Вместе со всем сказанным об успехах или неудачах в сельском хозяйстве, главное — голода не будет, но нужно сохранить урожай, не взирая на наступившие, вдруг, холода.

— Ермолай, проверь наш обоз! Они же мне все зеркала побьют! — я переживал за весь тот скарб, что везу из Гуся.

— Да, государь, нынче же, — без энтузиазма отвечал мой верный Санчо Панца.

За день я могу раз десять потребовать от своих телохранителей, да и обозников, чтобы еще раз проверили шедевры, что я везу из города, претендующего на звание «Второй мировой столицы стекла». Пока второй… до объемов производства Венеции нам еще предстоит пройти долгий путь, но Прагу, уверен, уже обгоняем не по количеству, а по качеству и ассортименту производимого. У нас есть три великих мастера: саксонец Каспар Леман, однорукий венецианец Якобелло Баровье и чех Янек Урбанек. И все они уже русские люди, даже, если и не догадываются об этом. Тут так… или продолжайте работать, и все у вас будет, или смерть. Но никого из Гуся я не выпущу за границу.

Леман такую красоту сотворил на хрустале, с серебряным литьем, или как эта техника называется, огранкой, чередованием цветов зеленого-синего-красного. Я никогда не видел такой красоты. Вазы, чаши, кубки, фигуры зверей — это великолепно с эстетической стороны, и превосходно с коммерческой и даже с политической. Я подарю некоторые вещи персидскому посольству, что меня ждет в Москве, а так же пару вещиц в дорогу презентую Сапеге.

Урбанеку получилось создать хрусталь, путем подбора пропорций добавления свинца в стекло. И теперь обустраивается целая мануфактура по производству хрусталя. Рядом располагается мастерская Лемана. Ну а венецианец Якобелло Баровье руководит созданием зеркал и бус. У нас лучшие зеркала. Прежде всего, из-за того, что используем технологию, при которой стекло раскатывается, а не так, как на острове Мурано, когда разрезался пузырь из стекла. Потому наше зеркало должно стоить не менее, чем муранское, если, конечно так же его украшать красивыми и дорогими оправами.

А еще в Гусе варят огромное количество стеклянных бус, в том числе и по венецианской традиции с цветочками, типа, ромашки. Кроме того, за что отрубили руку Якобелло в Венеции, за это он получает поощрение — за подделку драгоценных камней из стекла. Те же кубки, что подвергаются художественной обработке Лемана, украшаются такими подделками.

Да! Объемы пока малы, из-за того, что толковых работников немного, но накопление товара идет, а учеников у каждого мастера не менее пяти, Якобелло вообще открыл что-то по типу профессиональной школы. Уже скоро, а через год — это скоро, мы выйдем на рынки Персии и Европы. И заработаем большое количество серебра, а то и золота. Вот тогда и начну финансовую реформу, на которую пока не хватает серебра даже с присылаемым Строгоновыми.

Сложностей в Гусе было много. Тот же Леман затребовал своих родственников, недавно их привезли, с большим трудом. Потребовали мастера, а это не только три иноземца, но и более десяти иных специалистов, и священников, как ксендза, так и протестантского пастыря. Но достаточно было, что им никто не указывает, как молиться и собираться для молитв. Я же обещал, при возможности, решить и эти проблемы. В Гусе так же открыты уже две таверны без ограничений в вопросе алкоголя. Конечно, так мои же напитки пьют! Этот город уже закрытый и с особыми правилами. Там есть православная церковь, но, вплоть до разрыва отношений, я потребовал от Гермогена не лезть в Гусь со своим уставом. Часть доходов, как и произведенных шедевров, пойдут на нужды церкви, потому, Гусь становится городом контрастов, может именно здесь будет первый русский театр, или цирк.

— Ты проверил обозы? — спросил я.

Вот сейчас даже я сам себя послал бы по матушке. Но такое богатство в обозе, что дышать опасаюсь. Этого не понимает Ермолай, который не может проникнуться возможностями, что открываются с развитием передовой русской стекольной промышленности.

— Проверил, государь, нынче же проверю еще раз, — сказал Ермолай и с видом великомученика, направил своего коня в сторону обоза.

