И вот он здесь, у далекого Эрзерума, куда отправился сразу же после обучения. Успел только ночь провести с любимой женой Милкой. Правда, какая это была ночь! Теперь не на одну бабу не может Егор смотреть, перед глазами знойная и страстная супруга. Обабилась некогда пугливая девчонка.
— Твое высокоблагородие, все стрелки на местах, как и было велено, — сообщил ротмистр Иван Вашихин.
— Добре, Иван Кузьмич, ждем, — отвечал полковник Игнатов, рассматривая противника в зрительный прибор со своего ружья, которое все чаще стали называть «винтовкой»
А что? И «Кузьмич»! Вот так, с отчеством! Получил бывший крестьянин командирское звание, так сразу и в дворяне пожаловал. Правда не в потомственные, но и это дело сладится, коли служить верой и правдой. Полковники — они уже потомственные точно, а Вашихин решил для себя непременно стать полковником.
У Игнатова были два ротмистра, несмотря на то, что рота была задействована в Закавказье только одна. Кроме Вашихина, прямым заместителем полковника, ротмистром, был Акоп Вазгенович Мирзоян — в учебном центре главный соперник Егора.
Еще когда стало известно о выдвижении османов к Эрзеруму и приблизительное время прихода турок в десять часов, полковник Игнатов запросил у воеводы Степана Ивановича Волынского определить место усиленной стрелковой роте в системе обороны прохода к Эрзеруму.
Воевода не понял, о чем просит полковник.
— Ты хочешь отдельный участок линии укреплений и говоришь, что удержишь его всего со ста тридцатью стрелками? — удивленно спрашивал Волынский.
— Так точно, — выверено, как учили, отвечал Игнатов.
— Нет, полковник, я на это пойти не могу, — отказал Волынский.
— Прошу простить меня, твое превосходительство, но за нами и рядом с нами могут стоять пушки. Мы работаем в рассыпном строю десятками, — попробовал возражать тогда Игнатов.
Тщетно. Для того, чтобы разрешать стрелкам занимать участок обороны, Волынскому нужно было хотя бы ознакомится к возможностями этих воинов. В тех реалиях сражений, добиться таких показателей, о которых поведал полковник Игнатов, было бы невозможно. С другой стороны, говорить о новых пулях, которые следом за стрелками переносятся в больших ящиках, нельзя.
Не было еще в России такой армии, где все четко и по порядку происходило и не случалось накладок. Впрочем, подобным грешат любые армии, или даже большие, системные организации. Вот и сейчас получилась противоречивая ситуация. С одной стороны прибыла усиленная рота стрелков, весьма вероятно, что и лучших в мире, но эффективно воспользоваться таким бонусом нельзя. Нельзя и рассказывать про тайную пулю, которую, в сущности, сегодня и нужно было испытать в боевых условиях.
Игнатов и его командиры рвутся в бой, но не могут убедить командование в своих особенных умениях. Так что… И хочется и колется, да воевода не велит.
— Вот что, полковник, — подумав, начал говорить Волынский. — Тут тебе самолично делать нечего. Заплутаем в командовании. Так что иди со своими стрелками, вот сюда.
Воевода показал на точку на карте. Это только утром войсковой рисовальщик нарисовал карту ближайшей местности, чтобы Волынскому было удобнее планировать действия. А точка, на которую указывал Степан Иванович была перевалом, точнее проходом между горами метров в восемьсот в ширину, при этом в четырех верстах от позиций русских войск Волынского.
— Я отправил туда один казачий полк и еще три пушки. И вот пушки тогда верну, тут важнее будут. Мало вероятного, что турка попрет на этот переход, через нас сподручнее и ниже, не надо в горы идти. Но и такое может быть. Держи там оборону и бери под свое начало и казаков. С ними уговорено, что они помогают, а не самовольно воюют, — Волынский довольно улыбнулся.
Воеводе показалось, что он нашел оптимальное решение. С одной стороны Степан Иванович и так собирался на усиление пушкам и конным казакам посылать две роты стрельцов, но лучше, конечно, чтобы эти стрельцы оставались тут, на основных позициях, да и три пушки на главном участке обороны нужнее. А то, что османы идут именно сюда, где русские готовы их встречать, докладывала разведка.
