Проследовав за Грабарем потайным ходом сквозь чучело медведя, они очутились в широком коридоре, далеко протянувшемся по обе стороны, с множеством высоких массивных дверей, поблескивавших золочеными ручками и замочными скважинами. Пол устилала пурпурного цвета ковровая дорожка с черным орнаментом; под потолком громоздились необъятные многоярусные люстры, сверкавшие хрустальными гранями в дрожащем пламени сотен свечей, заменявших лампы; с портретов, висевших на стенах, строго смотрели бледные лица, отливавшие масляным блеском.
Все двери выглядели так, будто за ними скрывались помещения масштабом не меньше дворцового зала, поэтому, когда Грабарь распахнул одну из них, Марк почти не удивился открывшемуся перед ним простору. Удивился он другому – как этот простор уместился в доме, пусть и очень длинном, но шириной от силы в три десятка метров? Ведь даже прихожая, или как там это называется во дворцах, выглядела для этого дома огромной, а из нее сквозь дверные проемы просматривались другие комнаты, еще большего размера. Заметив в одной из них стол, уставленный едой, Марк так и прирос взглядом к тарелкам. Божена велела ему разместить чемодан на подставке для багажа и снять грязную куртку, а сама, скинув плащ на услужливо протянутые руки Грабаря, скрылась за одной из дверей: судя по раздавшемуся шуму воды, там находилась ванная. Вернулась она оттуда еще прекраснее, чем была: тщательно расчесанные волосы засияли глянцем под свечными люстрами, на влажном, только что умытом лице разгорелся румянец, а лишенная плаща фигура, обтянутая кроваво-красным бархатом, заставила Марка забыть даже о голоде. Правда, любовался он недолго: взглянув на часы, висевшие над входной дверью, Божена воскликнула:
– Времени мало! Час до заседания. Ужинаем и выдвигаемся. Жду вас в столовой, поторопитесь.
Марк готов был броситься в столовую немедленно, но Грабарь остановил его и взглядом показал на дверь ванной, а Козельский напомнил, будто такое можно было забыть:
– Простите, вы ведь только что валялись на тротуаре.
Спустя две минуты, наспех умывшись и оросив белоснежно-зеркальную ванную грязными брызгами, Марк дорвался-таки до мяса и прочих угощений – сыров, овощных салатов, фруктов и пирожных, даже растерялся от такого изобилия и жадно хватал все подряд.
– Мясоруб и Сэр Эклер остались бы довольны твоим аппетитом, – заметила Божена с насмешкой. – Вижу, ты окончательно пришел в себя благодаря недожитку.
– А что, собственно, за недожиток такой? – спросил Марк, откусывая от куска мяса, нанизанного на вилку.
Тогда он и узнал, откуда берется целительный порошок. Как только его желудок наполнился, а голод утих, в голове начали рождаться новые вопросы, но Божена заявила, что им пора в зал заседаний. Грабарь в мгновение ока собрал остатки еды и грязную посуду со стола, сгрузил на тележку и куда-то увез, а вернулся, нарядившись в красный плащ. Еще три таких же плаща он принес с собой, два подал Марку и Козельскому со словами:
– Надевайте, всем посвященным так положено.
Затем он помог Божене облачиться в новый плащ, такой же красный, но с черным подбоем. Та с явной неохотой стянула края горловины узлом из золотистых шнуров и раздраженно процедила:
– Ох, уж эти церемонии!
Следом за Боженой они направились в коридор с портретами, повернули вправо и довольно долго шагали по прямой. Расстояние от апартаментов Божены до дверей зала заседаний показалось Марку больше, чем протяженность всего Чернавинского проспекта, но, возможно, так вышло из-за того, что он объелся и теперь хотел спать.
Грабарь вошел в зал и провозгласил сиплым голосом во всю силу своих легких:
– Ее темнейшее высочество Божена Блаватская!
Отступив в сторону, он пропустил Божену вперед. Она стремительно вошла, полы плаща взметнулись за ее спиной, заслоняя видимость, а когда опали, Марк потрясенно замер: зал заседаний выглядел совсем не так, как он себе представлял.
То, что внутри полумрак, он заметил сразу: люстр на потолке не было, и свет исходил откуда-то снизу, из углов. После освещенного коридора разглядеть внутреннее убранство было трудно, но по мере того, как глаза привыкали к сумраку, стало ясно, что никакого убранства… нет. Зал был пуст! Ничего похожего на стол, за которым положено совещаться, никаких кресел, ни даже кафедры для выступлений! Зато какое-то белесое полотнище свисало с потолка до самого пола почти по всей ширине зала. Божена с Козельским остановились перед этой завесой, нотариус поставил чемодан на пол и защелкал замками. Марк почувствовал толчок в спину.
