— Здаешь собе справе, зе то упокоржение гонору? — спросил князь Вешневецкий, который пусть и не был королевским послом, но являлся самым знатным, — не простым шляхтичем, а литовским магнатом.
Характерным было то, что князь вполне свободно разговаривал на русском языке, причем в его семье чаще говорили именно на этом наречии. Но сейчас ему было неприятно разговаривать на языке людей, которые покушаются на честь магната.
— Да, я разумею, что это урон вашей чести, великовельможное панство. Но какой урон чести был для Московского Царства, когда вы привели на трон лжеца? — Шуйского задел тон Вешневецкого. — Вы пришли в наш монастырь со своим обрядом.
— Сам посаджешь на троне Димитрия! — вспылил пан Малогоский.
— Я не стану лаяться с вами, не для того вы предстали пред мои очи. Я обвиняю вас, паны, в том, что посадили на трон русский самозванца. Вы в плену, отправитесь в иное место. Слово от вашего кроля и я отпущу. И сохраняйте благоразумие, — сказал Шуйский и демонстративно отвернулся.
Его рынды обступили польско-литовских панов, всем видом показывая, чтобы те последовали прочь из царских палат.
— Твой брат забил моя сорке и кролова, — уже уходя, Юрий Ежи Мнишек обвинил Шуйского в том, что его брат убил Марину.
— Нет, он не мог убить твою дочь, — тихо, лишь для себя, сказал Василий Иванович.
На самом деле, найти доказательства обратного, не получилось. Все указывало на то, что именно Дмитрий Иванович Шуйский и убил Марину Мнишек. Есть вопросы о том, кто убил самого брата, так как баба, даже такая вольнолюбивая, как Марина, не должна была справится с опытным воином, коим, бесспорно, являлся Дмитрий Шуйский.
— Где Мстиславский? — выкрикнул Шуйский.
Михаил Иванович Мстиславский лишь на второй день, после государственного переворота, выразил-таки поддержку Василию Ивановичу Шуйскому и пришел к нему на поклон. Он знал о заговоре, но принял выжидательную позицию, хотя, будь замысел Шуйских полностью провальным, то у представителей этого семейства нашлось бы что рассказать и о Михаиле Ивановиче и о его сыне Григории Михайловиче. Шуйского раздражала позиция одного из знатнейших боярских родов, но ссорится со Мстиславскими было крайне ошибочно.
Теперь же Михаилу Ивановичу предстояло продемонстрировать свою лояльность и сделать так, чтобы Земский Собор состоялся как можно раньше и был благосклонным именно Шуйскому. При этом деятельность Мстиславских будет отслеживать Андрей Васильевич Голицын. Шуйский начинал впадать в паранойю, ему везде мерещилась измена, он понимал, что уселся на трон безосновательно. Как же Василий Иванович ждал сеунч [радостная весть, чаще о военной победе] о поимке, а лучше рыжую голову одного человека, чье происхождение было загадкой даже для Шуйского. Может это был внебрачный сын польского короля Стефана Батория? В Речи Посполитой ходили такие слухи. Но лучше все же звать самозванца Гришкой Отрепьевым.
Дорога на Тулу.
23 мая 1606 года 12.20
Ночевки на воздухе, костры, беседы у костра, жаренное мясо на углях — романтика! Все это описание подходило под приятное времяпровождение на природе, если бы не частности. Так, мошкары было не много, ее было катастрофический много. Даже комары, которых так же кружилось над головой немало, не так бесили, как гнус. При этом обмазываться какой-нибудь гадостью было нельзя. Слишком мазь получалась вонючей, как говорили мои спутники и зверя привлечем и на самого опасного зверя можем нарваться, на человека. Так что терпи.
Хотя, как по мне, так мы воняли изрядно и без мазей. Конский пот, наши тела уже на второй день излучали носощипательный аромат. И я понимал, пусть и не так уж и специализированно, как нужно себя вести в лесу. Но должен ли знать царь о некоторых особенностях выживания или ориентирования в лесу? То-то. Так что многозначительно молчим.
