— Да, я и не хмурюсь. Но ты, полковник, казачкам не оставил места отличиться. Станичники пришли хабару набрать. А с кого они что снимут и где коней возьмут, если так вот простоят всю войну? — объяснил свое настроение казацкий полковник Рязанов.
— Посмотри сюда, казак, — Игнатов протянул свою винтовку и указал на оптический прицел. — После скажи, что ты видишь.
Казацкий полковник Рязанов не сразу понял, куда смотреть и как смотреть. Подобную диковинку он видел в первый раз, но что такое зрительная труба знал. Была такая у атамана Ивана Мартыновича Заруцкого.
— Ух ты ж! А мне Степан говорит, что конные там, а я смотрю и не верю. А тута он как, все в бронях, — казацкий полковник отложил винтовку с прицелом и посмотрел на Игнатова, — Ну, твое высокоблагородие, позвал же для чего-то, так предлагай!
— Это добре, что ты, казак, новый Устав знаешь, но в бою обращайся ко мне «Леший», так лучше. А то мы с тобой вдвоем полковники, и, где какой можем и не разобраться, — Игнатов усмехнулся. — А предлагаю я тебе то, кабы ты пощипал тех конных, да янычар, что рядом с ними. Как, кони выдюжат, коли подойти с двух верст? Выстрелить из пистолетов и уйти. Вот тебе, казак, и добыча. Разобьем, так две с трех долей твои, одну долю заберу себе.
— Ох, Леший, шкуру делишь зверя не стрелянного, — Рязанов по-отечески покачал головой, словно разговаривает с неразумным сыном. — Пощипать можем. Кони наши добрыя, два, а то и три боя за раз выдюжат. А задумку твою я понял. Ты выманить хочешь турку, а тут их расстрелять. Коней только не побей, а то и твою долю не отдам, там кони добрые, они казаку за всяко нужны.
Через пятнадцать минут пять сотен казаков цепью по два всадника шли вдоль южной горы. Именно так они могли подобраться чуть ближе к все еще отдыхающим туркам, а коней пустить вскачь только за полторы версты до османов. Игнатов еще раз проверил все лежки своих стрелков, убедился, что они заняли грамотные позиции. Потребовал в очередной раз проверить количество и наличие пуль с нарезами, как в карманах, так и ящиках. И только тогда начал наблюдать за разворачивающимися действиями.
Когда послышались многочисленные залпы русских пушек, в той стороне, где держал оборону воевода Волынский, казаки полковника Рязанова пустили своих коней в галоп и сначала тихо, а после, когда были обнаружены османами, с криками и улюлюканьем, словно татары какие, станичники быстро приближались к элитным османским воинам.
Аскер Мехмед Ага не видел никакой опасности и считал, что полк янычар контролирует все пространство вокруг. Потому, для него было неожиданным, когда вдруг обнаружилась казацкая лавина, надвигающаяся на неподготовленных к бою сипахов. Да, и янычары не все были готовы дать отпор наглым казакам.
— Выстроиться в линию, быстрее заряжайте ружья! — кричал ага [командир].
И без того янычары понимали всю важность и необходимость скоростного заряжания своего оружия. Легче оказалось приготовиться к бою немногочисленным лучникам. Именно стрелы сразили первых двух казаков, скачущих в безумную атаку.
Аскер Мехмед на отдыхе снял свой тяжелый доспех и теперь не тратил времени на то, чтобы вновь в него облачиться. Сорокапятилетний опытнейший воин лихо вскочил в седло и призвал всех сипахов, которые уже восседали на конях, пойти в атаку, пусть всадников оказалось и мало.
Что двигало Аскер Мехмедом совершить столь необдуманный поступок, он уже никогда не скажет. Возможно, командир просто не увидел, что из всех трех сотен всадников лишь чуть более пяти десятков были в седлах, когда их повел в атаку Аскер Мехмед.
Османский военачальник смог уловить своим зрением пролетающую недалеко от него стрелу, которая устремилась навстречу казакам.
Говорят, что, если слышишь пулю, то это не твоя пуля, свою, которая прервет твою жизнь, услышать невозможно. Аскер Мехмед увидел стрелу, но пулю не услышал.
