Однако, Пётр Албычев освоил добротные знания о дипломатии, он не мог обойтись в переговорах без шокирующих сюрпризов для китайцев.

— Правом, данным мне государем Димитрием Ивановичем, приговариваю Матвейку сына Михайло к повешению, а бывшего ротмистра Беляева к разжалованию в рядовые стрелки с правом вернуть себе чин, если проявит в дальнейшем смелость и станет умело воевать, — провозгласил Пётр Албычев, и народ, до того шумевший, словно улей пчёл, замер.

Никто не ожидал, что можно вот так самого Годунова, родственника царицы, приговорить к смерти. Да, его бездействие, как и трусость, привели к смерти или к позору сотни русских людей. Но это же боярин!

В это время, поняв, что может произойти, сотник Черкас Рукин жестом приказал своим казакам быть готовым ко всему. Но, нет, народ не стал бунтовать. Тут вообще было крайне мало тех, кто способен к бунту, может только сами же казаки и то вдали от крупных русских поселений. Основу жителей Благовещенска составляли стрелки, полурота драгун, ну, и иные казаки. Меньше было хлебопашцев, рыболов и ремесленного люда. Люди служивые менее склонны к бунтам.

Переговоры начались ещё до суда, за завтраком. Но это была игра, где обе стороны пытались что-то понять о друг друге, как и в целом намерения и договороспособность. После состоялся суд.

— Мы можем продолжать переговоры, — казалось, безмятежно обратился Албычев к Веймин Ху и жестом пригласил китайца последовать за собой.

Переводчик сразу же перевёл сказанное, а Пётр Албычев не показал, что пусть и не в совершенстве, но владеет китайским наречием.

В Академии было восточное отделение, скорее, специализация, где, на основании докладов и сообщений, систематизировались знания о народах сибирских и тех, кто им соседствует. Были учителями и два китайца, которые не только давали азы китайского языка, но и описывали обычаи, историю, верования и государственную систему Китая. Некоторые ученики Академии могли выбирать направления, будь европейское, самое массовое, или турецкое, персидское, кавказское. А вот Албычеву отчего-то пришло принудительное направление именно обучаться работе на восток от Урала. Может потому, что он родился в Сибири или по каким иным критериям.

Но сообщать о том, что он знает китайский язык, по крайней мере, разговорный, Пётр не спешил. Толмач был этническим китайцем, и при переводе могли бы возникнуть некоторые возможности, когда два китайца будут переговариваться, не подозревая, что смысл слов и фраз русский дипломат понимает. Тем более, что и переводчик казался не самым простым человеком. Ещё не понятно, кто тут главный.

— Сделай так, чтобы русский варвар устрашился мощи Китая. Расскажи, что в нашей стране войска столь много, что не будет видно горизонта, если оно только малой частью придёт, — сказал Веймин Ху, и переводчик стал расхваливать Китай.

— Понял я, — чуть сдерживая усмешку, сказал Албычев. — Садись за стол да поговорим основательно и уже по теме.

Пётр не стал смотреть, как прямо сейчас, не мешкая, будут вешать Годунова. Теперь Албычеву нужно доказывать, что он всё правильно сделал. Для этого необходимы успехи, неоспоримые, пусть и дипломатические. Государь именно об этом говорил, когда наставлял Албычева. Работать нужно только на результат. Если кто не справляется с обязанностями в Сибири, то судить его и желательно не тратить деньги и возможности, отправляя преступников в Москву, а решать на месте. Но доказательная база должна быть железной. При этом, если сам Пётр не сработает, как того ждёт император, то любое его решение может быть истолковано, как преступление уже самого Албычева.

Поэтому уже отправлены разведчики к Албазину, при этом им придана группа государевых телохранителей, к слову, часть из группы вернулась от захваченного города. Поэтому отправлен обоз в Енисейск, чтобы прислали в Благовещенск подкрепление и продовольствие, а также дополнительные строительные артели. Албазин — важный пункт не только для сельского хозяйства, но и как перевалочная база в подготовке перехода к океану. Уже должны были быть отправлены следом за Албычевым корабелы, которым предстояло прибыть в уже отстроенный город на берегу впадающего в океан Амура. Так что времени нет, нужно действовать.

