Где-то, чуть в стороне, там, где расцветала сирень, послышался сдержанный девичий смех, в унисон с мужским скупым «хе-хе».

— Решу театр образовать возьму тебя актером! — сквозь свой смех, сказал я.

Идальго Рамон Ортис де Отеро насупился. Ну, да! Актеры не в чести, они лицедеи и кривляки, и кабальеро не пристало таким заниматься.

— Раздели со мной завтрак, Рамон! — пригласил я испанца.

— Сочту за честь, Ваше Величество! — после некоторой паузы, сказал идальго.

Все во дворце знали, что я всегда, если выпадала такая возможность, завтракал, обедал, и уж точно, ужинал, с женой. Это была такая уже традиция. Наверняка, знал об этом и Рамон, именно такими знаниями можно было объяснить смятение и паузу испанца перед принятием приглашения.

Скрывать свои ухудшающиеся отношения с Ксенией Борисовной не было смысла. Так, или иначе, но новости просочатся. Так что позавтракаю с испанцем, может своими разговорами тот меня немного развлечет перед важнейшими встречами сегодняшнего дня.

— Итак, идальго Рамон Ортис де Отеро, скажи мне! А что ты забыл в России? Уверен, что при любом дворе такой фехтовальщик и образованный человек будет к месту. Почему не в Мадриде, или Париже? — задал я главный вопрос, когда мы с испанцем уже немного перекусили.

Рамона проверяли. Очень тщательно. К нему и сейчас приставлена слежка и отслеживаются все контакты, как и действия испанца. Нельзя было подпустить ко мне такого мастера фехтования, без, конечно, соответствующей уверенности, что он не какой-нибудь иезуит или наемник, как тот «капитан Алатристе», о котором получилось прочитать в будущем. При этом все повадки, образ жизни, говорили, что передо мной мужчина, который многое испытал, но проверку интригами прошел. Слова подбирает исключительно правильные, в меру льстивые, использует яркие образы. Одевается не вычурно, но неизменно богато. Имеет, значит, средства. Не идет на официальную службу. Не шел, пока не стал моим инструктором по фехтованию на шпагах.

— Если я отвечу, что заинтересовался Вашей страной, это будет сочтено за ложь? — ответил вопросом на вопрос Рамон.

— Не выкручивайся! — чуть строго потребовал я.

— Франциско Фернандес де ла Куэва и Куэва, герцог, я ему причинил обиду, — чуть понурив голову говорил мужчина.

— Де ла Куэва и Куэва… Это Куэво, что ты ему учинил обиду, — я улыбнулся.

— Простите, Ваше Величество? — недоуменно переспрашивал идальго.

То, с каким смыслом я полоскал фамилию испанского гранда герцога де Куэва, было не понято ни переводчиком, ни, тем более, испанцем.

— Плохо это. Женщина всему виной? — спросил я, а тридцатитрехлетний воин-ветеран горделиво приподнял подбородок, будто собирался защищать свою даму сердца.

— Да, государь-император, — отвечал Рамон и было в этих словах тоска и грусть. — Молодая жена герцога — Анне Мария.

— Вот это да! — я усмехнулся. — А ты еще тот ходок! А почему в Россию? Я так и не понял.

Наступила пауза. Было видно, что идальго думает, что именно говорить.

— Куэва имел обширные связи в инквизиции и в Ордене Иезуитов. В любой стране, где преобладают католики, меня могли найти. К еретикам-реформистам я, как истинный католик, сам не пойду. Да и там иезуиты есть, — отвечал испанец.

— А у нас, стало быть, их нет? — вот теперь заинтересовался я, как государь.

— Думаю, что нет. Их легата вы убили, — задумчиво сказал Рамон.

— И еще. Неужели только из-за того, что ты поднял подол… м-м… полюбил жену герцога, он будет использовать все свои связи и тем самым позориться? — не унимался я с вопросами, интересно же, как так живут в Гишпании, в период ее максимального расцвета, как там Веласкес, может привет ему передать, или вовсе выкрасть?

— Меня хотели убить, но я сам упокоил убийц. Так вышло, что среди тех, кто обнажил рапиру, был брат герцога и несколько верных ему людей. Он умел ценить своих исполнителей. Когда я служил ему, то, все было и деньги и жилье и женщины под вино. А еще… — Рамон посмотрел на меня. — Я хочу быть предельно честным. Я украл у герцога изрядное количество дублонов.

