Я ждал, когда атаман, что привел больше двух с половиной тысяч казаков, прибудет ко мне. Уже знал, что он встал в Макаровке, деревушке, что в шести верстах. Знал я и о том, что нахождение большей части казаков в этой деревушке, как и еще в трех рядом, мало отличалось от того, как вели бы себя крымские татары, что пришли пограбить Русь. И это становилось проблемой. Вроде бы атаман пришел ко мне, к тому, кто акцентирует внимание именно на дисциплину и порядок, но вольница сохраняется.
— Государь! — вошедший мужчина склонил голову в достаточно глубоком поклоне. Но именно, что склонил голову, а не упал на колени, как это делает большинство.
Я видел перед собой голливудскую картинку, мужчину, который по моему, далеко не опытному, мнению, ибо склонен ценить лишь женскую красоту, должен быть желанным для любой девицы. Только сейчас вспомнилось, что ныне уже покойная женушка Марина, «любилась» с этим казаком и долго оставалась именно с ним. Хотя… у Марины был вроде бы еще Жолкевский, может еще кто. Вот же, женщина с низкой социальной ответственностью! Но некое ощущение соперничества с Заруцким появилось. Я то низкий, с бородавками.
— Скажи мне, атаман, ты зачем пришел ко мне? — жестко спросил я, может чуть жестче, чем требовала ситуация, мне-то, в преддверие главного сражения за московский трон, он нужен больше, чем я ему.
— Служить, государь! — немного недоуменно ответил Иван Заруцкий.
— От чего твои казаки, словно татарва ведет себя? Аль нельзя не портить девок? Мне то и ладно, что скоро народится с сотню казачат, али крестьян, токмо и девки те не прокормят детишек, ибо порченные и мало кто их возьмет в жены. Да и обобрали вы донага селян. Аль не ведал ты, что у меня порядок крепкий? — отчитывал я казака, стараясь пристально всмотреться и распознать его эмоциональный настрой.
Человека могут выдавать любые жесты. Вот сейчас атаман мог сверкнуть глазами и тем самым сказать, что он не согласен со мной, что своеволия в нем больше, чем желания служить.
— Уходить пришлось без харчей, вышло, что в деревнях да весях нужно брать и овес для коней, да и девки… Хлопцы всех бы их в жонки побрали, — вот вроде бы и оправдывался, но тон Заруцкого был слишком уверенный.
Передо мной был ни разу не служака. Это был тот самый казак, который временно соглашался с правилами. Но мне это самое временно и нужно.
— Коли так, Иван, Мартынов сын, то есть наказ мой по твоей стезе. Подели казаков на отряды и лютуй на всех дорогах, что к Москве идут. Токмо бери все у служивых и то, что может быть для войска. Но и оставляй то, что идет для людей простых. Нужно мне, кабы в Москве люди знали, что царь я добрый, а Васька Шуйка кабы стал сам грабить москвичей, — сказал я, видя, как просиял казак.
Боялся, а, скорее, опасался, казак, что закрепощу его в правилах своих. Но я же не столь глуп и нерасчетлив, что бы закрывать в клетке казаков. Это как тигра держать взаперти; можно, но при открытом вольере, дикая кошка сразу же сбежит, или загрызет того, кто приносит ей сырое мясо. Потому я буду использовать казаков в том амплуа, которое они сами себе выбрали. Но никаких грабежей и разбоев.
С Заруцким еще с час обсуждали и тактику действий казаков и то, что они должны заплатить серебряной, или золотой монетой за то, что награбили в деревнях. Я — порядок! Это должно стать аксиомой и то, что даже казаки теперь платят за свой грабеж, только на пользу моему формируемому имиджу.
Условились с атаманом, что он через пять дней прибудет в Тушино, чтобы вместе выступить на Москву.
Можно было идти на стольный град и ранее, но войска все прибывали и прибывали. Приходили городовые стрельцы и городовые же казаки, мобилизовалась поместная конница, подтягивались дворяне. Всех их нужно было верстать в отряды, пересматривать тактику с учетом пополнения. Ну и все время, что я пробыл в Серпухове, после и в Тушино, ковались железные и мастерились деревянные лопаты. Ни для кого не был понятен лозунг, что главное оружие любого войска — это лопата. Но именно так и есть. И в этом времени воевать, к примеру, против поляков, можно только с помощью деревянно-земляных укреплений.
