Король удивился моей осведомленностью, но постарался не показать вида. На самом же деле, он прав и даже с чуть больше, чем полутора тысячами защитниками, крепость Каменец-Подольска казалась неприступной. Мало того, что она стоит практически на горе, так еще и стены, башни, сложные подходы. Тут либо укладывать штабелями трупы воинов, изматывая обороняющихся нескончаемыми штурмами, либо долго и упорно осаждать и давать возможность противнику время прийти в себя и начать контратаковать. В любом случае, в концепции быстрой войны, а, скорее «принуждении к миру», брать такие крепости — не вариант. Я еще удивлен тому, что получилось взять Вильно.
Но была еще одна причина, почему я запретил идти своим войскам дальше, на Луцк, Львов, Каменец-Подольский. Прежде всего, на последний. Дело в том, что мне нужна активность поляков на южном направлении даже после того, как они лишались части своих украин. Получив по зубам от России, Речь Посполитая не сможет останавливаться в своей вялотекущей, но все же, экспансии. И тут нужно давать соседу окно возможностей.
Еще раньше поляки неплохо стали общаться с молдованами и валахами, которых Османская империя считает своими. Из того куцего послезнания, которое мне доступно, я помнил, что скоро должна была бы начаться польско-турецкая война. Причем масштаб этого противостояния был очень и весьма внушительным. Польша могла бы и рухнуть под нажимом Османской империи. И эта Речь Посполитая может-таки и проиграть туркам. Тогда, в той истории, конфликт начался как раз из-за того, что поляки стали якшаться с молдованами, ну а туркам это не понравилось.
В этом варианте истории Речь Посполитая имеет шансы еще раньше нарваться на войну с османами. Молдавское направление, да еще с нашими заверениями в помощи, обязательно сыграет.
И тут прекрасно все: Речь Посполитая еще больше ослабнет и через десять лет не попрет вновь на Россию, ослабнут и османы, потому как я не дам им сильно «гулять» по землям западного соседа, если только совершить «легкую, но чувствительную, прогулку». А там и посмотреть, настолько ли османы сильны, как их рисуют. Хорошо так проверять боеспособность грозного соседа, если только на чужой территории.
— Россия гарантирует помощь Речи Посполитой, если кто пойдет на меня войной? — спросил король, вероятно что-то себе надумав.
— Мне и со шведами нужен мир. Торговля. Если Речь Посполитая позволит создать торговый путь через свои земли к цесарцам, то можно все рассматривать, — уклончиво отвечал я.
Я еще до конца не понимал, за какие это земли Польша и Швеция могут воевать, если все Подвинье я забираю и тем самым разъединяю границы. Не будет общей польско-шведской государственной межи. Ну и в целом, я еще до конца не решил, на чьей стороне мне будет выгодно выступать в будущем масштабном европейском конфликте. Ясно, что дружба с Англией вынуждает примкнуть к протестантскому блоку, но нельзя же допустить быстрой победы реформистов. Мне оно нужно, чтобы Европа, кроме, может только южной, стала протестантской? Пусть себе воевали бы и дальше друг с другом, а мы пробовали из этого пожара печеную картошку вытаскивать в виде людей и ресурсов.
— Я подпишу Вечный мир. Радзивилл, Любомирский, Жолкевский его уже подписали. Так что нужно будет строить новые отношения. Что касается казаков, то они должны иметь возможность выйти из соглашения с Россией в любой момент, — Сигизмунд говорил таким тоном, как будто делал большое одолжение.
А ведь это я иду на больше уступки, только чтобы не отдавать Польшу на заклание другим соседям. Да, я забираю Ригу, Полоцк, ну и другие города по обоим берегам Западной Двины, отодвигая Литву на тридцать верст от реки на Запад. Но, как я знал, Польша так и не имела собственного флота, роль морской торговли в этой державе была крайне мала. Да и вообще… Теперь я понимаю отчетливо, что мог всю Речь Посполитую брать. Да, подавился бы, но взял обязательно.
