Мощная длань Грозы Ивановны опустилась на голову Тильды, оцарапав ногтями кожу, когда пальцы сжимались в кулак, вцепляясь в волосы воспитанницы.
Все, что произошло потом, было похоже на кадры из малобюджетного фильма, где отсутствие средств на спецэффекты компенсировалось шокирующей «чернухой»: несмотря на то, что Тильда упала на пол, ее тело продолжало двигаться следом за воспитательницей, которая тащила ее за собой, держа за волосы. Девушка проехалась на спине по острым ребрам бетонных ступеней, пока ее волокли вниз по лестнице. Тонкая ткань пижамы с треском разорвалась, и кожу обожгло от соприкосновения с шершавым холодным бетоном.
Задыхаясь от ужаса и шока, Тильда даже не подумала о том, чтобы закричать. Опомнилась только тогда, когда Гроза Ивановна остановилась у какой-то двери и, продолжая одной рукой удерживать девушку, другой достала связку ключей из оттопыренного кармана форменного халата.
– Ты за это ответишь, поняла?! – запоздало выкрикнула Тильда, когда прошла оторопь. – Тебя уволят за жестокое обращение с детьми! Я все отцу расскажу! Ты за каждый мой синяк, за каждую царапину ответишь!!
– Ух, напугала! – с ехидцей процедила Гроза Ивановна и перехватила выскальзывающие из рук волосы воспитанницы. – Хватает здесь пу́гал вроде тебя. Но слишком-то не надрывайся! Пока твой отец до тебя доберется, все твои синяки и царапины давно сойдут, а слова к делу не пришьешь. Зато о твоем личном деле я немедленно позабочусь и внесу туда отметку о систематическом нарушении дисциплины. Нападение на воспитанниц, порча имущества, хамство в общении с педагогами… список продолжится, если будешь и дальше так себя вести! И пока что придется на время изолировать тебя от коллектива! Для начала – до вечера. В другой раз закрою на сутки!
Дверь распахнулась, и от мощного толчка в спину Тильда влетела в маленькое темное помещение, заставленное горами картонных коробок, ведрами и швабрами со свисающими с перекладин серыми тряпками. Хлопок – и кромешная тьма поглотила все вокруг. Праведный гнев, полыхавший внутри, тотчас угас подобно огоньку свечи, сбитому сквозняком. На его месте появился липкий холодный ком, заворочался, выпуская дрожащие щупальца, и те потянулись по всему телу, вызывая противный озноб: страх вернулся. Тильда с тоской подумала о том, что перо гагары Лули осталось лежать под подушкой в ее спальне.
За спиной послышался шорох. Рядом кто-то был. Совсем близко. Тильда не могла пошевелиться, оцепенев от ужаса: ей казалось, что ее ноги вросли в бетонный пол.
– Кто здесь? – с трудом вымолвила она.
И тут… грянул выстрел.
Девушка взвизгнула, содрогнувшись всем телом, а раздавшийся в следующий миг знакомый голос поверг ее в полное недоумение.
– О, Тильда! Привет. За что это тебя заперли?
– Якур! Ты?! – Ужас схлынул с нее подобно скатившейся с берега морской волне. Девушка с облегчением рассмеялась, догадавшись, что от страха приняла за выстрел громкое чихание своего друга. – Значит, мы с тобой в одной кладовке! Рада встрече, хотя и удивлена, что Гроза не заперла меня в одиночестве. Прям подарок с ее стороны!
– Наверное, просто кладовок лишних нет. – Голос Якура звучал совсем близко. Тильда почувствовала его дыхание на своей щеке. – Можешь присесть на коробки, я собой уже вытер с них всю пыль.
Едкий запах хозяйственного мыла и стирального порошка бил в нос, но зато заглушал вонь, исходящую от тряпок на швабрах. Девушка нащупала в темноте поверхность коробки и забралась на нее с ногами. Под крышкой чувствовалось что-то твердое – возможно, в ней хранилось мыло. Сидеть было неудобно, но все же лучше, чем пересчитывать спиной ступени. Тильда рассказала Якуру о двери, измазанной кетчупом, испорченной простыне и зверстве Грозы Ивановны.
– А ты уверена, что это Анька твою дверь измазала? – спросил Якур, когда Тильда замолчала.
– А кто? И еще за день до этого мне записку подбросили с угрозой, будто маньяк за мной охотится. Думаю, тоже ее рук дело!
