Тильда чувствует, как сдавливающие ее плечи пальцы разжимаются. Парни отпускают ее и направляются к неожиданному заступнику, но вопреки ее опасениям не начинают перепалку или драку с ним, а проходят мимо, лишь один из парней намеренно толкает его плечом. Тот взмахивает руками, пытаясь удержать равновесие. Очки слетают с лица, падают в траву, и в следующий миг он наступает на них ногой. Судя по хрусту стекла, очки ему придется покупать новые.

Переполненная благодарностью, Тильда приближается к незнакомцу. Ноги подкашиваются от перенесенного шока.

– С вами все в порядке? – спрашивает он прежде, чем она успевает заговорить.

– Да, нормально. Спасибо, что прогнали хулиганов! – Тильда потирает ноющие плечи, догадываясь, что на них вскоре выступят синяки.

Вид у ее спасителя устрашающий: она замечает черные круги под глазами, какие бывают у тяжелобольных. Лицо мужчины очень бледное и худое, а взгляд растерянный.

– Представляете, очки разбились, а я без них не вижу ничего! – произносит он и, улыбаясь, беспомощно разводит руками: – Вынужден просить вас о помощи! Не проводите меня к выходу?

– Конечно! – соглашается Тильда.

Худая и холодная рука незнакомца касается ее запястья, длинные костлявые пальцы смыкаются на ее руке. Его рассеянный взгляд внезапно меняется, делаясь хищным и властным.

Тильде вновь кажется, что она в ловушке. И хотя незнакомец выглядит тщедушным и слабым, он почему-то пугает ее больше, чем два крепких здоровяка, от которых она только что отделалась. Она смотрит вниз, на пальцы, сжимающие ее руку, и содрогается, увидев жуткие ногти, отливающие синевой, как у мертвеца. Может быть, у нее просто разыгралось воображение из-за пережитого шока и незнакомец не представляет для нее никакой опасности, но Тильда не собирается проверять его намерения и изо всех сил пинает незнакомца в колено. Ей удается освободиться из захвата, и она со всех ног мчится прочь, не разбирая дороги. «Вот дура!» – звучит за ее спиной раздраженный голос «спасителя».

Но убежать далеко ей не удается: пустая бутылка, валяющаяся в траве, прокручивается под ее ногой, и, потеряв равновесие, Тильда летит вперед, раскинув руки в стороны. Удар головой обо что-то твердое отправляет ее в небытие.

Сознание возвращается вместе со звоном в ушах, сквозь который пробивается птичий щебет. Что-то твердое и острое вдавливается в щеку. Тильда поднимает голову и видит под собой траву, усыпанную бетонной крошкой и сколами желтой краски. В памяти всплывают последние события: человек в черном, хулиганы, встреча с подругами, брат, бегущий по детской площадке. Тильда не знает, сколько времени прошло с тех пор, как она оставила Женьку. Ей на глаза попадается телефон, лежащий на земле неподалеку. Трещин на корпусе не видно. Она поднимает его и жмет кнопку сбоку, чтобы вывести из режима «сна», но экран остается темным. Пару секунд Тильда давит на клавишу включения на фронтальной панели, и аппарат оживает. Время, высветившееся на экране, приводит ее в ужас: получается, что она пролежала здесь без сознания не меньше двух часов.

С замиранием сердца Тильда озирается: поблизости нет ни души. Прямо перед ней возвышается двухметровое изваяние бетонного черепа, – это в него она врезалась головой при падении. За черепом – кирпичное здание «Комнаты страха», стилизованное под полуразрушенный средневековый замок. По бокам фасада темнеют пустые проемы, и Тильда испуганно замирает, опасаясь, что внутри может находиться какой-нибудь тип вроде тех, что пытались на нее напасть, но, не услышав ни звука, решается, наконец, осмотреть себя. Одежда спереди покрыта черно-зелеными полосами от земли и травы, джинсы разорваны на коленях, из прорех сочится кровь. Пальцы нащупывают на лбу приличную шишку. Но все не так уж плохо, как могло бы быть: кажется, ничего не сломано, и она может идти.

Кое-как отряхнувшись, Тильда спешит к главной аллее. Ей неловко находиться в людном месте в таком потрепанном виде. Некоторые прохожие бросают на нее косые взгляды, но большинство проходит мимо, не замечая. Отвешивать комплименты никто и не пытается.

