— Это война… тут погибают! — сказал Егор, сплевывая кровь.
— Что ты, мальчишка, знаешь о войне? — сказал Зверь, и в нем вновь проснулся человек.
Яков отошел в сторонку, чтобы никто его не видел таким… человечным. Слезы лились ручьем. В солоноватых каплях горечи была и боль утраты семьи и потеря друзей, и сожаление, что жизнь уходит, а нет никого близкого, нет дома, куда хотелось бы вернуться, пусть и из таких походов. И почему получилось так, что эти молодые парни погибли, а он, который живет только по наитию, остался жив.
И пусть и дальше Яков останется Зверем, но это теперь будет лишь позывной и то на время боевых выходов.
— Ты все? — спросил Егор, которому было не менее тяжело, но ответственность за остатки группы не позволяли долго рефлексировать. — Уходим к Угре!
Гетман Станислав Жолкевский смотрел на двух изуродованных людей. Один был без трех пальцев, с прожженной раскалённым железом правой частью лица — это десятник Федор Смолянов. Другим человеком, у которого руку окунали в кипящую воду, а после прижигали левую часть лица — был француз Антуан Арно. Что нужно, оба рассказали. Есть у человека такое состояние, когда от боли и начинающегося помешательства, он уже не контролирует, что именно говорит. Вот в таком состоянии побывали и Арно и Смолянинов. Их уже окатили водой и даже дали немного хмельного, чтобы пригасить боль.
— Мисье Арно, ну вам то зачем все это? Они же ортодоксы и схизматики! Я повторю свое предложение, чтобы вы дали клятву и отправились к русским, ну а после нам расскажете о планах московитов, — говорил Жолкевский на русском языке, который оказался знаком и гетману и французскому наемнику.
— Есть Бог и в них, не могут такие люди не быть обласканы Богом! И не предам я тех, с кем из одного горшка ел, — отвечал француз.
— Не убеждает! — выкрикнул Жолкевский. — Вы подло, из леса!.. Убивали не по чести, в как тати.
Жолкевский ушел на Военный Совет, а сразу же после его ухода двоих русских воинов, пусть один и был по национальности французом… умертвили ударами ножа в сердце. И это было дань тому уважению от польского гетмана, что воины вели себя мужественно.
— Я отстраняю пана Жолкевского от командования коронным войском, — говорил король Сигизмунд.
Жолкевский не стал в этот раз дерзить, или как-то оправдываться. Он лишь посмотрел на собравшихся, особенно заострил внимание на Яноше Радзивилле. Ранее представитель одного из влиятельнейших кланов, в той или иной степени, но помогал Станиславу Жолкевскому, который был устраивающей всех кандидатурой. Но сейчас…
— Я беру управление войском под свое командование! — заявил король и никто не стал возражать.
После нескольких провалов, ни король, ни магнаты уже не так сильно верили в гений Жолкевского, который ранее удачливо вел компании против шведов.
— Тебе, ясновельможный пан, следует спешно идти в Полоцк, но через Минск, где собирается посполитое рушание. Отбей шведов от Полоцка и Витебска! — повелел король, ну а Жолкевский понял, что это лучшее, что могло с ним произойти.
Со шведами воевать гетману казалось проще — они прогнозируемые и ведут боевые действия по системе. А вот русские… то отравят колодцы, то взорвут половину из всего имеющегося в войске пороха, при этом уничтожив больше роты бойцов. И пусть основное войско русских по странному стечению обстоятельств, так и не выдвигается к Москве от Смоленска, но бывший гетман был уверен — московиты что-то задумали.
— Отправляетесь немедля! — повелел король и, дождавшись когда Станислав выйдет из шатра, продолжил совет. — Теперь, Янош, вы польный гетман, но возглавляю войско я! Можете сообщить, чем нам грозит эта московитская выходка и почему нас не встречают с цветами? У нас есть прямой потомок Ивана Третьего — этот Мстиславский!
