Фрол улыбнулся и на миг расслабился. Ему хотелось верить в то, что Али не имеет ничего общего с подозреваемым новичком, он себя уже убедил в этом.

— Х-х,- на выдохе мощно ударил Али.

Фрол схватился за кадык двумя руками, выронив кинжал.

— Хех! — Али вогнал кинжал в сердце телохранителя и после, придерживая рукоять торчащего орудия убийства, левой рукой ударил, вгоняя лезвие глубже, не оставляя Фролу шанса выжить.

— Держи его! — резко скомандовал Али, видя, как его соплеменник, правда уже предавший веру и ставший православным, полез в сапог за ножом.

Двое других касимовцев, бывших в сговоре с Али, навались на Петра, бывшем ранее Намваром.

— Али, ты на Коране клялся в верности! — кричал Петр, пытаясь привлечь внимание хоть кого.

— Я сожалею! — сказал Али и резко ударил Петра в висок.

Один из четырех касимовских татар, которые были в команде телохранителей потерял сознание. Хладнокровно, как будто раз пять на день делает это, Али скрутил шею Петру-Намвару.

— И зачем ты мне? — спросил Али у приходящего в себя Лыкова.

— Вы тут все… волки, — бормотал обиженный убийца, считавший себя ранее сильным бойцом. — Действовать нужно немедля.

— Да! Лешка, думаю, что-то знает, нервный он уходил. А я не понял сразу… — задумчиво сказал Али, потом встрепенулся и начал раздавать указания. — Вы вдвоем идете в женскую половину и отправляете Ксению на встречу с отцом и братом, царевну туда же. У меня свои дела. Теймураз, готовь лошадей.

Оставив своих подельников, Али направился в столовую, где рассчитывал найти Ефросинью. Да, именно ее. Ту, что поселилась в голове у Али и которая съедала мужчину. Он шел либо увезти ее с собой и сделать не женой, но наложницей, либо убить, так как не мог позволить ни одной женщине жить в своей голове и влиять на поступки.

Соперничество Али и Еремея было фатальным именно для касимовца. Он не мог, несмотря на все усилия, стать наголову лучше командира и не хотел ему подчиняться. Это соперничество привело к тому, что Али стал засматриваться и на женщину своего врага. Сперва Ефросинья, со своей бледной кожей не нравилась татарину, но она так смотрела на Ермолая… Али возжелал, чтобы эта сильная женщина так же смотрела на него, или даже не так, а покорно, чтобы выполняла все желания Али, чтобы унижалась перед ним. И чем дальше, тем больше эти идеи становились навязчивыми.

А еще вопрос веры. Али с ужасом наблюдал, как татары предавали ислам, Аллаха, как они вешали на себя кресты и со все большим почтением смотрели на иконы.

Али искал кому продаться, другие искали, кого купить. Покупатель и продавец нашли друг друга, когда в дом заместителя, полный одиночества, пришли люди, те самые, которые после приходили к Егору, посчитав того еще одним подходящим для предательства, человеком.

Золото? Почему бы и нет, оно нужно всем. Его принял Али, но без особого интереса. Важнее было другое — месть, становление командиром телохранителем, после уничтожения Ермолая, ну и Ефросинья, целующая ноги своего хозяина. Не собирался Али оставаться в телохранителях, только лишь помочь прийти к власти силы, о которых ничего не знал, но которые обещали сделать его правителем касимовских татар. Али имел право претендовать на главенство в Касимове, если только убрать всего-то семь человек.

*………*………*

— Что происходит? — спросила Фрося, когда в кухарскую прибежал Лешка и стал метаться из стороны в сторону.

— Где Ермолай Степанович? — чуть ли не кричал Лешка.

— Стоять! — крикнула Ефросинья и телохранитель замер. — По порядку говори!

Лешка рассказал.

— Ерема от чего-то не спустился на завтрак, остальные уже поели…- задумчиво сказала Фрося.

— Всем! — еще громче стала кричать Фрося. — Взять все, что гремит, медь, али еще что. Выбегаете во двор и кричите, об опасности.

