В отличие от Водимы Мастер видел в подземелье не только птицу Сирин, но и других птиц с человеческими лицами, но это не казалось чем-то странным, ведь Водима знал, что в мертвом царстве много разных обитателей, просто ему самому они почему-то не показались. Потом Мастер подробно описывал, как ему открылась тайна нетающего льда, и он догадался, каким способом покойный мангазеец добыл свои алмазы. Догадался и о причине щедрости купца, оплатившего сплав на кочах для всей общины, и об истинной цели, которую тот преследовал, желая проводить их до самого Лукоморья: не осталось сомнений в том, что мангазеец тоже служил Темному Властелину.
Первое время после выхода из подземелья Мастер, как и Водима, надеялся, что его «пронесет», но с приближением осени заметил у себя признаки болезни, убившей мангазейца незадолго до окончания их путешествия. Тогда-то Мастер и нашел объяснение странной хвори, напавшей на купца: жертвы не были вовремя доставлены в Лунный Чертог!
«…я вспомнил, что смерть мангазейца наступила в конце сентября, сразу после осеннего равноденствия, и понял, что должен спешить, иначе меня постигнет та же участь, ведь Темный Властелин обозначил мне такой же срок. Тем же вечером я рассказывал дочерям сказки на ночь – сказки о Лукоморье, конечно же, а наутро тайком увел в подземелье младшую дочь. Помню, как она то и дело забегала вперед и торопила меня, спеша поскорее очутиться в волшебной стране, а я едва передвигал ноги от слабости. Лучше бы я умер по пути! Но тогда я считал, что нашел темную половину Лукоморья, а значит, и светлая где-то рядом, и теперь я должен любой ценой продлить свою жизнь, чтобы достичь цели. Жертвуя дочерью, я надеялся, что в скором времени найду переход в лучший мир и приведу туда свою общину, как и обещал.
Первую потерю пережить было очень трудно. Мне казалось, что мое сердце разорвется от горя. По возвращении домой я, глядя в сторону, врал жене, что нашел переход в Лукоморье, и теперь мы должны радоваться за нашу младшую дочь, ведь она ушла жить в чудесное место. Жена стала кричать, требуя вернуть дочь назад, и никакие уговоры на нее не действовали. А когда она узнала, что вернуться из Лукоморья нельзя, впала в жуткую истерику. Пришлось пообещать, что я отведу ее туда вместе с нашей старшей дочерью, а сам приду к ним, когда все остальные люди из общины будут готовы к переходу.
Так я лишился своей семьи, а Темный Властелин получил от меня сразу три жертвы, и это означало, что впереди у меня в запасе было целых три года, чтобы найти переход в Лукоморье. С того момента люди в общине больше не голодали: кочевники охотно брали мои алмазы, отдавая взамен продукты и теплую одежду, а после сбывали их заезжим купцам и откупались от казаков, собиравших ясак. Мы больше не ловили птицу, еды у нас было вдосталь, и наш поселок постепенно рос: по всему Заполярью пошла молва о нашем процветании, и люди из других поселков, прослышав об этом, стали селиться рядом с нами, в надежде на то, что наше благополучие распространится и на них.
А я тем временем искал переход в Лукоморье.
Однажды на месте моей «норы» появилась дверь, вмурованная прямо в холм, а на двери – большой висячий замок. Это привело меня в бешенство. Оказалось, что несколько семей из прибившихся к нам скитальцев вознамерились соорудить в подземелье мерзлотник для хранения продуктов. Им повезло, что они не полезли слишком далеко, но кое-кто из них утверждал, что видел в подземных ходах странных существ с птичьими телами и человеческими головами. Ключ от замка я у них забрал и припугнул тем, что в подземелье обитает нечистая сила. На самом деле я не очень-то надеялся, что они мне поверят, и собирался поставить у той двери охрану из самых преданных мне людей, но с тех пор никто из жителей не проявлял к несостоявшемуся мерзлотнику никакого интереса. А я стал подозревать, что обладаю даром внушения, и вспомнил слова Темного Властелина, пообещавшего дать мне в награду за верную службу бессмертие, богатство и власть. «Люди будут тебе верить», – говорил он, пока я раздумывал над его предложением во время первой нашей с ним встречи.