— Ваше Величество, — Янош, вставая, поклонился, ему понравилось, что король стал употреблять уважительную форму обращения на «вы». — Что касается того, отчего русские не присоединяются к нашему войску, а сопротивляются, то позволю себе заметить, что три сотни из защитников Болхова поцеловали крест на верность будущему царю Мстиславскому.
— Остальные бились отчаянно и в плен не сдавались. Сколько мы потеряли людей? — спрашивал король.
— Но Болхов наш! — оправдывался Янош Радзивилл, понимая, что принял не правильную линию разговора.
Нужно было валить все на Жолкевского и это было бы отчасти правда. Но король теперь, видимо, хотел и Яноша обвинить в неуспехах. И только сейчас Радзивилл понял, что противостояние Сейма и короля идет и здесь, на русских землях. Вот получится успешно провести войну, так кто был главой? Король! А не получится, так кто виноват? Гетман!
— Ваше Величество, может не стоит винить меня в чем либо? Я польный гетман и жду приказов от командующего войском! — нашелся Янош.
— И приказы последуют! — зло отвечал король.
Сталинград
16 июня 1607 года
Андрей Андреевич Телятевский Хрипун прибыл к городку, скорее крепости, называть которую государь велел, как Сталинград. Такое название должно было объясняться, как стальной город, который столь крепко стоит на защите русских интересов, что никто и никогда не сможет его захватить. При этих словах Телятевский усмотрел в глазах государя нечто недосказанное, но важное. Вот и не было никаких шансов у города получить иное название.
Русские полки… среди которых, кроме самих русских были: тысяча башкир, две сотни калмыков, три тысячи касимовских татар, армянский пехотный полк… а так, да — все русские воины. Все эти силы были разделены на три части. Первая, расположилась в Самарском городке там большинство войск составляли кассимовские татары, потому и командование было у кассимовского хана Ураз-Мухаммеда. Вторая часть войск была в Астрахани, где осталось много армян, из представителей этой национальности, из тех армян, которые уже имели отношение к воинской службе, и сформировали целый пехотный полк. Ими командовал Прокопий Ляпунов. Ну а сам Телятевский возглавлял самую большую группировку в Сталинграде. И помогал ему в этом Болотников, который и должен был стать главным командиром-исполнителем сталинградского воинства.
В распоряжении Телятевского были башкиры, калмыки, три полка поместной конницы, тысячный отряд донских казаков и пять сотен терцев. Если учитывать группировку в Туле, то нагаям будут противостоять порядка двадцати тысяч русских войск. Эти цифры были заведомо меньшие, чем могли выставить противники. Ногайский хан Иштерек-бей может собрать до сорока тысяч сабель. Да и русские имели преимущество в артиллерии, у противника ее попусту не было. Кроме того, в ногайской орде не все было однозначным.
Не все мурзы были готовы подчиниться Крымскому ханству. За время, после того, как Иштерек-бей признал над собой власть Москвы, уже образовалась прослойка лояльных России ногайцев. И Телятевский понимал, что нельзя такой ресурс пускать под нож. Поэтому, рискуя, командующий южными русскими войсками, пытался связаться с ногайскими мурзами. Да, уже были потери, когда некоторые из мурз убивали посланников, фактически объявляя войну. Пока не было пролито крови, номинально, но ногайцы были подданными русского государя. Сейчас же вопрос о противостоянии решен.
Вместе с тем, деятельность Телятевского, а до него и Болотникова, позволили выявить восемь мурз, которые готовы противостоять Иштерек-бею в угоду Москве. Вот они и должны были в самое ближайшее время начать восстание и напасть на те кочевья, которые уже отправили своих мужчин на сбор войск на реке Дон, южнее Тулы. Теперь кочевья ногаев оказывались почти беззащитными перед атакой с востока или с юга, с Астрахани.
— Боярин, прибыли от мурз Байтерека и Кутума, — прервал размышления Андрея Андреевича слуга.
— Напои их чем-нибудь, через двадцать минут пусть придут! — приказал Телятевский и стал самостоятельно одеваться.