Беседа с Заруцким происходила утром, а днем я для всех, отдыхаю. Обеденный сон в этом времени еще более сакральный, чем ночной, и не стоит по пустякам раздражать людей. Потому я закрывался и работал с документами. Писем было сегодня не много, их в целом не много, но у меня есть и другая бумагомарательная деятельность — я писал бизнес-план развития целой страны. И не сказать, что у меня это хорошо получалось. Но должен же быть хоть какой план, чтобы не превратится в слепого котенка, а видеть куда двигается государство.
И сегодня что-то особо работа не шла… Не выходит из головы Ксения Годунова, но, скорее, не она, а факт, что я стану отцом. В той истории, что я знал, имели место только слухи, что инокиня Ольга родила от Лжедмитрия, но, по какой-то причине, именно год не тревожили бывшую царевну, а потом она ездила и в Москву, Троице-Сергееву лавру, в иные монастыри. Так что, избавилась от ребенка? Если так, то я не хочу этого.
Да, ребенок не мой, но к детям я слишком щепетильный… да нет же, даже не в этом дело. Я ощущал что-то необъяснимое, мне хочется видеть это дите, вопреки здравому смыслу.
Бахчисарай
22 июля 1606 года
— Ха-Ха-Ха, — смеялся Сефед-Герай. — Ты, разберись, кто царь в Московии, а после и проси встречи с самим ханом. Время моего досточтимого отца не стоит того, чтобы его тратить на посла неизвестно от кого.
Афанасий Мелентьев-Курлаков уже успел натерпеться унижений за полтора месяца пребывания в Крымском ханстве [есть сведения, что Лжедмитрий посылал посольство крымскому хану Гази-Гераю II, дабы склонить того к войне с Османской империей и на то были причины, так как в 1600–1603 году имел место некоторый конфликт Бахчисарая с Блистательной Портой]. Первоначально богатые дары были отобраны и, как заверяли люди хана, их передали крымскому правителю, в чем Мелентьев-Курлаков сильно сомневался. Но у посла был только незначительный отряд стрельцов, но за ним не стояла мощь государства, чтобы рассчитывать на уважительное отношение.
Посол московского царя Димитрия Иоанновича пытался добиться встречи с ханом, но было отказано в грубой форме. После целый месяц Мелентьев-Курлаков ждал разговора с калга, втором человеке в ханстве, которым являлся сын хана Тохтамыш-Герай. И тут, в конечно итоге, было отказано. Уже и кончались деньги на постой, так как крымская сторона, вопреки дипломатическим правилам, не предоставила средств для существования. И только нуреддин, третий, по значимости человек в Крыму, решил встретится с русским посланником. И то, младший сын Гази-Герая, Сефим, лишь весилил себя и унижал московского посла.
Наверняка, если бы не пришедшие новости о том, что Димитрий Иоаннович свергнут и на Руси идет непонятная возня между претендентами на трон, Арсений поспешил бы покинуть Крымское ханство. Однако, он хотел переждать бурю в своем отечестве хоть и здесь.
— Может ли Московское царство рассчитывать, что в следующем году хан не начнет военных действий? — спросил русский посол, зная о приготовлениях на следующий год относительно большого набега.
— Вы, русские, смешны! Твой свергнутый царь угрожает Великому хану войной, собирает в Москве большое воинство и объявляет нам войну. А сейчас ты, слуга непонятно кого, просишь, чтобы не было войны? — сказал Сефед-Герай и вновь рассмеялся [со стороны Лжедмитрия, действительно, была и подготовка к походу на Крым и объявление войны и попытка склонить Крымское ханство на свою сторону].
Отвечать на такое унижение и плевок в сторону и его, посла, и всей державы, было нечем. Ну не угрожать же войной, которая уже объявлена?
Димитрий Иоаннович рассчитывал на то, что сможет собрать большое воинство и оно, действительно собиралось. Не менее ста тысяч человек, в том числе и казаки, должны были пойти на войну в сторону Крыма, да еще и договоренности с Речью Посполитой, которая так же могла помочь с запорожцами, да и коронное войско послать к Крыму. И расчет же был неплохой. Турки немного завязли в Венгрии, а в Османской империи недавно произошла смена власти и новый султан еще подросток и не проявил себя. Венгры, Империя, Речь Посполитая, Московское царство, возможно еще и персидский падишах Аббас мог влиться в эту коалицию. Выдюжила бы Порта? Безусловно, что, да. Однако, удар получался более, чем серьезный и об экспансии османам пришлось бы забыть.