– Маньяк?! Какой еще маньяк?!
– Ну… Они меня с первого дня так дразнят. Из-за того, что я отцу по телефону о маньяке рассказывала, которого в подвале в день приезда увидела.
– Где? У нас в интернате?! – недоверчиво переспросил Якур.
– Вообще-то, я точно не знаю, маньяк это был или нет, но вел себя этот тип очень странно. Он увидел меня, но не остановился, когда я его окликнула. Просто сбежал.
– А ты его лицо хорошо разглядела? Сможешь узнать? Вряд ли это был посторонний, скорее всего – кто-то из нашего интерната.
– В том-то и дело, что меня этому типу было хорошо видно, потому что я стояла на свету, а он был скрыт в тени.
– И с чего ты взяла, что он – маньяк?
– Из-за мешка… Он тащил за собой тяжелый мешок, а на ступенях лестницы остались свежие кровавые следы. Я и подумала, что он несет в мешке труп жертвы, чтобы спрятать где-нибудь. Но это еще не все! Позже директор сказал мне, что в интернате пропадают дети. Вот я и решила, что человек с мешком может быть причастен к этому. А ты… ты не замечал здесь ничего странного?
– Подобных типов я не встречал, а вот о пропавших детях слышал… – Якур помолчал, собираясь с мыслями, и продолжил: – Да каждый год кто-то пропадает. Что странно, исчезновение обнаруживают не сразу, а спустя несколько месяцев, когда уже трудно найти следы.
– Это как? Ведь на занятиях всегда отмечают отсутствующих! Как можно не обратить внимания, что ребенок не посещает школу несколько месяцев?
– Дети пропадают летом, когда занятий нет. Обычно – в июле. Но выясняется это только тогда, когда родители приезжают их навестить. Некоторые родители приезжают очень редко – два-три раза в год. Обнаружив, что их сына или дочери нет в интернате, приглашают директора, и тут начинается самое странное: директор утверждает, что родители сами забрали своего ребенка и у него даже имеется заявление от них. Но потом выясняется, что подпись на заявлении поддельная! А директор продолжает настаивать на том, что своими глазами видел, как родители забирали детей!
– А что полиция? Почему этого директора не уволят и не посадят в тюрьму?! – воскликнула Тильда, шокированная рассказом. – Ведь понятно же, что он причастен!
– Да в том-то и дело, что директоров увольняют. Признают ли их виновными, мне не известно, но ни одного пропавшего ребенка пока не нашли. Каждый год назначают нового директора, а дети продолжают исчезать! И полиция ничего не может сделать. В интернате кругом камеры, но это не помогает.
«Вот почему он был такой встревоженный и нервный!» – догадалась Тильда, вспомнив поведение директора в день ее зачисления в интернат. А вслух растерянно произнесла:
– Надо же… директора меняются, а дети исчезают при похожих обстоятельствах!
– Полиция не может найти виновных и, чтобы закрыть дело, сводит все к побегу: типа, ребенок хотел сбежать домой, но по дороге его волки съели.
– А как же директора, утверждающие, что детей забирают родители?
– Ну, а что им еще говорить? Странно, конечно, что все говорят одно и то же, но полиция, понятно, им не верит.
– А камеры? Неужели на камерах не видно, когда и с кем ребенок ушел из интерната?
– Нет. До рокового дня ребенок мелькает на них, а потом просто – раз! – и его больше нигде не видно.
– Ну, а что охранник? Охранников тоже увольняют каждый год? Ведь безопасность детей на их ответственности!
– Я как раз подозреваю нашего Вадима Бранимировича, но летом у него отпуск и его нет в интернате. На это время берут человека из частной охранной фирмы, и это всегда разные люди. Никто из них тоже ничего не видел и не слышал. В общем, я бы очень хотел раскрыть эту тайну, но все, что могу – это камлать на крыше, чтобы ду́хи присматривали за демонами.
– Что же они так плохо присматривают? – хмыкнула Тильда, сомневаясь в существовании так называемых ду́хов.
– Зря ты так говоришь! – ответил Якур с обидой. – Кто знает, вдруг исчезнувших было бы еще больше? И потом, я уверен, что похитителю детей помогает демон, который находится внутри него. Небесные ду́хи не могут увидеть демона, забравшегося в человека.