– Проходите уже, не стойте на пороге, мне двери запереть надо! – сказал Грабарь шепотом – наверное, сорвал голос от чрезмерных усилий. Марку показалось, что смотритель побледнел и напрягся, как будто боялся чего-то.
– А где заседатели-то? – спросил Марк, тоже понизив голос.
– Скоро увидите. Все давно уже в сборе.
Марк скептически вскинул брови, обводя удивленным взглядом пустое пространство, в центре которого Божена с Козельским возились над чемоданом. Внутри что-то звякало, хрустело и поскрипывало, а потом оттуда хлынул поток зеленоватого света, направленный на полотно, и на его светлом фоне проступили силуэты людей, смирно сидящих на стульях с обратной стороны.
– Интересное кино, – пробормотал Марк себе под нос, приближаясь к полотну. – Чего это они там сидят, как приклеенные, и никто не встречает ваше темнейшество? – с ехидцей поинтересовался он, нависая над Боженой.
Она вскинула голову, поднялась и прошипела ему в лицо:
– Не заставляй меня жалеть о моем решении взять тебя в число посвященных. Не нарушай порядок. Иди, сядь на свое место и жди начала сеанса.
– Ух, ты! Правда, что ли, кино покажете? Все, молчу, молчу. Но… а где мое место?
– Ах, да, я не успела сказать, чтобы сменили таблички. На твоем месте написано «Арт-студия Зарубина». Но Виктора не будет, теперь это твой стул. – Помедлив, она добавила: – Наверное.
– Понял, это будет мой стул, если буду себя хорошо вести. Стул – это важно, постараюсь ради него.
– На твоем месте я бы так не веселилась. – Ее лисьи глаза отливали фосфорной зеленью в странном свете, исходившем из чемодана.
Марк краем глаза заглянул внутрь обшарпанного короба – ничего интересного, лишь моток проводов, какие-трубки и большая лампа, похожая на обычную лампу накаливания, разве что излучала не желтый, а зеленый свет.
– А что такого? Я, как-никак, сегодня воскрес, не каждый день такое бывает, почему бы мне и не повеселиться? – ответил Марк, пожав плечами.
– Еще неизвестно, как князь отнесется к твоему воскрешению. Вот сейчас все и выяснится.
– То есть, как это… «выяснится»? – настроение у Марка мгновенно испортилось. – Что вы хотите этим сказать?
– Обычно он присутствует на наших собраниях, и в этот раз мне придется держать перед ним ответ за тебя. Я нарушила закон, им установленный.
Воспринять всерьез такое заявление было трудно, но если Божена и пыталась шутить, то тщательно это скрывала.
– Обычно присутствует на собраниях, говорите? – переспросил Марк. – И каким же образом? Он, что, является прямо сюда?
– Иногда он к нам является, а бывает, и мы к нему. В зависимости от поставленных целей.
– А-а… Надо же! – Марк оттянул воротник мантии и, шумно выдохнув, спросил снова: – Интересно знать, каким видом транспорта он обычно добирается из Заполярья? Самолетом? Регулярным рейсом? Или у него личный борт имеется?
– При чем тут Заполярье? – Божена наградила Марка холодной улыбкой.
– Ну как, ведь там находится Лукоморье и Лунный чертог! Я сам там был!
– Мед-пиво пил, – с ехидцей поддразнила Божена. – «Лукоморье», «Чертог»… беспросветный невежда! – Она насмешливо фыркнула. – Много ли ты знаешь о Лукоморье? Видимо, лишь то, что это земля, населенная диковинными зверями и кудесниками. Но в мифах других народов тоже есть упоминания о подобных землях, и все они – часть одного мира. Этот мир еще называют потусторонним, он не привязан к конкретному месту на Земле. Неужто ты не догадался, что побывал в другом измерении? В Заполярье находится естественный переход, потому что на полюсах крайне тонка грань между мирами. Но это не значит, что нельзя перейти в другом месте. Думаешь, зачем мы тут с Козельским возимся? Настраиваем аппарат для открытия перехода. А ты, между прочим, задерживаешь процесс! Князь наверняка уже заждался нас.
