Гермиона провела ладонью по левому плечу. Метка есть. Значит, она про́клята? Возможно. Но нужно ещё понять смысл этой отметины…
– Один волшебник говорил: «Проклятия придумали люди. Определение и слово. Чтобы очернить сам факт вмешательства в их судьбу. Но про́клятый человек был просто слаб, чтобы защититься. Значит, это проклятье – его судьба. А судьбу не обмануть. Про́клятая вещь – про́клята для кого-то. Она станет чьей-то судьбой. И кто знает, что бы этот кто-то натворил, не коснись он очага проклятия…»
Гермиона мрачно усмехнулась. Она знала, кто говорил эти слова.
Значит, про́клята? Значит, это – её судьба? Но… есть ли здесь что-то плохое или страшное? Если подумать, ведь ей дали выбор. Она может остаться прежней, теоретически. Просто сама эта идея теперь кажется странной.
А шанс измениться, увидеть куда больше, чем мог когда-либо – даётся далеко не каждому. Шанс посмотреть под разными углами.
Это так странно – находиться здесь сейчас: будто не участник происходящего, а лишь соглядатай, наблюдающий. И снисходительная улыбка того, кому ведомо гораздо больше любого из окружающих, всё чаще стала трогать уста Гермионы. Особенно здесь, в школе. И ей нравилось это странное чувство…
– Судьбу придумывают не люди…
* * *
– Ну и денёк, – подытожил Гарри, выходя из класса. – Ну и предметы! Если сейчас начнём варить на зельях эликсиры пыток… Кстати, Рон, ты будешь проходить тест на трансгрессию? МакГонагалл напоминала, испытания в ноябре.
– Я запишусь, – пообещал Рон. – Потренироваться бы…
– В Хогвартсе нельзя трансгрессировать, – отчеканила Гермиона.
– Тебя не спросили!
Она остановилась.
– Трансгрессируй на здоровье! Давай! Прямо в Большой зал. Вперёд, Величайший Маг Современности!
Весь обед Гермиона просидела с Джинни, вдохновлённой трансфигурацией. Анжелика Вэйс не оставила её равнодушной.
– Она классная! Такая молоденькая – и совсем не зануда, на вещи совершенно по-другому смотрит. Я под впечатлением!
– Мне она тоже понравилась, – кивнула Гермиона. – Очень красочно объясняет. Интересно.
– Гарри обо мне не говорил? – вдруг спросила её подруга.
– Нет. Джинни… отвлекись от него.
– Отвлекаюсь, – странным голосом сказала рыжая ведьма. – Всё время. Но неизменно возвращаюсь назад.
– Джинни… мальчишки… и мужчины вообще…
– Да знаю я. – Джинни засунула в рот ложку гороха. – Он посмел меня бросить! – произнесла она, прожевав. – Я ему ещё покажу.
– Вот это правильно!
Зелья для пыток на следующем уроке они не варили. Слизнорт рассказывал о ЖАБА, своём опыте, своих знакомых. Потом студенты замешивали основу для архисложного настоя. У Гарри вышла бурда. Слизнорт расстроился.
Гермиона испытала странное чувство злорадства – не такое, как то молчаливое удовлетворение, которое она чувствовала в прошлом году, когда Гарри на время оставил старый учебник Снейпа. Теперь к сознанию справедливости примешалось что-то, подозрительно напоминающее насмешку. Мастер зелий явно в этом году снова удивит своего учителя…
Её основа тоже не получилась – но всё равно она не была зелёной и склизкой. Это радовало. Кстати, о склизком…
– Нет, профессор, – твёрдо сказала гриффиндорка после окончания урока. – Мне жаль. Я не смогу посещать ваш клуб в этом году. ЖАБА, вы же понимаете…
* * *
Вечером Гарри очень сильно поссорился с Невиллом Лонгботтомом. Последний никак не мог понять категоричности сокурсника и заявлял о своём праве помогать в борьбе с Волдемортом. Гарри ничего не хотел слушать. Невилл начал горячиться – Гарри взорвался и наговорил ему гадостей.
Гермиона не присутствовала при этом лично, но она знала: Гарри обвинял Невилла в том, что тот лишь хочет самоутвердиться, что он и все остальные воспринимают происходящее какой-то игрой. Что они придумали что-то о миссии Гарри и теперь просто сгорают от любопытства, и что да – у него, Гарри, есть миссия. И есть поручение Дамблдора. Но что оно касается только его, и пускай Невилл радуется, что не оказался на этом «почётном месте». Он, Гарри, с радостью уступил бы все свои права – но это был не его выбор. Так что пусть Невилл оставит его в покое и изучает себе спокойно плюющиеся ромашки да убегающие кусты с профессором Спраут.
