— Проходи, владыко! — сказал я, целуя руку Гермогену.
Вот на что приходится идти, чтобы только решать важные для государства вопросы! И руку поцеловал и у крыльца встретил. Ну а что еще делать? Нет в русской православной церкви сейчас большего авторитета, чем Гермоген. Случись неподконтрольные мне выборы патриарха — победа Гермогена была бы гарантирована. Он и так собрал вокруг себя немало людей. И отправкой в Сибирь проблему окончательно не закрыть. Потому я и решил поступить по правилу: если не можешь пресечь — возглавь. Ну не травить же мне поголовно иерархов русской православной церкви?
— Что, государь, пришла нужда, и мне отрываешь ворота? — пробасил Гермоген.
Он был рослым мужчиной, с темными, пронзительными глазами. Густая борода была ухожена и приковывала взгляд, так как была очень аккуратно пострижена. Ну и брови… я бы их назвал «брежневскими» — густые, нависающие над глазами, от чего взгляд Гермогена становился еще более тяжелым.
— Дело не во мне, владыко, в Богоспасаемой Руси. Всем нужно с честью нести свой крест, дабы Россия и православие возвеличивалось, — с долей пафоса говорил я.
— Ты, государь, не опутывай меня словесами! — сказал Гермоген.
— И не опутываю, и не желаю того, чтобы ты мою волю принял! — сказал я.
— Вот как? — удивился кандидат в патриархи.
— Я желаю, как бы моя воля стала твоей!
— Путать меня удумал? — громоподобно спросил Гермоген.
— Нет, я прямо скажу: России нужен патриарх, мне нужен соратник, — произнес я и стал наблюдать за реакцией Гермогена.
Он был удивлен и сбит с мысли. Словно рыба открывал и закрывал рот. Ну, да, еще недавно я клеймил его, отсылал от себя, сейчас же заявляю, что хотел бы видеть в числе своих людей. Это… как Шуйский бы пригласил Лжедмитрия Второго стать канцлером. Хотя… может это и был бы выход для России из затянувшейся Смуты?
— Так тебе поперек не скажи, все, словно еж, принимать станешь. А как быть патриарху, коли его слова не услышат, али он лаяться станет с государем? — после продолжительной паузы спрашивал Гермоген.
Он говорил строго, но в глазах появлялся огонек. Тщеславный человек и хотелось бы на этом сыграть в будущем.
— Так мы обговорим, что будет нынче, кабы в грядущем не препятствовать друг другу, — предложил я и Гермоген начал поглаживать бороду.
Этот жест у многих определял ситуацию «не трогайте меня, я думу думаю». Ну и чего мне нужно было трогать?
— Не могу я пойти на сговор с тобой, коли бесовство чинить станешь! — огорченно отвечал Гермоген.
Что же, стоит определить свою позицию. И я рассказал кандидату в патриархи свое видение на многие вещи. Вот прямо сейчас, если согласится с большинством, то, скорее всего, быть ему патриарха. Нет, придется другого ставить и сильно ослаблять православную русскую церковь, которую хотел ставить над иными православными патриархатами.
Мне нужна такая православная церковь, которая позволит продолжать работу по созданию университета. Школа в Преображенском работает, пусть и худо-бедно, из-за скудности материального и методического обеспечения, но пять наставников обучают пятьдесят отроков. Пока, этот год, работа идет в группах-классах по десять человек, где один классный руководитель, он же учитель, воспитатель и отец родной. Получается некая система, схожая с начальной школой из будущего. Но детки быстро подрастают и я хотел бы уже с сентября создать группу из лучших учеников из тех пятидесяти и начать их обучать отдельно, по университетской системе, где каждый преподаватель будет специализироваться на отдельном предмете и учащиеся станут больше работать самостоятельно, для чего, нужно, нет множества книг, но я готов предоставить, доставшуюся мне по наследству, либерею.
Насчет либереи — она была! Уж не знаю, та ли это легендарная библиотека Ивана Грозного, но книг было очень много. И, как бы, не большая часть была наследством от Годунова. Может не успели растащить, может и в иной истории так было, но уже более тысячи томов лежат на полках. Есть тут и персидские книги, которые по моему заказу купил Татищев, арабские, греки привезли не только богословские либереи, но и Платона, Аристотеля… даже Эсхила — древнегреческого поэта. Западноевропейская наука так же представлена некоторыми произведениями, как и теми, что привезли англичане.