А что касается того, чтобы хотя бы часть польских магнатов, поставила свои подписи на документе, то это моя прихоть. Хотелось бы больше гарантий, чтобы документ работал. А то через год вновь воевать с поляками не хочется, и кроме их дел по горло.
Я в Сигизмунде разочаровался. Может быть, я ранее имел некоторое предубеждение к людям, которые обличены властью, относился к ним, как к небожителям. Эти люди казались мне мудрецами, хитрецами, волевыми игроками. А тут я встретился с простым человеком, более эмоциональным, чем это позволительно монархам, не так, чтобы и сильным. Может, конечно, обстоятельства выдернули стержень из характера Сигизмунда, однако, если этот стержень прочный и основательный, то никак его не выдернуть.
Я пребывал в некоей эйфории, которую подпортила только встреча с Сигизмундом. Польский вопрос — самый основательный для России в XVII веке, считай, решен. Мало того, получается направлять политику западного соседа в нужное русло и начинать понемногу, но раздергивать Османскую империю. Теперь без русской помощи Речь Посполитая не выстоит против турки, а, значит, придется к нам обращаться.
Черкассы
7 июля 1609 года.
Город Черкассы гудел, восклицал, провозглашал. Уже ночь уступает свои права утру, а казаки все не унимались, гуляли, благо и погода была теплой с приятным легким ветерком. А зачем спать идти? Вдруг что-то важное пропустишь? Да и дармовщинка манит. А если все бесплатное съедят, да выпьют, пока спать будешь?
Петр Кононович правильно расценил ситуацию и прибыл из Москвы с огромным обозом. Да и в закромах казацких было немало чего вкусного и хмельного. Так что праздник был знатный. И никто Сагайдачного не обвинит в том, что он купил казацкое мнение. Гетман основательно все нужное рассказал кошевым, хорунжим, чтобы те донесли суть предложения русского царя. И сделал это до того, как стало известно о праздновании.
Не все прошло гладко. Были противники сближения с Россией. Две тысячи казаков ушли с Сечи, да и всей земли, которая теперь становилась Гетманщиной. Григорий Изапович резко высказался против сближения с Россией. Он взывал к чести казацкой, что нельзя покидать польского короля, которому ранее были преданы.
— Ты продался, Сагайдак! — кричал на Казацкой Раде Изапович. — Я уйду и ты не остановишь!
Вот только такие крики не находили должного отклика. Наиболее верные королю казаки сгинули во время войны с Россией. У Киева, остались лежать погибшие реестровые запорожцы. Так что Изапович не получил должного большинства. Между тем, этот атаман нашел и некоторую поддержку в Сечи и в других станицах. Так что чуть более двух тысяч казаков отправились к Львову и теперь ждут милости короля. Изапович уверен, что он и его люди будут более чем благосклонно приняты Сигизмундом. Воины королю сейчас нужны, как никогда ранее, потому Изапович не сомневался, что будет принят на службу и разбогатеет, а то и земли получит.
Как не хотел Петр Кононович отпускать немалое количество воинов с Изаповичем, это пришлось сделать. Начнись усобица, и далеко не факт, что получилось бы быстро и относительно безболезненно подавить сторонников Изаповича. Немалое количество казаков оказалось на распутье, именно они, при резких политических или репрессивных решениях, способны доставить массу неприятностей при реализации проекта казачьего государства Сагайдачного.
Был у Петра Кононовича Сагайдачного еще один соперник — Богдан Олевченко. Этот атаман выступал и вовсе за то, чтобы запорожцы приняли полную независимость. Могли обещать хоть Москве, хоть Стамбулу, но провозглашать свой суверенитет ото всех.
— Московиты и ляхи воюют, они заняты, так почему же мы не можем стать той силой, которая сама решит свою участь? — взывал Олевченко.
Часть бедного, не реестрового казачества поддерживала радикально настроенного Богдана Олевченко. Атаман же обещал молочные реки и кисельные берега, в лучших традициях политиков будущего.
— А где нам брать порох? Оружие? — спокойным тоном спрашивал на прошедшей Казачьей Раде Сагайдачный.
