Гермиона ни разу не ревновала Люциуса к Нарциссе…
Может быть, потому, что не любила его? А может, потому что не видела их вместе? Ведь внутри этой изящной ледяной статуи пылает очень опасное пламя. Жутковатое пламя. Этот блеск в её глазах, который навсегда врезался в память Снейпа – часто ли он возникает?
Гермиона подошла к застывшему пруду: она и не заметила, как покинула лабиринт. Небольшой водоём заледенел и поблёскивал белоснежной поверхностью в лучах зимнего солнца, пробивающего пелену облаков.
Иногда человеку открываются странные вещи – и он потом не знает, как вести себя дальше. Вроде бы ничего особенного… Хотя… Странно так… Очень странно.
– Знаешь, Кадмина, порою приходится узнавать такие секреты и тайны, что даже мне становится не по себе. – Гриффиндорка вздрогнула и обернулась: одетая в тёмный плащ фигура Волдеморта стояла совсем близко, опираясь на покрытый снежными пятнами ствол дерева. И никаких следов, кроме её собственных, на чистом снегу на много ярдов вокруг. – Со временем я научился не показывать своих эмоций. Но когда работаешь… с людьми… применяешь легилименцию… Много всплывает.
– Ты знал об… этом?
– Конечно. Поверь, это только… вершина. Вершина бездны человеческой души. Используя легилименцию, нужно уметь не проваливаться в эту пропасть, а только смотреть – глубоко, до самого дна. Но самому стоять на твёрдой почве.
– Я не хотела.
– Понимаю.
– Я теперь…
– Нет, Кадмина! Твое отношение к Северусу Снейпу не должно меняться. Как и отношение к Нарциссе.
– Но я…
– Всего лишь заглянула за ширму. Я уже говорил тебе: Цисси Малфой очень загадочная женщина. Непредсказуемая. Собственно, она закрытая книга. Как и Снейп. Они нашли друг друга. И отношения их даже более занимательны, чем они сами когда-либо могли догадываться.
– Но Люциус…
– Безусловно, мисс Блэк не могла стать женой полукровки.
– И всё же…
– Кадмина, ты узнала кусочек тайны. Осознай его, пойми и запомни. Но это не твоя тайна – и она не должна на тебя влиять.
– Я попробую.
– Дорогая моя, – он подошёл к ней и обнял за плечи, – ты ещё такая… Юная.
– Скажи, почему ты так относишься ко мне? – Гермиона отстранилась и посмотрела глубоко в красные глаза Волдеморта. – Я привыкла, конечно, но это… Совсем не вяжется…
– Кадмина, каждый человек – всего лишь человек. Даже если носит имя Лорда Волдеморта. Даже если он – могущественный Чёрный маг. Просто некоторые не желают этого признавать. И оттого становятся уязвимы. Я всё же неглуп. И прекрасно осознаю, что я – человек. И ничто человеческое мне не чуждо.
– Так странно…
– Поттер не понял бы, верно?
Она усмехнулась. Грустно усмехнулась и устремила взгляд на медленно падающий снег.
– Что ты собираешься делать? – задумчиво спросила Гермиона. – Захватывать мир?
– Звучит глупо, не так ли?
Белоснежные хлопья ложились на заледеневшую гладь пруда.
– Тогда что? Жить тут? Просто так?
– Ещё глупее, не правда ли?
– Но что тогда?
– Вы с Генрихом изучали Чёрную магию, – тихо сказал Волдеморт. – Тебе было интересно?
– Конечно.
– Шесть с половиной лет назад, узнав о своей принадлежности к магическому миру, ты бы не захотела изучать её? Если бы было можно?
– Не знаю…
– Знаешь.
– Это было бы очень увлекательно, – признала она. – Наверно я бы… согласилась.
– Но тебе не дали. Чёрная магия – зло. Это справедливо?
– Я не совсем понимаю.
– Выбор, Кадмина. У каждого человека должен быть выбор. Это пункт Магического законодательства. Такой же пункт есть в законах магглов современного мира. Но ни мы, ни они ему не следуем.
– Не понимаю… К чему это?
– Я неплохой учитель, Кадмина. Видишь, ученики сами приходят ко мне. Когда-то Армандо Диппет и Альбус Дамблдор не дали мне преподавать. Да я и не смог бы профессорствовать в Хогвартсе.
– Школа? Школа Тёмных искусств? Наподобие Дурмстранга?