— Все наши переговоры могут касаться двух вопросов: военные действия против чжурчжэней, коих прозывают ещё маньчжурами, а также торговля. Мы готовы продавать соболей, хрусталь, персидские ковры, иное, о чём сговоримся. От вас серебро, шелка. Какие ваши предложения? — начинал переговоры Албачев.

— Они хотят… — толмач начал переводить на китайский язык сказанное, не забывая вставлять такие слова, как «дикари», «варвары».

Петру стоило больших усилий не отвечать на такие оскорбления. В Академии часто вдалбливали будущим дипломатам, что терпение — главная добродетель, позволяющая оставлять возможности для разговора. Если не можешь себя сдержать, то иди в Военную Государеву школу и учись, как быть офицером. Пётр не знал, но и офицеров учили быть хладнокровными и не поддаваться эмоциям, которые далеко не всегда помогают в бою.

— Восхвалённый господин Вэймин Ху говорит… — начал перевод толмач после долгой тирады китайского посланника.

Китаец вновь стал восхвалять свою страну, указывая на то, что русским нужно ещё доказать, что они могут бить маньчжуров, да и торговлю предлагал оставить на откуп купцам, договорившись в первое время о беспошлинной торговле, лишь по взятке чиновнику, которого укажет Вэймин. А в остальном, предметный разговор может быть тогда, как только хотя бы один большой отряд маньчжурских завоевателей будет разбит русскими воинами. При таких условиях Китай может позволить людям, пришедшим с Запада, оставаться в тех своих деревянных крепостях, которые они настроили по всем ближайшим рекам.

— Я благодарен господину Ху… — Албычев чуть сдержался, чтобы не добавить к фамилии китайца ещё одну букву. — Если у нас нет договорённостей, то Россия оставляет за собой право выслушать посла правителя чжурчжэней Нурхаци. Албазин — это единственное, что нам следует делить. И если говорить открыто, то моей империи можно и выждать, пока Китай окончит войну с чжурчжэнями.

Оба китайца покрылись странным оттенком светлого. На их желтоватой коже было не особо понять, наверно, они побледнели. Между тем, слащавая улыбка на лице Вэймин Ху сменилась гримасой.

— Воевода, прибыл разведчик… — в комнату, где шёл разговор с китайцами, вошёл сотник Рукин, вовремя, будто подслушивал разговор.

— Я покину вас ненадолго, нужно кое-что узнать, — вежливо ответил Пётр и вышел за дверь.

— И что говорить? — растерянно спросил Черкас Рукин.

— Просто помолчи и выжди время, — улыбаясь, ответил Албычев.

Дело в том, что ещё два дня назад прибыл разведчик со стороны Албазина. Новости были, скорее, хорошие, чем никакие. Маньчжуры оставили город и ушли. Да, забрали всё продовольствие, все пушки, многое из имущества, хотя не всё, видимо, не хватало возможностей унести. Стены города разрушили лишь частью, наверное, поленились. Вот и получалось, что Албазин после некоторого ремонта и строительства дополнительной линии обороны можно занимать основательно [в РИ Албазин, пусть и значительно позже, был взят китайцами, но после оставлен в полуразрушенном виде].

Но зачем же говорить о том, что маньчжуры сами ушли, если можно китайцам поведать, как русский отряд героически выбил их из города. Мол, была ошибка, за то Годунов повешен, а так наши воины и малым числом берут крепости.

— Всё, пойду я, — сказал Пётр и зашёл в комнату, где проходили переговоры.

Китайцы уже пришли в себя и, видимо, успели договориться о том, что именно переводить толмачу, который, как и догадывался Албычев, был, скорее, шпионом, чем только переводчиком, потому и мог немного добавить слов «от себя».

— Только что мне донесли, что Албазин после быстрого боя был взят отрядом русских войск и казаков. Добавлю, что их было меньше сотни воинов. Как только окончательно сойдёт лёд, мы отправим туда ещё войска, а сюда прибудут пополнения. У моей империи более двух сотен тысяч регулярных войск, тысячи пушек, десятки тысяч ружей и добрая конница, — сообщил Пётр.