На детской площадке – все та же «куча мала». Тильда ищет взглядом Женьку, но его не видно среди детворы. Мамаша, с которой договаривалась Дашка, все еще сидит на той же лавочке, уткнувшись носом в экран телефона. Вздохнув с облегчением, Тильда устремляется к ней, по пути замечая, что переноска Бармалея стоит там, где она ее оставила. Самого кота нигде не видно, как и Женьки. Ее сердце тревожно сжимается, но уверенность в том, что с братом все в порядке, еще крепка.

Крепка даже тогда, когда женщина, согласившаяся присмотреть за Женькой, говорит:

– Разве мальчика не забрали ваши подруги? Они были здесь, я их видела еще час назад.

Подрагивающими пальцами Тильда набирает номер Дашки. Та кричит сразу:

– Где тебя носит?! Телефон недоступен! Обыскались уже!

– Где Женька? – спрашивает Тильда, откладывая объяснения на потом.

– А я откуда знаю? – Ответ Дашки повергает ее в шок.

– Как это?! Мне женщина сказала, что видела, как вы его забрали!

– Не забирали мы его! – возражает Дашка. – Да, мы приходили на площадку, а потом пошли тебя искать. Женька там остался.

– Странно. Почему-то его здесь нет. Ты точно знаешь, что не забирали? Может, он с Алиной пошел? Или с Ликой?

– Да обе они со мной! Нет с нами Женьки!

Услышав это, Тильда нажимает «отбой» и на ватных ногах идет вокруг детской площадки, озираясь по сторонам в поисках брата. Сначала идет медленно, потом ускоряет темп и, в конце концов, срывается на бег. Елки, растущие вокруг, пляшут перед глазами дружным хороводом. Взгляд цепляется за яркое пятно на бетонной дорожке. Обертка от мороженого, такого же, каким Женька кормил Бармалея. «Так и не выбросил в урну!» – думает Тильда и громко выкрикивает имя брата.

И – о, счастье! – Женька отзывается! Но, что странно, его голос доносится откуда-то сверху. Услышав его, Тильда готова разрыдаться от счастья. Она поднимает голову и всматривается в хвойные кущи. Замечает покачивающуюся ветку. Но ветра нет. Солнце слепит глаза. Сердце стучит набатом. Оглушительно щелкает сломанный сучок. Что-то летит сверху, сбивая хвою, и падает на бетонную дорожку с глухим шлепком. Тильда вздрагивает, узнает кроссовку брата и с ужасом смотрит на толстые квадратные плиты, со всех сторон окружающие ствол дерева – того дерева, с которого упала кроссовка.

– Ти-и-ильда! – голос у Женьки жалобный. – Я не знаю, как слезть! Мне страшно!

Наконец-то она замечает брата. Он похож на испуганную обезьянку: сидит на ветке, обхватив руками и ногами ствол ели. На одной ноге нет кроссовки, и его ступня в белом носке кажется совсем крошечной.

– Ты зачем туда забрался?! – кричит Тильда срывающимся голосом, лихорадочно думая над тем, бежать ли ей за помощью, звонить в службу спасения или лезть на дерево вслед за братом.

– Я хотел достать Бармалея! Он отвязался и на елку залез! Его собака напугала!

Словно подтверждая эти слова, кот подает голос с верхушки дерева. Ветка покачивается над Женькой, и Тильда замечает на ней черный кошачий силуэт. Завидев хозяйку, Бармалей начинает суетиться, переминается с лапы на лапу и закатывает настоящую истерику, разражаясь истошным воем. А потом вдруг приседает, готовясь спрыгнуть на нижнюю ветку – ту, на которой сидит Женька.

– Нет, Бармалей! Нет! – Крик Тильды сливается с Женькиным визгом в тот миг, когда кот вцепляется в голову и лицо брата всеми четырьмя когтистыми лапами: кошачий маневр не удается, потому что поводок, пристегнутый к его ошейнику, застревает в ветвях и не позволяет ему достичь нижней ветки. Ближайшей точкой опоры для кота оказывается Женькина голова.

Женька отпускает ствол дерева и взмахивает руками.

Тильде кажется, что ее сердце вспыхивает, как факел, срывается с места и падает вниз, обжигая все внутренности.

На самом деле падает не сердце, а Женька, но в первые секунды она этого еще не понимает, потому что ее сознание сковано шоком.