– Ну, допустим, я это сделаю, а что потом? Вдруг они меня вычислят, когда я проникну на их территорию? Вдруг они могут видеть не только внешнюю оболочку, но и то, что внутри?
– Насколько мне известно, они могут вычислить этернокта только в том случае, если он раскается. Ты ведь не испытываешь угрызений совести от того, что выбрал служение темным силам, правда? Контролируй мысли, не позволяй зародиться даже малейшему сожалению, будь уверен в себе.
– Легко сказать! Мне ведь придется убить человека!
– А ну, не ори! – рявкнула Божена, не выдержав стенаний своего подельника. – Можешь отправляться в темницу Осдемониума и вечно страдать там от жалости к себе! Недожиток ты получишь только в том случае, если согласишься сотрудничать. Я не собираюсь тратить драгоценное вещество на бесполезного нытика!
На миг ей показалось, что шантаж не сработает, уж очень вызывающим был у Марка взгляд. В его глазах читалась внутренняя борьба, и это ее пугало. Как известно, от сомнений до раскаяния – один шаг, а раскаявшиеся начинают притягивать к себе живой свет. Тогда все их зловещие тайны будто всплывают из пучины их черных душ и становятся видны люцифлюсам. Так случилось с Виктором Зарубиным, из-за которого погибла целая ячейка общества этерноктов, а Божене и Марку пришлось скрываться до тех пор, пока не закончился запас недожитка, что и заставило их выбраться из убежища.
Кто бы мог подумать, что судьба преподнесет Божене такой подарок – даст возможность отомстить подлому предателю, который – уму непостижимо! – встретится ей и Марку во время наблюдения за осиным гнездом, откуда требовалось выманить Виолу.
Зарубин и стал тем, кого скопировал Марк.
Оказалось, что Виктор водил небольшой поезд, курсировавший между университетом и подземельями Рускеалы для перевозки люцифлюсов, охранявших переходы в потусторонний мир. Переходов там было, согласно картам Карла, как кротовых нор на свекольной грядке. Теперь, благодаря тому, что Марк обрел внешность Зарубина, Божена собиралась воспользоваться одним из этих переходов: все-таки способ перемещения через могилу, подсказанный Лоухи, ей совершенно не понравился, и при воспоминании об этом ее до сих пор передергивало от омерзения.
Поезд попал в поле зрения Божены и Марка, когда они наблюдали за территорией мраморно-известкового завода, забравшись на частично разрушенный бетонный мост, ведущий к одной из труб-печей. Мост обрывался за несколько метров до бокового отверстия в трубе, по всей видимости служившего для закладки сырья на обжиг, и с него отлично просматривалась вся территория завода, унылая и пустынная. После нескольких часов тщетного наблюдения Божена услышала стук колес, доносившийся издалека, прямо из леса, начинавшегося за бетонным ограждением. С помощью бинокля она осмотрела заросли и заметила плавно движущееся пятно синего цвета, оказавшееся поездом, который вскоре скрылся из виду. Отправившись туда, где был замечен этот поезд, Божена и Марк наткнулись на рельсовый путь и вышли по нему к железным воротам, покосившимся и облезлым, утопавшим в густом бурьяне. Было очевидно, что ворота давным-давно не открывались, но рельсы исчезали прямо под ними. Двинувшись по рельсовому пути в обратном направлении, Божена и Марк вышли к арке туннеля, забранного толстой решеткой, запиравшейся на огромный висячий замок. Затаившись в кустах неподалеку, они вскоре увидели, как поезд вынырнул из туннеля и прошел сквозь решетку так же свободно, как прошел бы сквозь ее тень. За огромным стеклом локомотива отлично просматривалась кабина машиниста, в том числе и сам машинист, сидевший за панелью приборов. Божена сразу узнала Зарубина: кусты, служившие им с Марком прикрытием, подступали вплотную к железной дороге.