— Поспешай, Игнатов, там нынче работает розмысл Димитрий Федорович Розум, с ним ешо поговори, что удумал! Но сбереги его, разумник, что поискать и не найдешь! Отправляй Розума ко мне! — сказал Воевода, подошел, троекратно поцеловал Егора. — С Богом, не посрамим честь государя и Отечества!
Прибыв к месту, Игнатов сразу стал раздавать приказы, распределяя десятки стрелков по позициям. Вернее он давал направления, а позиции стрелки и сами дюже добре умеют находить. Даже, если залечь на траве, то уже не так и заметны воины, чья одежда раскрашена под зеленый цвет. Были мысли сменить камуфляж на коричневатую расцветку, но новое место было с высокой травой и изобиловало кустами, редкими камнями-валунами. Лучше придумать для снайпера сложно.
— Где розмысл? — спросил Игнатов, как только прибыл на позиции и уже раздал приказы своим ротмистрам.
Егор догадывался о ком идет речь, сам же и просил за этого человека когда-то, но чтобы вот так… в полковники Митька выбился. Хотя, чего там, и сам Егор нынче в начальниках.
— Ты ли это, Митька? — обрадовался Егор, когда к нему, чуть ли не строевым шагом, но при этом с чувством собственного достоинства, приблизился розмысл.
— Егорка? — растерял всю свою важность полковник Розум и полез обниматься.
Как же здорово встретить далеко от своего родного дома человека, с которым когда-то, пусть и не так давно по времени, но уже в иной жизни, вел беседы! Бабка Колатуша тогда все московские новости приносила, а Митька, разнорабочий с Варварки, неизменно их слушал, да участвовал в таких родных, дружеских разговорах. Был там и Егор, когда он только бежал с Милкой из брянской деревни.
Два приятеля потратили толику столь драгоценного времени для того, чтобы обсудить, что да как. Перемыли косточки и Тимофею Авсеевичу, нынче знатному мануфактурщику, пусть и годами раннего. Он тоже жил в том районе Москвы и был активным участником разговоров, особенно после гибели отца, став главной рода.
— Ну досыть, — прервал веселый разговор Егор. — После поговорим, пока врага бить нужно.
— Ты прав. Вот гляди сюда, — Митька, Димитрий Федорович, развернул нарисованную им же карту, где были указаны все ловушки и заряды.
Карта была нарисована неумело, или можно сказать, «на коленке», но все было понятно и где позиции и тропы, по которым могут забираться враги, ложбины и все остальные особенности рельефа местности.
— Окромя небольшого вала вот тут и отдельных насыпей, ничего не поспели сделать, но ямок для коней накопали, сколько нашли деревьев, рогатки навязали. Вот тут, тут, вот ентим знаком, обозначены, стало быть, бочки с порохом и камнями. Веревка поджигательная вот тут, — принялся объяснять Розум…
Воевода Степан Иванович Волынский находился на командном пункте и периодически смотрел то вперед, то разворачивался к Эрзеруму и отслеживал, как развиваются события у крепости. Он уже не злился на персов и их пассивность. Нельзя с бурными эмоциями руководить боем. Голова должна быть освобождена от всего постороннего и мыслить рационально, сообразно обстановке.
Персы пошли на приступ крепости. Как же это не разумно, когда рядом огромное войско османов. И как же не повезло с союзником, который не понимает необходимость взаимодействия. С той линией обороны, которую собирались держать русские войска, да с персидской конницей, можно очень много чего сделать.
Но ничего уже не изменить и Волынский хотел показать не только османам, они-то все поймут, так как кровью умоются, но и союзникам, что нечего играть в подлые игры. Может быть, Степан Иванович произвел бы еще одну попытку договориться о взаимодействии с персидскими войсками, но дипломат Татищев попросил этого не делать. Что-то знал Михаил Игнатьевич, но не хотел говорить, только лишь попросил продержаться до вечера, а после Татищев ускакал.