Но вот в чем проблема: приходится прятать некоторые книги с глаз долой, ибо не найдут они понимания, а я, так и вовсе, могу быть обвиненными в чернокнижии. Как объяснить… да пусть и Гермогену, что платонизм — учение нужное, хотя бы для того, чтобы понимать и религию. Что сам Аврелий Августин в своих произведениях не гнушался описывать идеи платонизма. И пусть Августин — это больше про западное христианство, но его читают и греки, да и писал богослов почти за семьсот лет до церковного раскола 1054 года. И таких примеров множество.
А еще проблема, где я не только не потерплю противодействия, но и жду помощи — это учителя. Ну нет в России должного количества ученых людей, чтобы открывать школы. Если и имеется образованный человек — так боярин какой или рядом с ним по статусу. Даже я, человек из будущего, с некоторыми иными понятиями системы общества, не могу представить себе боярина, который будет преподавать в школе или университете. Заставить бы их иногда давать лекции, рассказывая о своем опыте администрирования, и то — победа великая.
Потому и выходит, что нужны иностранцы. И тут одними православными греками не обойтись. Да и сгодятся те греки, в лучшем случае для предмета богословия. Иные же, европейские умы, — это такой раздражитель для православного люда, что нужно учитывать и народное мнение. Знаю я, что одной из причин, почему меня чуть не убили 17 мая прошлого года, когда я бежал из Москвы с Басмановым, была лютеранская проповедь у кремля. И путь пастырь говорил для немецких наемников и иных немногочисленных немцев, и это место больше походило, чем тот же Кремль, но сей факт имел такой бешеный резонанс, что стало позволительно покушаться на институт верховной власти. Ведь то, что я самозванец — не такая уж и распространенная информация, многие верят в мою легенду спасенного цесаревича.
Вот и говорил я Гермогену, что хочу, кабы иностранцы не подвергались нападкам со стороны православной церкви, если только не уголовники и не прилюдно оскорбляли веру людей. Пусть будут их кирхи в Немецкой Слободе. Но только там.
— Я супротив того, государь! Не можно на православной земле учения от Лукавого поощрять. Что до наук, то можно все, окромя того, что славит Змия, — говорил Гермоген.
— Так не пойдет, владыко! Коли нынче не сговоримся, то не будет меж нами более ничего! Ты же на свой лад все переиначишь после. Вот, пример тебе… — я сделал вид, что задумался. — Разрезать мертвое тело для его изучения, кабы лечить живых можно? Что на это скажешь, коли такое учение спасет в грядущем тысячи православных?
— Не годно это, кабы православных резали опосля последнего причастия. Но я и не супротив лечения и телесного, коли и молитвы звучать станут! — пробасил Гермоген.
— А коли режут не православного, а басурманина, али схизматика? — спросил я.
— Так… тако же не гоже, но… можно, — растерянно говорил кандидат в патриархи.
— Вот! Владыко! Так и нужно договариваться и искать, как выйти из положения. И коли ты будешь вместе со мной искать выходы, так и найдем, — обрадовано говорил я, прикидывая, где брать трупы для вскрытия.
Но я не столь щепетилен. Да и можно же обойти ситуацию. К примеру, какой тать злобный будет отлучен от церкви, или вырезать разбойнику язык, да крест сорвать — все, он и не православный вовсе.
После обсудили ситуации с иноверцами в нашем отечестве. Уже есть среди подданных не только мусульмане, или разного толка язычники, даже буддисты, с переселением калмыков, появляются. Тут, что удивительно, наши мнения почти сошлись. Пусть они и верят в свои, как утверждал Гермоген, «заблуждения», но необходимо сделать такую систему, чтобы быть православным становилось выгодно. К примеру, должности могут занимать только православные, или российские внутренние таможни для православных станут дешевле. Понемногу, но пойдут в православие. Если же гнать всех силой, то на выходе ни православных не получим, но и рассоримся со всеми вокруг.