Костры. Тут так же определенные проблемы, так как греть они не особо и грели, были выложены особым способом, чтобы дым стелился по земле, а света было минимум. И находится рядом с огнем так же было нельзя — пропахнешь и опять же станешь привлекать внимание. К чему такие предосторожности, я не понимал. По мне, так в те места, через которые мы пробирались, мало кто и поедет. Иногда приходилось спешиваться и прорубать просеки, порою помогать коню выбраться из топкой грязи.
Что же касается жаренного мяса на углях, которое так же могло бы ассоциироваться с отдыхом, то тут бы еще какого средства от изжоги найти. Организм мой не был таким уж здоровым, чуть поджаренного мяса поел, все — полдня изжогой маяться. Хлеб берегли, его не сильно много брали, а по дороге то глухаря из лука подстрелят, то зайца. Сопровождали нас и волки, тогда все запреты на огонь снимались и я только удивлялся, почему мы так и не подпалили лес. Может только из-за дождя.
Ливень. Это было что-то. Молнии, гром, стена воды, промокшее все, что могло промокнуть. После начал моросить дождь. Сырость, грязь, быстро устающие лошади. Вот она прогулка на свежем воздухе! Я уже был с насморком и надеялся, что только этим все и закончится. Было бы в крайней степени нелепо умереть от воспаления легких, так и не успев ничего сделать для себя и для… России.
Патриотизм? Был, некогда такой, что глотку грыз только за мало-мальски неуважительную фразу о России. После… войны, кровь, грязь, деньги, предательство. И это маниакальное чувство подувяло. Но я был из тех патриотов, которые будут ругать страну, клясть правительство, коммунальщиков, соседа, но возьму автомат и пойду на передовую. Мои претензии к державе — это мое. И я сделаю все, чтобы мне было кого критиковать.
Так было, так, наверное, и есть. Не успел я еще проникнуться людьми в этом времени. Пока мне хочется только их убивать. Вот тот же Басманов, он же шантажом пытается меня приручить. Не все у этого деятеля получается. Не буду я под его дудку плясать, но и пока обожду с его утилизацией. А кто еще мог попасть мне в душу? Марина? Нет, даже отвращение к ней испытал. Никого нет, для кого я бы хотел творить добро.
— Если мы не зайдем в какое село, то положим коней, — констатировал Басманов.
Я не то, чтобы специалист-коневод, или как эта профессия называется, но понимал, что лошадки устали и на траве они долго не протянут, уж слишком тяжелая дорога, особенно после дождей, когда копыта животных тонут в грязи.
— Давно пора! — сказал я.
— Ты, государь, чем-то недоволен? — спросил Басманов.
— А ты, воевода, хочешь без головы остаться? — ответил я вопросом на вопрос.
Такая пикировка стала нормой для нас с Басмановым. Сусанин, блин. Я уже ловил себя на мысли, что эмоции, вызванные желанием наказать Петра начинают преобладать над здравым смыслом. Но я просто не знаю куда идти, я из этого леса могу и не выбраться. Да и справлюсь ли с пятью воинами? Так что рассудок, вроде бы, еще остался. Надолго ли?
— Государь, в любом селе нас могут ждать. Я воевода твой и должен хранить жизнь государеву, — говорил Басманов, в этот раз решившись не переходить в словестную баталию, в которой чаще проигрывал.
Мы не только занимались пикировкой, в ходе которой Басманов, все же не переходил черты, пусть и ходил рядом с ней. Чаще я вытягивал из Петра Федоровича все, что он знал об этом мире. Старался не задавать много вопросов, чтобы вообще не вызвать страх у Басманова и подвигнуть его на ненужное для меня решение. Если получалось вызывать у Басманова эмоцию, то Петра несло. Вот спросил я про то, как он относится к казакам и все, -полчаса-час рассказа мне было обеспечено. К слову, Басманов, их явно недолюбливал.
Потом спросил, как Петр Федорович справляется с управлением своего поместья. Моментально получил укор за то, что все еще не наделил его большими землями, а, главное крестьянами. И тут же рассказ про то, какие малые урожаи, что сам 2 и то за счастье. Мои знания частью, но помогали улавливать смысл сказанного. В целом, меня ужаснуло состояние сельского хозяйства. Подумал даже, что Романовы действительно молодцы, что умудрились из такой задницы хоть как-то, но выбраться. И это страна, которая живет за счет села, ибо ремесло так же на уровне средневековья .
