«Рускеальский! – торжествующе повторил про себя Руубен. – Совсем недалеко!»
Намаявшись в вынужденном бездействии, драугр проявил невиданное рвение и за час преодолел более трехсот километров.
***
– Только взгляните, ваше темнейшество! Кажется, нашего беглеца кто-то сожрал!
Марк потряс перед Блаватской ворохом грязных лохмотьев, и оттуда вдруг выскользнуло что-то цветное и блестящее. Небольшой, с половину ладони, картонный прямоугольник спланировал на землю к ногам Божены и лег на носок ее туфли – той, что не так давно лишилась каблука.
– О, что я вижу! Знакомое имя!
Подобрав находку, Блаватская поднесла ее поближе к глазам: несмотря на то, что солнце уже встало, видимость не очень-то улучшилась, солнечные лучи не могли полностью вытеснить тьму здесь, над могильными плитами, прикрытыми хвойным покрывалом непомерно разросшихся сосен и елей.
– Рускеальский филиал! Это ведь вуз для люцифлюсов! – Блаватская прищурилась, читая надписи на куске картона. – Вот, значит, где теперь эта подлая обманщица! Жаль, туда так просто не подобраться… Но я найду способ, когда появится время. А пока есть дела поважнее. Сейчас мне нужна певунья. – Блаватская вскинула голову и посмотрела на своего спутника. В ее взгляде появилось пренебрежение. – Что ты так трясешься?
– Замерз. И еще… недожитка бы щепотку.
– Получишь, когда заработаешь.
– Что я должен сделать?
– Для начала вызови такси. У меня возникло подозрение, что мы сильно отстаем от нашего конкурента, который наверняка не только жив-здоров, но и, как самоотверженный отец, спешит на помощь своей дочурке, не ведая преград.
– С чего вы взяли?
– Взгляни на следы, и все поймешь.
Марк склонился к самой земле.
– Самые обычные следы. Правда, среди них попадаются отпечатки ладоней.
– Вот именно. Кто-то пробежался на четвереньках. И я догадываюсь, кто это был!
– Кто?
– Ты совсем тугодум, да? Кто это еще мог быть кроме Пункки, старого слуги Руубена, которому ты размозжил голову бронзовой статуэткой?
– Э-э… А зачем Руубен разделся?
– Наверное, раздобыл себе наряд поприличнее. Скорее всего, одолжил у обитателя во-он той разрытой могилы. Надо же, какой находчивый! Не ожидала от него.
Когда добрались до Атенеума, утро было в самом разгаре, и пришлось долго курсировать взад-вперед по тротуару напротив потайной двери в ожидании, когда можно будет незаметно прошмыгнуть внутрь. Хоть прохожие и не смотрели на них, спеша по своим делам, но Блаватская считала, что осторожность не помешает, ведь люцифлюсы рыскали повсюду, и ужас, испытанный ею год назад от встречи с ними, все еще будоражил нервы.
Проследовав потайными коридорами, проложенными между стен во время капитального ремонта, Божена и Марк вошли в зал заседаний. Участники собрания дремали, сидя за столом, но, услышав шаги, встрепенулись и повернули в сторону вошедших сонные помятые лица. Божена велела всем разойтись и ждать от нее дальнейших указаний, которые она при необходимости раздаст, как только составит план действий. На вопрос, куда подевался смотритель музея, она соврала, что он уже отправился выполнять важное поручение: во-первых, она еще не решила, как поступить с этим предателем, во-вторых, пускаться в объяснения у нее не было ни сил, ни желания, а в-третьих, ей не хотелось признаваться в том, что она дала маху, позволив Руубену не только подслушать ее тайный разговор с Лоухи, но еще и незаметно скрыться.
Когда этернокты покинули зал совещаний, Божена отпустила и Марка, разрешив ему устроиться спать в каморке Руубена, а сама, хотя и валилась с ног от усталости, достала из чемодана свою довольно объемную записную книжку, собираясь сделать несколько важных звонков. Она по старинке записывала в нее контакты, не доверяя электронным устройствам, к тому же, эта записная книжка была для нее своего рода летописью: на желтых потрепанных страницах хранилось много ненужной, устаревшей информации, потому что людей, к которым относились эти записи, давно не было в живых, но в этих цифрах, адресах, фамилиях хранилась вся история долгой и вполне успешной карьеры Божены.
