Перед глазами все поплыло. Что-то происходило, но она не знала, где именно возникли перемены – внутри нее или вокруг. Лучи света разгорались все ярче, ширились и сливались друг с другом, словно над Лунным Чертогом вставало солнце, наполняя пространство чудодейственной магией. Лед на колоннах делался все прозрачнее, а то, что скрывалось внутри него, проступало все отчетливее, и вскоре Тильда увидела, что это были… деревья! Мертвые деревья, оживающие прямо на глазах.
Девушка с восхищением скользила взглядом по окружавшим ее голым стволам, наблюдая, как сухие ветви, приникшие к покрытой трещинками и бороздками древесной коре, расправляются и поднимаются вверх, навстречу свету, обрастая зеленой листвой, среди которой кое-где появлялись белые и розовые пятна распускающихся цветов.
Свершилось чудо: темный, скованный льдом Лунный Чертог превратился в залитый солнцем прекрасный сад!
Почувствовав легкость во всем теле, девушка встала и сделала шаг. Под ногами было что-то мягкое. «Ну, конечно! Трава!» – с восторгом обнаружила Тильда, посмотрев вниз. Ледяной пол исчез, и теперь всюду между деревьями расстилался яркий травяной ковер.
Ноги сами понесли Тильду вперед, и она, смеясь от охватившего ее счастья, закружилась по саду, запрокинув голову и жмурясь от солнечных искр, вспыхивающих в просветах между ветвями. Звуков санквылтапа больше не было слышно: возможно, их заглушали звонкие птичьи трели, или же эти звуки превратились в птичьи голоса, изменившись под действием волшебства, как и все остальное. Девушке не хотелось думать, откуда взялась эта магия, ведь она понимала, что в реальности так не бывает и что, скорее всего, она перешагнула границу между жизнью и смертью, но была рада, что вырвалась из Лунного Чертога. К тому же она подозревала, что, находясь во владениях Темного Властелина, тоже вряд ли была жива. Зато Тильда была уверена в том, что здесь этот ходячий труп до нее не доберётся.
Среди листвы мелькнуло что-то ярко-голубое, будто показался кусочек чистого неба. Ветви над головой девушки закачались, разошлись в стороны, и пронзительная, завораживающая синева хлынула оттуда. Тильда зачарованно смотрела, как синева приближается к ней, плавно накатывая подобно морской волне – волне из самого синего моря – и заслоняет собой весь сад.
Но оказалось, что небо и море были ни при чем.
Синева состояла из перьев. Огромные крылья раскачивались перед лицом девушки, то приближаясь, то отдаляясь, а потом сложились по бокам большого круглого тела, и Тильда подняла взгляд, потрясенная догадкой. «Это Гамаюн – синяя птица счастья!» – поняла она, восхищенно разглядывая появившееся существо.
Густые волны светло-голубых волос развевались вокруг женского лица ослепительной красоты. Темно-фиалковые глаза, обрамленные длинными ресницами, с нежностью смотрели на нее. Они были в точности такие же, как у ее мамы, и взгляд был похож, только последний раз мама смотрела на нее так, когда Тильда была еще маленькая.
До того, как появился Женька, ее младший брат…
До того, как Тильда заявила, что никакие братья ей не нужны…
До того, как…
– Ах, какая милая девочка! – донеслось откуда-то сверху.
В листве заметалось что-то бледно-розовое, цвета утренней зари, и вниз спланировала, раскинув крылья-облака, еще одна птица-девица. Копна волос, колышущаяся над ее головой, казалось, состояла из розоватых лучей восходящего солнца. «Алконост, птица зоревая, рассветная», – вспомнила Тильда сказку о Лукоморье, рассказанную Вадимом Бранимировичем.
– Какая хорошенькая! – прозвучало где-то рядом.
Девушка огляделась. Повсюду порхали птицы, и в саду стало тесно от движущихся крыльев.
– Просто прелесть! – раздалось прямо над головой.
– Конфетка! – донеслось из-за спины.
– Наше сокровище!
– Радость моя!
– Солнышко!
Сомнений не было – голоса принадлежали птицам, но как же они были знакомы Тильде! Это были голоса из ее прошлого, из детства, когда все вокруг – родственники, соседи, знакомые и даже совсем посторонние люди, просто проходившие мимо, – восхищались ею. Она считала себя лучшей из лучших, самой-самой, и была уверена, что родители любят ее больше всего на свете. Как же давно это было! И каким же чудесным было то время!
