которую к негодованию миссис Блэк называл своей невестой, Мариус помог мне затащить эту ненавидимую всеми фурию сюда. И я убила "столь удачным" кинжалом сначала её, а уже потом себя, – блеснула глазами призрачная женщина. – Действительно не больно, и даже приятно, – усмехнулась она. – Но только дальше я не отправилась. Виолетта следовала приличиям и в смерти – она не могла оставаться неупокоённой. А мне плевать на приличия, которые – только видимость и не более того.

Мариус оттащил наши тела наверх. И вроде как считается, что мы обе добровольно покончили с собой от отчаяния. Сбылась мечта моей свекрови.

Кигнус, кажется, вскоре женился на той французской колдунье. Точно не знаю – не поднималась туда. Мои дети всегда были для меня чужими, а я была чужой для них. Что делать мне там, где меня осудят, среди тех, кому я не нужна? Позорные предки, – скривилась Ирма с иронией. – Ещё отнимут у меня моё прошлое, с них станется. Они всегда у меня всё отнимали – детство, детей, свободу и жизнь. Осталось только прошлое – не стоит его показывать. А тут у меня, по крайней мере, есть Мариус.

– В каком смысле? – вздрогнула Габриэль, слушавшая призрачную Ирму с напряжённым вниманием.