– Дурмстранг – жалкая пародия на школу Чёрной магии. Ты ведь понимаешь, Кадмина, что открывать школы… строить храмы... – он усмехнулся и развёл руками, – это для меня невозможно.
– Тогда что?
– Есть один очень древний обряд. Очень сложный. Я работаю над ним многие годы.
– Мне не положено знать о нём?
– Отчего же? Ты хочешь знать его эффект? Он даст мне шанс предоставить людям выбор. На какую сторону становиться. И над их выбором не будет висеть страх Азкабана. Чёрная магия – не зло, а сила. Сила, которую скрывают и запрещают, чтобы не потерять власть.
– Возможно ли это?
– Это очень сложно. Нужно много времени.
– Это… тяжело понять…
– Согласен. Сейчас моя основная цель – сделать это реальностью.
– А я?
– Что ты? Ты окончишь школу, выучишься: что ты там говорила? Исследование древностей?
– Есть ли что-то, о чём ты не знаешь?
– Больше, чем хотелось бы.
– А как же… Гарри? Обряд изменит и его?
– Сомнительно, – хмыкнул Тёмный Лорд. – Слишком запущенный случай.
– Но…
– Чем сейчас занят Поттер?
– Ищет Хоркруксы, – быстро ответила ведьма. – Поехал в Годрикову Впадину, на могилу родителей, потом собирался в Литтл-Хэнглтон.
Тёмный Лорд нахмурился.
– Что? – насторожилась молодая ведьма.
– Неважно. Ничего страшного. Поверь, Кадмина, Гарри Поттер пока не составляет опасности. Ты замерзла? Пойдём в дом. Сейчас тебе нужно побыть одной. И подумать.
* * *
Снег падал на литые перила балкона её комнаты. Гермиона сидела, укутавшись в плащ, и смотрела на них.
«Снег такой свободный. Свободна ли я? Теперь?
Власть…
Нужна ли?..
Нужна. И она, и всё остальное. Это мой мир, мой дом. Здесь я счастлива…»
Пальцы неосознанно играли серебряным кулоном на шее. Она не имела чёткого понимания о том, как Хоркруксы действую на человека, с которым находятся в постоянном контакте. Наверное, можно было бы догадаться на примере Джинни – но рыжая ведьма упоминала лишь о том, что находилась, словно в дурмане. Гермиона же воспринимала действительность вокруг, как никогда ясно, как никогда прочувствованно.
Её удивляли собственные порывы, она поражала саму себя – в особенности первое время. Но артефакт не давал сделать соответствующие выводы и связать факты.
Он не мог бы разбудить того, что не было присуще носителю хотя бы самую малость. Но в любые пороки впивался клешнями, раздувая их до абсолюта. Так всё то, от чего многих ограждают воспитание, нормы морали, личный кодекс чести, разгоралось, мутировало, заполняло собой, вытесняя прочее и забивая слабые эмоции. Ненужные эмоции. Лишние и не интересные Хоркруксу – вину, совесть, жалость, сострадание. Разумеется, не полностью. Разумеется, всё это тоже оставалось в носителе, и иногда проклёвывалось. Заставляло поражаться самим собой.
Но артефакт не давал понять. Не давал заподозрить себя во вредительстве.
Он и сам привыкал к носителю. Породнялся с ним.
Любил – в той или иной мере.
Не порабощал, если не хотел того. Видоизменял. Оттачивал нужные грани и приглушал себе не интересные, тушил до едва тлеющих угольков...
Гермиона встала, возвратилась в комнату. Тут было хорошо и тепло. Но сейчас ей нужно было нечто иное. Совсем другое тепло.
Ведьма отбросила плащ в сторону и скрылась в ванной комнате.
Через полчаса, одетая в пеньюар, она вышла в коридор. И вскоре была у нужной двери.
Откинув назад распущенные волосы, Гермиона постучала. Потом ещё раз.
Дверь отрылась. Облачённый в тёмно-зелёную шелковую пижаму Люциус Малфой холодно посмотрел на неё.
– Да? – с показной учтивостью спросил он.
– Ты… позволишь войти? – растерялась Гермиона.
– Не думаю, что это хорошая мысль.
– Но…
– Да? – вопросительно повторил старший Малфой.
– П… почему?
– У меня выходной.
– Что?!
– Кадмина, а ты не думала отдохнуть?
– Собственно…
– Сама отдохнуть? – уточнил он.