Сердце Тильды сжалось от мысли, что ничего уже не вернуть. Теперь она дрянь, а прекрасные птицы восхищаются ей, потому что не знают об этом.
– Мы рады, что ты пришла к нам! – проворковала птица Гамаюн маминым голосом. – И будем рады еще больше, если ты пожелаешь остаться с нами навсегда!
– Навсегда? – Слово «навсегда» показалось Тильде неожиданно неприятным. К такому она не была готова. – Нет, думаю, я этого не заслуживаю. И вообще, мне здесь не место, – решительно заявила она, глядя в добрые фиалковые глаза. – Я должна уйти.
– Почему? – печально выдохнула Алконост и переступила с ноги на ногу, сминая траву когтистыми лапами. – Здесь ты будешь счастлива! Все полюбят тебя!
– Меня вообще не за что любить! – отрезала Тильда. – Я хочу вернуться обратно, в свою жизнь.
– Но ведь там никто тебя не любит! – удивленно воскликнула Гамаюн. – Ты же помнишь, как страдала от этого?
– Помню. Но там остались те, кого люблю я. Без них я не смогу быть счастлива.
– Ты можешь остаться здесь и одновременно быть с ними! – произнесла Алконост и расправила одно крыло, указывая куда-то в глубь сада. – Видишь тот дворец?
Тильда недоверчиво посмотрела в указанном направлении. Вдали, за деревьями, угадывались очертания высокого дома, стены которого искрились в свете солнца.
– И чей это дворец? – удивленно спросила она.
– Твой! – ответили Гамаюн и Алконост в один голос.
– Как это?
– Он появился вместе с тобой! Значит, это твой дворец! – пояснила Гамаюн.
– Но если ты не захочешь остаться в нем, то я могу поднять тебя в небо, и там ты уж точно будешь счастлива! – предложила Алконост, мечтательно закатывая глаза.
– Мы очень хотим, чтобы ты была счастлива, Тильда! – поддержала ее Гамаюн. – Для этого тебя и привела к нам сестрица Сирин.
– Сирин? Птица из мертвого царства? – удивленно ахнула Тильда и с беспокойством огляделась. Встречаться с черноволосой вестницей смерти у нее не было никакого желания. – Она может сюда прилететь? Но я думала, что Сирин служит Темному Властелину!
– Тс-с-с! – испуганно зашипела Алконост.
– Не называй его по имени! Он может тебя услышать, ведь ты еще недалеко от него ушла! – предостерегла Гамаюн.
– Сирин приводит сюда тех, кто может войти, – пояснила птица-заря. – Но иногда тот, кого ты назвала, зовет их обратно! И тогда они возвращаются к нему, не в силах сопротивляться. А мы ничем не можем помочь, ведь они сами выбирают, куда им идти!
– А ты выбрала? – спросила синяя птица. – Пойдешь во дворец или сразу полетишь с Алконост на небо?
– А что на небе? – спросила Тильда.
– Точно неизвестно, – ответила Алконост. – Ведь небо у каждого свое. Знаю только, что там все счастливы. И еще оттуда нельзя вернуться назад.
– Тогда я не буду туда спешить, – решила Тильда. – Ну, а во дворце что?
– Горницы, – сказала Гамаюн.
– Хм… Понятно. А что в тех горницах?
– Дни из твоего прошлого. Ты можешь выбрать любое время, в котором была счастлива, и остаться там навсегда! – Длинные ресницы Гамаюн вздрогнули над фиалковыми глазами.
– Звучит заманчиво… – Взгляд Тильды вновь устремился к сверкающим стенам дворца. – Тогда я, пожалуй, схожу, взгляну на эти горницы.
Птицы-девицы расступились, давая ей дорогу.
После мрака и холода ледяного подземелья прогулка по цветущему саду, наполненному солнечным теплом и светом, казалась Тильде невероятным блаженством. В воздухе плавали нежные ароматы, густая листва отбрасывала ажурную тень на траву, по которой прыгали солнечные зайчики, в то время, как птицы – самые обычные, с птичьими клювами – порхали между деревьями, раскачивая ветви, и Тильда шла, с восхищением глазея по сторонам и мурлыча под нос знакомую мелодию. Но вдруг замолчала, прислушиваясь: в многоголосом птичьем хоре ей вновь почудились звуки санквылтапа. Сердце тревожно дрогнуло от мысли, что они проникают в сад из Лунного Чертога, а значит, это ужасное подземелье где-то очень близко.