В отличие от иной реальности, когда к 1618 году у Густава Адольфа не было выживших детей, нынче, возможно, не без моей помощи, наследник у Швеции был — Карл Густав. Придворные лекари шведского королевского дома стажировались в государевой школе лекарей, поэтому знали о беременности и родах чуть больше, чем в иной истории. Согласен, это мое упущение. К примеру, не будь у Густава Адольфа, наследника, его можно было бы убить короля, и тогда в Швеции разразился бы глубочайший династический кризис. Еще жив Сигизмунд III Ваза, по закону наиболее вероятный наследник шведского престола. Но риксдаг не пойдет на это, а общество взбунтуется по религиозным причинам.
— Мой брат, скажи мне, по какому праву на острове Котлин ты возвел крепость? Напомнить тебе, что по Ореховскому договору это место является границей между нашими державами? — полушутливым тоном спросил Густав Адольф.
— Брат мой, кто ж вспомнит столь давний договор? Да и забыл ты, сколь много оружия я дал тебе без оплаты? — спросил я, улыбаясь во все свои двадцать девять зубов.
К сожалению, несколько зубов пришлось удалить. Приходит ощущение, что ко мне подкрадывается старость, зубы сыплються, болеть стал чаще. Хотя, хочется думать, что я еще ого-го.
— Мой венценосный брат, но ты же прекрасно понимаешь, к чему я веду, — усмехнулся Густав Адольф. — На бумаге мы с тобой не записали, что остров Котлин, как и южная часть Финского залива — русские. Я же абсолютно не против, чтобы это было именно так, но вот ригсдаг, эти вольнодумцы, не поймут.
— А ты, Густав, с годами становишься хитрым лисом, — сказал я и отпил крепкого зеленого чая. — Будто я не знаю, что мнение риксдага тебе важно только тогда, когда оно такое же, как и у тебя.
— У меня есть хороший учитель. Одно только жаль, что мой наставник не швед, а русский, — сказал Густав Адольф и также приложился к большой фарфоровой чашке, которая была наполнена черным чаем с лимоном, напитком, более предпочитаемым шведским королем.
Получался такой конфуз, что русский император пьет зеленый чай, а шведский король пьет черный лимоном, прозванный «русским». Хотя, где Россия, а где лимоны?
Я прекрасно понимал, что данным пассажем о не совсем определенном статусе острова Котлин шведский попрошайка хотел выторговать себе еще каких-то благ. Но, а чего более всего хотел Густав Адольф? Оружие, провиант, а при удаче еще и русских наемников. Все помыслы шведского короля были о войне, ну, и о том, чтобы эта война была в высшей мере справедливой. А что может быть более праведным, чем лить кровь за свою протестантскую веру⁈
Что касается русских наемников, то они абсолютно не головорезы, которых можно нанять любому за деньги. Это те же самые государевы воины, которые своим наемничеством выполняют целый ряд задач: шпионаж, участие в интригах, но самое главное — это приобретение реального военного опыта на европейских полях сражений.
— Как я тебе и говорил, Димитриус, я вступил в Евангелическую Лигу. Обязательства вынуждают вступить в войну, — Густав Адольф задумался, а после небольшой паузы пристально посмотрел на мня. — Это ты, мой брат, подвел меня к такому решению. Я здесь для того, чтобы ты честно ответил мне, зачем тебе нужно отвлечь меня на войну с цесарцами.
— Ты боишься того, что я ударю в спину? Если и так, мой брат, и я скажу, что не буду этого делать, разве ты можешь поверить мне? — сказал я наставническим тоном.
— Ты прав, я это осознаю. И никакое крестоцелование и клятвы не будут гарантией того, что ты не воспользуешься выгодной ситуацией, пусть данное слово и несколько сдержит тебя, — сказал Густав Адольф.
Все верно говорит швед. Нынче клятвы перед иконами или крестом будут воздерживать от нарушения данных обещаний ровно до тех пор, пока это не станет действительно невыгодным. Грех отступления от клятвы можно замолить в церкви, выдержать епитимью, наложенную преданным трону священником, на худой конец, пожертвовать изрядную сумму монастырю или церкви. А протестантская этика в подобных вопросах может быть еще более гибкой.