Желая убедиться в своем особенном даре, я отправился по улице поселка и наврал первому попавшемуся на пути человеку, что его дом горит. Тот оглянулся и, сорвавшись с места, помчался к своей совершенно не тронутой огнем избе с криком: «Пожар!». Пока бедолага плескал водой из ведра на стены сруба, люди, высыпавшие из соседних домов, стояли напротив, перешептываясь и посмеиваясь: само собой, они не видели никакого огня. Я подошел и спросил, почему они не помогают тушить горящий дом, ведь пламя вот-вот перекинется дальше и может сгореть весь поселок. Забавно было смотреть, как вытянулись их лица, округлились глаза, а потом все они дружно бросились за ведрами, и вскоре одураченный народ неистово поливал свои жилища, надеясь на то, что бревна, намокнув, не загорятся.
В тот день мне впервые было по-настоящему весело с тех пор, как я увел в подземелье свою семью. Наверное, к тому времени сердце мое очерствело: шли годы, я продолжал платить дань Темному Властелину, и совесть мучила меня все реже. К тому же я заметил, что совсем не старею, и это было приятно. Мне казалось, что я сам превращаюсь в Темного Властелина, или же мы становимся с ним одним целым: наделив меня своей силой, он как будто вложил в меня часть самого себя и теперь смотрел на мир моими глазами.
1730-2000гг.
Трудно поверить, что на самом деле прошло столько лет! И печально от того, что все эти годы, месяцы и дни ничем не отличались друг от друга: каждое лето я приводил к Темному Властелину новую жертву, а потом ползал в подземелье в поисках заветного перехода, как обезумевший крот. К концу дня, когда я возвращался домой, моя голова раскалывалась от дикой боли, а перед глазами плавали черные пятна, но к утру все проходило, и я вновь забирался под землю, сплошь испещренную пустотами и червоточинами подобно мякоти старого гриба. Я делал пометки, чтобы не запутаться, поэтому уверен, что не ходил дважды одним и тем же путем, однако каждая новая червоточина неизменно приводила меня в Лунный Чертог – так Темный Властелин называл огромную пещеру, заполненную высокими ледяными наростами, над которыми посреди скрытых во мраке сводов выделялся мутно-серый круг света, похожий на подернутую дымкой луну.
Однажды (в каком году, уже и не вспомню) я понял, что никакого Лукоморья нет!
Такие мысли тревожили меня давно, день за днем скапливаясь в голове подобно грозовым тучам, и свет надежды с трудом пробивался сквозь них, а в одно хмурое дождливое утро я решил, что больше не пойду искать переход.
Каким же ничтожеством я почувствовал себя в тот момент! Ведь, если Лукоморье – всего лишь красивый миф, то чего же ради мною было погублено столько людей, включая дорогих моему сердцу жену и дочек?! В кого я превратился, многократно нарушая человеческий закон, закон совести? Кем я стал? Да точно такой же нечистью, как та, что прячется во мраке на задворках этого мира!
У меня возникло чувство, что эта нечисть меня обокрала. Лишила нормальной жизни, подсунув приманку в виде журавля в небе, и я гонялся за ним почти три сотни лет, вместо того чтобы, как все нормальные люди, радоваться синице в руках! Проклятый мангазеец! Почему, ну почему он встретился именно мне?!
Как и любой человек, осознавший, что все его прошлое состоит из одних ошибок, я захотел все изменить. Не исправить, а именно изменить, ведь исправить ничего уже было нельзя.
Я захотел пожить по-людски. По сравнению с тем, сколько уже прожил, недолго – примерно лет двадцать. Вполне достаточно для того, чтобы успеть жениться, вырастить сына, вновь почувствовать себя любимым и растопить ледяную корку, сковавшую мое сердце.
В моей общине как раз осталось чуть больше двадцати человек, хотя сам поселок стал довольно крупным. В последние годы его наводнили геологи, и для них было выстроено несколько бетонных двухэтажек – тогда эти огромные дома казались мне сказочными дворцами. Пошли слухи, что в окрестных местах вскоре начнется разработка газовых месторождений, поэтому я подозревал, что однажды вход в мое подземелье может оказаться в запретной зоне. Надо было действовать, но я все никак не мог решиться, меня страшила мысль о том, что придется уехать отсюда навсегда, мне казалось, что я прирос к этой поганой земле и сразу после отъезда погибну, как вырванное с корнем дерево.