Что я увидел во время своей долгой поездки? Да то, что Россия жива и что нас ждут большие перспективы. Соборное Уложение народом, как мещанами, так и дворянством, воспринято благосклонно. Они становятся моей главной опорой в свершениях. Даже возврат к Юрьеву Дню с возможностью перехода к другому помещику, поддержали. Хотя именно дворяне должны были быть незаинтересованные в подобном, так как малоземельные служаки не могут составлять серьезную конкуренцию крупным землевладельцам в деле привлечения крестьян. Но в Уложении четко прописано то, что собственность, будь она частная, или дарованная царем — незыблема, ну и объясняется понятие «аренды» земли. Проводятся ревизии с составлением особых земельных книг с подписью и печатью воевод, нарушать границы, описанные в книгах — большое преступление.

— Государь! Передовой дозор остановил вестового из Кремля. Пропустить? — сказал Ермолай, счастливый, что может сделать что-то кроме надоедливых проверок обоза.

— От кого? — спросил я.

— Так… от Фроськи, государь! — растерянно отвечал Ермолай.

Муж в ответе за дела жены, потому Ерема и растерялся, какую весть может прислать государю его благоверная. Может баба только отвлекает императора от его дум о радении державы.

Полоцк

1 октября 1608 года

Два закадычных врага стояли друг напротив друга. Вот только роли у них поменялись. Когда-то гетман Жолкевский подарил лисью шубу поверженному шведскому военачальнику Делагарди, чтобы швед согрелся. Сейчас уже Якоб Пунтусс Делагарди сделал ответный жест, но… одарил соболиной шубой своего подмерзающего соперника [обмен шубами — реальный эпизод противостояния между Делагарди и Жолкевским].

— Вы как-то не дали замерзнуть мне, нынче я не дам продрогнуть от холода вам,- сказал шведский генерал, разглаживая свои рыжие усы.

— Благодарю, — отвечал польный гетман, после чуть замялся и продолжил. — И не только за это.

К шведам под Полоцк пришло подкрепление в пять тысяч солдат с десятью полевыми пушками и сразу оказалось, что осаждавшие город польские войска, теперь в сложной ситуации. Шведов и численно больше, и крепость их, даже подкрепления шведский король шлет, в отличие от польского монарха Сигизмунда. Но Речь Посполитая оказалась не готова к серьезной войне. Шляхта не хочет идти умирать за короля, как это было после призыва Стефана Батория. Тогда получилось разбить московитов, нынче же случилось наоборот, да еще и противоречия от нерешенных проблем, которые спровоцировали рокош Зебжидовского.

Жолкевский готовился дать свой решительный бой, может и последний, не надеясь на то, что шляхта под командованием Рожинского придет на помощь. Под Витебском так же хватает проблем. Шведы активизировались и только упорство поляков не позволило им развить успехи.

— Вы, уважаемый враг, про то, что я сохранил ваши войска и разрешил уйти с оружием и с поднятыми флагами? — спросил Делагарди, прекрасно поняв, за что еще его благодарил гетман.

Но и Якоб не преминул потешить свое самолюбие и в лишний раз услышать, что именно он стал тем, кого благодарит непримиримый враг.

— Да! — сказал, будто выплюнул, Станислав Жолкевский.

— Вы догадываетесь, мой уважаемый враг, для чего я попросил вас чуть задержаться и не спешить идти вслед за вашим войском? — спросил Делагарди.

— Признаться, пан, я в некотором замешательстве во всем, что происходит. Вы могли бы нас разбить… — Жолкевский подобрался, выпрямился. — Конечно, мы бы просто так не дались и это была бы славная битва, что истощила и ваши силы. Но… вы отпускаете.

— Да, мой уважаемый… тут бы я хотел когда-нибудь слово «враг» заменить на «друг», — намекал Делагарди.

У Якова Пунтусса два месяца назад состоялся разговор с королем, уже коронованным Карлом IX. Шведский король хотел бы закончить, по его мнению, глупую войну. Шведский престол уже под седалищем Карла, Сигизмунду не стать королем Швеции. Зачем тогда эта бессмысленная война на благо другой страны — России? Ведь понятно любому, даже не сильно искушенному политику, что русский царь провел всех и теперь пользуется тем, что шведы и поляки продолжают грызть друг друга.