— Не перестаешь удивлять! — задумался я.

А нужен ли мне рядом с собой такой персонаж, будь он трижды мастером фехтования? Нет, за то, что Рамон совратит Ксению, я не верил… Да? Точно не верю? Ладно, о глупостях забыть! А вот о том, что он своего господина обокрал, вот это больше меня волновало.

— Это была компенсация за всю мою работу. Куэва не заплатил мне за последнее дело, — оправдывался испанец. — Я… бретер, Ваше Величество. Был бретером на службе у герцога.

— А это интересно… — я задумался.

Были в школе телохранителей два инструктора по шпажному бою. Один немец, другой француз. Это они готовили людей для посольств. Эта мода на дуэли в Европе, с особым желанием проткнуть «восточного варвара», уже не мало принесла проблем. А Рамон силен в этом. Так что нужно еще с месяц с ним позаниматься, а после отправить готовить телохранителей для сотрудников посольств.

— Ты мне вот что скажи! А есть ли у тебя сомнительные связи с сомнительными людьми, но чтобы у них были корабли? — спросил я.

— За деньги найдутся всякие, — опасливо отвечал идальго.

Я предлагал испанцу попробовать провернуть дельце с испанскими овцами. Сколько их в России? Сто пятьдесят? А сколько сдохнет, пока не станет понятно, как за ними правильно ухаживать? Наверняка, животные изнежились под испанским солнцем, не факт, что им сильно понравится у нас. А я хотел не позднее, чем через пять лет выйти на более-менее промышленное производство шерстяных тканей. Все для этого есть, даже механизмы, а шерсти хорошей очень мало, и кочевники, на которых возлагал надежды на поставки шерсти, пока, не оправдывают ожиданий.

— Я подготовлю письма и контакты, но сам, государь-император… если прикажешь, то поеду, но… — никогда не видел Рамон боязливым и вот опять.

— Подумай, как все сладить. А кому ехать, то не твоя забота! — сказал я, отпивая ароматного чаю.

Через час к Красному крыльцу прибывали кареты русской выделки. Кто из бояр был в городе, должны были присутствовать на спектаклях. Да, Боярская дума оказывалась в крайне сжатом составе, однако, лучше так, чтобы бояре делом занимались, а не пролежни зарабатывались, отлеживаясь в своих усадьбах.

Такой психологический прием, когда встречают одного человека множеством людей, всегда дает свои плоды. И я не хотел, чтобы некоторые личности, как я понимал, весьма сильные, пробовали меня продавливать.

Принимать и Петра Кононовича Сагойдачного, а может и Коношевича, я собирался официально и почти что как дружественного монарха. Подарочки приготовил, да усадьбу ему выделили из тех, что в царском «жилищном фонде». На полном обеспечении будет кошевой атаман, стремящийся стать гетманом Войска Запорожского, а мечтающий быть правителем всех земель ниже днепровских порогов.

С Тохтамышем будет примерно так же, только тут полное признание его, как хана, почти равного мне в своем статусе. Именно так, он мне уже не ровня, а еще какие-то месяцы назад официально получалось, что это я был чуть ли не его вассалом. Поминки — это не столько дань Крыму, сколько унижение России. Так что назову того братом, но он будет стоять, а я сидеть.

— Дмитрий Михайлович, рад тебя видеть, — приветствовал я Пожарского, вопреки традициям, встречая бояр у Красного крыльца.

Нет, не правильно выразился, я их не встречал, я с ними встретился, так как сам только пришел и еще не облачился в свой «царский скафандр». Вот оно, самое неприятное, облачаться в тяжеленные одежды и брать все атрибуты. Всякие бармы, скипетры с державами, теплую шапку. Не так, чтобы тяжело носить все это, но громоздко и неуютно. Одежда и атрибуты власти находились в небольшой комнате рядом с самым большим залом в России.

Строится мой дворец, в не совсем свойственном для России барокко, но, все же строение несколько стилизовано под русский стиль. Может и получится химера некрасивая, но на чертежах и рисунках, вполне интересно получается, мне нравится. Думал построиться до лета. Но… я предполагаю, а Господь располагает. Однако, главное, что строится. И через полгода, как обещает очередной архитектор, итальянец Джовани Батиста Монтано, можно одно крыло дворца сделать жилым. А пока я не могу выполнить обещание патриарху, что Кремль останется за церковью.