Невилл выслушал всё это молча, а потом также молча ушёл. Он больше не заговаривал с Гарри, стараясь избегать и Рона с Гермионой. Несколько раз последняя видела его в коридорах с Полумной Лавгуд, предложение помощи от которой Гарри также пресёк на корню, хоть и не в столь резкой форме.
И Джинни Уизли тоже больше не поднимала с ним этой темы.
Первая неделя прошла достаточно быстро. Новый материал сыпался охапками, Рон вёл себя глупо, Гарри поселился в библиотеке, выискивая что-то в книгах. Видимо, хотел найти там новый адрес Снейпа. Лаванда изводила Гермиону дурацкими обвинениями и презрительными взглядами – к пятнице фраза «прыщи, головные боли, депрессии» всё чаще напоминала о своей актуальности. Но наследница Тёмного Лорда держалась.
Первое занятие с Генри – вечер пятницы. Предлог – дополнительный курс по защите. На фоне ЖАБА это выглядело естественно, вон Джинни, без всяких там аттестаций, тоже пошла на дополнительную трансфигурацию. Да и мальчики не порывались прибавить себе работы – поэтому с особыми уроками у Генри не возникло никаких проблем.
В пятницу, в пять часов ровно, Гермиона постучала в дверь кабинета, расположенного на ярус ниже класса защиты от Тёмных искусств.
– Входи.
В комнате царил полумрак – шторы на декоративных окнах задёрнуты, горят немногочисленные свечи. На столе красуются бутылка вина, два бокала и фрукты.
– Я уже готова поверить, что ты за мной ухаживаешь! – шутливо заметила Гермиона.
– Ухаживаю. Но не так, как ты имела в виду. Хотя, если прикажешь…
Гермиона рассмеялась.
– В чём суть наших занятий? – спросила она, принимая бокал и садясь в кресло.
– Во-первых, поддержка морального духа в изгнании, – усмехнулся Генри.
– А во-вторых?
– Немного полезных заклятий. И проклятий. Специально для тебя, Кадмина.
– Интригует. С чего начнём?
– Вот так сразу? – поднял брови профессор с шутовским изумлением. – Не хочешь пожаловаться на злую судьбу? Идиота-Рона, Лаванду Браун, Гарри Поттера?
– Надоело жаловаться – я всю неделю только это и делаю.
– Я заметил. Потому и удивительно, что молчишь теперь… Ты любишь змей, Кадмина? – неожиданно закончил он.
Странный вопрос. Какая девушка любит змей? Да ещё и с учётом того, что это – символика Слизерина?
– Ты когда-нибудь представляла, что держишь в руках змею? Изящную, величественную. Аристократичные вертикальные зрачки, гладкая кожа, гибкое тело. Сила. И власть. Острые зубы и смертельный яд.
– Никогда не думала об этом.
– Закрой глаза. Представь, Кадмина: изящная змея. Она ползёт по твоему телу. Тихо шипит. Легонько манит языком. И смотрит в твои глаза. Обвивается вокруг руки. Прохладная. Ползёт к шее. Шипение всё громче… Представляй, активируй воображение. Тихое шипение, холодок, нежное прикосновение. Она легонько дёрнула хвостом. Ударила по щеке.
– Что ты со мной делаешь? – полушёпотом спросила Гермиона, не открывая глаз.
– В смысле?
– Такое странное чувство. – Она на миг задумалась. – Как будто мне это нравится.
– Твой отец очень любит змей. Ты любишь змей, Кадмина?
– Да, – невольно сказала Гермиона. – Я люблю змей.
– Хочешь подержать змею, Кадмина? Не открывай глаза.
– Да…
Она старалась еле дышать, расплываясь в мягком кресле. На руки ведьмы опустилось что-то едва тёплое, шершавое, словно замша, и живое.
– Представь, что змея – твоё дитя, – говорил Генри. – Ты сама, твоя сущность. Часть тебя…
Живое скользнуло по коже. Легонько. Нежно. Гермиона чувствовала, как оно движется к локтю.
– Я сниму с тебя мантию, – сказал Генри, и ведьма почувствовала, не открывая глаз, как растаяла ткань. Она осталась в лёгком, ещё совсем летнем сарафане. Змея поднималась по руке. Скользила. – Открой глаза.