А еще, перечитывая записи, Блаватская думала о том, что ее тоже давно не было бы в живых, не встреться ей однажды Мортем. Благодаря его подсказке покойный муж Божены, Джон, создал устройство для перехода в потусторонний мир, усовершенствовав знаменитое изобретение Эдисона – аппарат для общения с духами, так называемый «духофон». Правда, в потустороннем мире Божену покусал упырь, после чего она сама чуть не стала нечистью, но Мортем вновь выручил, открыл ей тайну недожитка – особого вещества, образующегося у людей, умерших не своей смертью и при этом утративших интерес к жизни. Правда, добывать эти серебристые кристаллики оказалось непросто, бо́льшая часть порошка оставалась внутри тела умершего, а те жалкие крупицы, которые оседали у могилы, лишь ненадолго продлевали жизнь Божены, быстро сгорая в ее теле, испорченном укусом упыря. Мортем и здесь помог: научил, как использовать для сбора недожитка заклятых демонов, которые продавались на ярмарке в Лихоморье. Только вот купить за обычные деньги их было нельзя. Для этого требовалась так называемая «вседеньга́». Божена понятия не имела, где раздобыть эту экзотическую валюту, но Мортем снова выручил, организовал для нее выгодную сделку с костяным демоном, правителем царства смерти, и выступил ее поручителем. Осдемониум – такое прозвище Божена дала костяному демону – выдал ей требуемую вседеньгу́ авансом, взамен на обязательство доставить ему души людей, потерявших интерес к жизни. Сотрудничество сложилось на редкость удачно: Божена тоже охотилась за такими людьми как за источником недожитка, но их души ее не интересовали, поэтому она с легкостью отдавала Осдемониуму то, что ей было совсем не нужно, и получала необходимую валюту для расчетов с меркаторами.
Время шло, Божена обзаводилась помощниками, соблазняя их чудодейственными свойствами недожитка, те, в свою очередь, обзаводились заклятыми демонами и кадаверами – последние служили первым проводниками в мир людей, а заодно и энергетической батарейкой, благодаря которой демоны, истощенные длительным заключением в ящиках меркаторов, быстро набирали силу и начинали приносить пользу.
Так появилось общество «Aeterna nocte», которое Божена основала в тысяча девятьсот десятом году, в Лондоне, вместе с несколькими бывшими последователями известной в свое время Елены Блаватской, ученой-теософа, научные изыскания которой потрясли весь мир. Божена тоже когда-то была ее последовательницей, но однажды потеряла интерес к духовному просветлению, осознав, что это не то, что ей нужно для счастья. Многие тогда отвернулись от Елены Блаватской, были и такие, кто обвинил ее в мошенничестве, в газетах печатали изобличающие статьи о ней как о шарлатанке, и знаменитая родственница Божены вскоре умерла, – возможно, не выдержав позора и предательства. А Божена, воспользовавшись старыми связями, быстро склонила бывших поклонников Елены к созданию нового общества, цели и задачи которого не имели ничего общего с духовным просветлением – скорее, наоборот, они были направлены на угнетение всего светлого в человеческой душе, ведь только такая душа приносила недожиток и вседеньгу́.
Конечно, это было служением злу. Божена не могла определить точный момент, когда окончательно решила пойти по темной дорожке. Ей казалось, что у нее не было выбора, что сама судьба втянула ее в это. Или не судьба, а Мортем… Нет, все-таки судьба, ведь Мортем встретился ей случайно. Хотя… он пришел, потому что Божена сама позвала его. Но… нет же, не сама, у нее просто вырвалось его имя, потому что она не могла вспомнить нужное! Получается, это все-таки судьба? Значит ли это, что Божена ни в чем не виновата? Ведь судьбу не выбирают!
Общество этерноктов разрасталось, и все было замечательно до тех пор, пока не появились люцифлюсы – те, кто возвращал утраченный свет человеческим душам и… уничтожал этерноктов. Впервые известие о гибели своих соратников Божена получила еще в тысяча девятьсот сороковом году, и с каждым годом этих случаев становилось все больше. Тогда у нее и родилась идея о глобальной катастрофе, способной изменить наклон земной оси. Масштабные бедствия должны были не столько погубить, сколько повергнуть все человечество в пучину бед, заполнить разум людей горестными мыслями, а души – страданием. В таком мире у люцифлюсов не было бы никаких шансов, они попросту перестали бы быть таковыми, утратив свою силу, которую называли живым светом. Справившись с люцифлюсами, Божена сделалась бы полновластной владычицей над людьми, но ей хотелось большего. Ее угнетала необходимость служить Осдемониуму, она мечтала заставить повелителя смерти подчиняться ей. Разработанный Боженой план был хорош, но воплотить мечту в реальность не удалось: Тильда Санталайнен перехитрила ее, выдав застывший осколок молнии за иглу с кощеевой смертью. Божена купилась, как идиотка, от радости даже толком не разглядев эту железку.