— Так, что ты от меня хочешь? — напрямую спросил я.
История и манера нашего с Густавом общения позволяли отринуть политесы и рубить правду-матку.
— Моя Нарва, Ревель и ряд других городов — словно белое пятно на черном полотнище, — поэтически сказал Густав Адольф.
— Брат мой, это для тебя Россия — черное полотно? Неприятное сравнение, но смысл я понял. Не могу не согласиться с тем, что Нарва, да и упомянутый тобой Ревель — бельмо на глазу Российской империи. Ты потом спросишь у своих советников, в чем смысл этого выражения. По справедливости, забрать бы у тебя Нарву, да объединить все юго-восточное побережье Балтийского моря под своей властью, — сказал я и сделал многозначительную паузу, будто задумался.
Густав Адольф знает, что я могу это сделать. Один на один шведы противостоять нашим полкам не смогут. Другой вопрос, что я этого не делаю по той причине, что быстро и нахрапом шведов взять вряд ли получится. Они будут вгрызаться в землю и всячески нас замедлять. А в это время могут встрепенуться поляки, но особенно я опасаюсь начала в таких условиях большой войны с Османской империей.
Есть вероятность, что мы выдюжим и в этом случае, но цена может оказаться слишком большой. Противников нужно бить хитрее, не давая им объединиться. Тем более, судя по последним сведениям из Восточной Сибири, нам придется серьезно вложиться в следующие два переселения на Восток. Тысяч пять воинов с новейшим оружием для успешной экспансии на востоке просто необходимы. Похоже, что экспансия маньчжуров может быть частью направлена и на нас, а это нынче серьезная сила.
— Димитриус, почему ты замолчал? Ты нападешь на мои земли в Эстляндии? Ревель? Нарва? — проявил нетерпение Густав Адольф.
— Ты сам все понимаешь. Но я буду воевать с тобой. Я помогу тебе в войне с империей, частью и с Польшей. На Курляндию, Померанию не претендую. В спину не ударю, — сказал я и не солгал.
Без Швеции, как я почти уверен, у протестантов нет никаких шансов выиграть противостояние с католиками. Кому там воевать, если критически смотреть на вещи? Нынешняя испано-имперская армия более чем сильная. Да, благодаря нам, у императора Фердинанда не будет легкой прогулки по Богемии, но в итоге он одолеет чехов.
О саксонцах, как о реальной силе, говорить не приходится. Датчане в кооперации с теми же голландцами при содействии Англии могут воевать. Но Дания в последнее время слишком ослабла, в том числе и потому, что шведы накрутили ей хвост. А пойти в кооперацию с голландцами, не захотят, так как далеко не понятно, кто тут лидер. В итоге, Дания одна и может по большей части лишь многозначительно вздыхать на своих границах, ну или решиться на очень локальную операцию.
Есть еще Бранденбург, который более-менее представляет силу, но это не полки Фридриха Великого. Ну а Франция? Она сильна, это не отнять, или, вернее, будет более сильной, когда Ришелье придет к власти. Но при этом великом чиновнике Франция станет преследовать исключительно национальные интересы, и никак не религиозные. Так что у французов врагом может выступить только Испания, которая будет стремиться создать коридор к своим владениям в Нидерландах. И, кстати, факт участия испанцев будет сильно сдерживать Соединенный провинции, то есть Голландию.
Вот такие расклады не в пользу протестантов. А полная победа католического блока должна привести к еще более сложной ситуации для России. Речь Посполитая станет авангардом сопротивления русскому влиянию, ослабить которое будет стремится уже вся Европа. После того, конечно, когда протестантов всех перебьют. А мне нужно, чтобы война укрепила Российскую империю.
— Я не могу допустить победы католиков. Если ты не знаешь, то скажу, что на Вселенском Православном Соборе в Москве было постановлено, что из всех христианских ветвей, более всего дружественная для православия — лютеранство. Мы подпишем договор о ненападении и тайные соглашения о моей помощи тебе сроком на пять лет. Справишься? — сказал я, а последнее слово выделил веселой интонацией.