Тимофей Рязанов вел свой полк в лихую атаку. Он был впереди всех. И даже те лихие казаки, которые могли обогнать полковника, не делали этого. Все уважали пожилого казака и отдавали должное его умению и удаче. Удачливостью Рязанов всегда славился.
Но удача в бою решила получить компенсацию здоровьем казака. Сначала казацкий полковник ощутил недомогание. Он никак не мог выспаться, его движения становились медлительными и начинала болеть голова. После он понял, что не те ощущения он называл болью, а боль — это когда мужественный человек падал наземь и корчился, издавая не крик, а непонятные нечленораздельные звуки, — вот она БОЛЬ. Такие боли стали приходить все чаще и чаще. Рязанов терпел. Можно терпеть день, два, особо сильные люди и больше вытерпят, но не постоянно. Казак устал терпеть и не видеть возможности избавиться от болей. Он молился, он пил травы, ходил тайком к бабке-шептунье, которую все ведьмой считали. Ничего не помогло, потому скоро казак начал искал смерти.
Лихость полковника и его отвага даже не граничили с безумием, они были по своей сути безумными. Но в тех двух битвах, в которых участвовал Рязанов, что были после начала головных болей, казака не взяла ни пуля, ни сабля. А убиваться самому — есть грех великий, даже, если подставиться под саблю врага.
И вот сейчас казацкий полковник, возглавляя казацкую лавину, мчался на врага. Вот уже он направил свой пистоль в сторону выезжающего навстречу казакам османского командира.
Аскер Мехмед Ага не услышал пули казака Рязанова, которая пробила командиру сипахов череп и свалила с седла, прерывая жизнь опытного воина. Однако, если с пулей и действует то, что ее не увидишь, то казак Рязанов успел не только увидеть стрелу, летящую ему в непокрытую голову, он успел усмехнуться и даже промелькнула мысль благодарности Богу за избавление.
Смерть двух командиров не повлияла особым образом на ситуацию. Казаки пронеслись мимо исполчавшихся турок, разряжая свои пистоли. Турки не остались в долгу и успели, пусть и не все, но выстрелить вдогонку казакам.
А сменивший командира Аслан Алимбек повел сипахов вслед убегающим русским наглецам.
Игнатов был доволен. Османы-таки ломанулись вперед. А чего им не рвануть за казаками, если впереди почти что и не было преград? Небольшие локальные укрепления, да и только. При этом не было видно ни одного защитника, пушек тоже не было. Османы даже приостановились перед такой преградой и послали вперед сотню своих воинов. И в этих всадников никто не стрелял. Лишь только десяток коней покалечились, попав в ямы. Но османские воины видели, где именно проходили казаки, так что быстро смекнули, что там нет никаких ям.
А вот казаки остановились и готовились к новой конной атаке. Сипахи, видимо решили, что сейчас будет та самая честная, классическая рубка на встречных и тут тяжелая конница должна бить легкую казацкую, пусть казаков и несколько больше сипахов.
Подтянулись и янычары, которые выстроились в линию и приготовились идти вперед.
Первый выстрел был за Игнатовым, именно он начинал отстрел врага. И этот выстрел прозвучал ровно тогда, как сипахи пришли в движение и уже были в пятидесяти шагах от первого флеша.
— Сразу после выстрелов поджигай! — приказал Игнатов одному из воинов.
— Тыщь! — прозвучал выстрел и началась работа.
Новая пуля отлично входила в ствол, заряжание было более быстрее, чем с простыми пищалями, даже с новыми кремневым замком. А еще эти пули очень кучно ложились. Сто тридцать метких выстрелов и почти сотня воинов османов уже ранены, либо убиты. Быстрая перезарядка при панике и недоумении врага и вновь выстрелы. Еще, еще.
Вот и янычары оживились и подошли чуть ближе. Эти, считающиеся лучшими, воины не видели врага и ориентировались на пороховые облачка, которые подымались из-за кустов, камней, земляных укреплений. Янычары стреляли «в ту степь», лишь в надежде кого-то достать. Но как достать того, кто уже сменил позицию? После трех выстрелов все стрелки меняли места своих лежек и смещались на три-четыре шага в сторону.