— А я? — спросил Лешка, даже не обратив внимание, что готов подчиняться приказам молодой женщины.

— Бежишь в женскую половину, все закрываешь двери, ставни, как по наказу. Сам остаешься рядом с царицей и царевной, — давала распоряжения Фрося и все сразу же принялись выполнять волю женщины.

*………*………*

— Что случилось? — спросил Али, когда увидел бегущего навстречу одного из телохранителей.

— Так опасность! Я снедал, а там прибежал Лешка. И вот, по наказу, бегу в женскую половину, — отвечал Петрок Листьев.

— А что сказал Лешка? — спросил Али, готовясь пустить в ход свою саблю.

— Так ничего! Все кричат, опасность, а где та опасность, никто и не говорит, — отвечал Петрок.

— Собирай всех охранителей и беги до кремлевской охраны. У Спасских ворот пролезли тати, числом в десятки, вот их изловить, — на ходу придумывал отвлекающий маневр Али.

Петрок кивнул и побежал. Али еще с десяток секунд стоял ни жив, ни мертв. Он понимал, что сейчас все ворота закроются, все двери захлопнуться. Охраняемые объекты возьмутся под плотную охрану. Дело проиграно. Но проиграть можно по-разному.

Али побежал, встречных стражников он отсылал к Спасским воротам, утверждая, что там бой. И что характерно — верили, несмотря на то, что звуков выстрелов никто не слышал. Но вокруг, словно умалишенные, сновали люди, которые лупили во все, что только можно, создавая шум и способствуя неразберихе.

*………*………*

Выбор. Это очень сложно. Долг или любовь? Что должно стоять во главе? Выберешь любовь и семью — потеряешь часть себя, ту, что отвечает за честь, достоинство. Если выбор пал на долг? Так же потеряешь часть себя. В любом случае, если не получится защитить и любовь и исполнить то, что велит долг, то до конца своей жизни будут терзания и никогда более не ощутить внутри себя согласие.

Когда Ермолай, набравшись сил и терпения, все-таки решил пойти в столовую и поесть, несмотря на боли в ребрах, он услышал суету и странные звуки. При всем странном, выбивавшемся из нормы, нужно действовать по наказу. Все закрыть, взять под плотную охрану царственное семейство.

Ермолай бежал к палатам царицы, а у него обильно текли слезы по щекам. Это можно было списать на ту боль, что отдавала уже не только в ребрах, а застилала взор. Но могла быть и другая причина мокроты на лице — этот страх за Ефросинью. Ерема чувствовал, что она в опасности, но бежал к царице.

— Двое за мной! — выкрикнул Ермолай, увидев троих из телохранителей. — Один в кухарскую. Враги все, кроме охранителей.

На сердце стало чуть легче. Он отправил Ваську Пешина к Ефросинье, хорошего бойца, он защитит.

*………*………*

Лыков спешил, он бежал, спотыкался, дважды падал в снег, но вставал и бежал. Еще не начали вокруг кричать, а двое убийц уже вбегали на женскую половину царского терема.

— А ну, охальники! Пошли прочь! Вы что делаете в женском тереме? — взревела мамка Прасковья, заслоняя проход в палаты царицы своим огромным телом.

Парашку-мамку любили все. Она была чем-то, вроде заменителя матери, хотя никто этого сделать и не сможет. Но Прасковья тайком приносила тем телохранителям, что были на службе и хлеба и мяса, постоянно причитая, что из-за стервы Фроськи, мужики плохо питаются, а бегают и бьются так, что по пять куриц на день съедать положено.

Бывало… да что там уже… хмельного меда приносила. Но это тем, кто жил на территории Кремля, внутри которого нельзя было пить хмельного, но пили только, когда не на дежурстве. Она же занималась и сводничеством. Как только Айдар стал православным Михаилом, именно мамка-Парашка отвела молодого парня к одному московскому торговцу, у которого две дочери были на выданье. Почти сговорились.

— Мамка, отойди, прошу! — взмолился Михаил, который и решил-то принять православие после того, как увидел, какие христиане могут быть сердобольные… ну и для карьеры, конечно.