При виде бывшего соратника Блаватская испытала настоящее потрясение: почему люцифлюсы приняли Виктора к себе на службу, наверняка зная все о его прошлом? Как они могли допустить к своим детям убийцу и душегуба? Неужели так верили в раскаяние и очищение живым светом? Божена считала, что раскаяние было, прежде всего, проявлением слабости, а разве слабый человек способен кардинально измениться? Разве ему под силу сладить со своей темной стороной? Пожалуй, они с Марком окажут огромную услугу люцифлюсам, навсегда удалив Виктора из их рядов.
Пока Божена предавалась философским размышлениям, Марк проявил чудеса смекалки и прыткости: выскочив из кустов, он помчался вслед за поездом и успел-таки уцепиться за последний вагон, благо скорость была небольшой. Божена ахнула, увидев угловатую фигуру своего спутника, по-паучьи раскорячившуюся на тамбурной двери, и решила, что еще не время списывать Марка со счетов.
Поезд умчался в лесные дебри, так и не остановившись: похоже, машинист не заметил присоединившегося на ходу пассажира. Божена вернулась по рельсам к заводским воротам и принялась ждать, не зная, когда объявится Марк и объявится ли вообще. Казалось, ее нервы гудели как струны, пока тянулись часы томительного ожидания и пугающего неведения. Она уже было впала в отчаяние, решив, что Марк разоблачен и схвачен, как вдруг поверхность ворот над рельсами всколыхнулась и пошла рябью, будто лужа от ветра, а в следующее мгновение оттуда вынырнул тот самый поезд, и точно так же им управлял Виктор Зарубин. Но в этот раз он был не один: в кабине рядом с ним стояла девушка в белой блузке, с золотистыми локонами ниже плеч, и с тревогой смотрела в боковое окно. Заметив Божену, она коснулась локтя Зарубина и что-то сказала ему. Колеса заскрежетали, зажатые тормозными колодками, и поезд остановился. Зарубин распахнул дверцу кабины и отчаянно замахал Божене:
– Поспешите, ваше темнейшество! – затем, осекшись, обернулся к девушке и объяснил со сконфуженным видом: – Это я так иногда подшучиваю над своей подругой. Она меня тоже дразнит, то рухлядью, то здыхликом.
– Очень мило и забавно! – Юная пассажирка улыбнулась, не заподозрив подвоха.
Вскарабкавшись в кабину, Божена первым делом заглянула в сумочку, висевшую на плече, чтобы украдкой посмотреть на фото Виолы, присланное чиновником из Санкт-Петербурга, хотя почти не сомневалась в том, что девушка рядом с ней и есть Виола. Блаватская отлично запомнила это миловидное лицо, потому что тщательно изучила фото, когда получила его по электронной почте. Для Марка она распечатала фото на бумаге, чтобы оно всегда имелось у него под рукой во избежание ошибки, ведь гаджет на территории люцифлюсов мог и отказать.
Растерянно хлопая длинными ресницами, Виола смотрела на Божену наивным доверчивым взглядом.
– Так вот ты какая… Как же я рада тебя видеть! – пропела Блаватская, щурясь от удовольствия, – еще один этап ее плана был только что успешно пройден.
– Виктор сказал, что вам известно, где находится моя настоящая мама. Вы расскажете мне? Я умею хранить тайны, если нужно.
– Бедная девочка! – Божена в умилении провела рукой по ее щеке и подумала: «Жаль отдавать такую на растерзание ведьме Лоухи! Хорошо, что я придумала более гуманный способ достижения цели. Если все сработает как надо, то эта крошка для меня горы свернет! А может быть, даже станет верной помощницей».
Слова, произносимые самым елейным голосом, на какой только Божена была способна, полились сплошным потоком – не зря были подобраны заранее. Забавно, что среди них почти не было лживых, Блаватская изложила события пятнадцатилетней давности, умолчав лишь о некоторых деталях. По урезанной версии Божены мать Виолы, Айна, обладавшая даром петь песни-заклинания, стала жертвой колдуньи, которая захотела присвоить себе ее дар. Перед смертью Айна успела передать одну песню своей дочери Виоле (Ведь все так и было! Ну, а о том, что Божена сама отдала приказ похитить Айну, она, конечно же, умолчала). Дальше, согласно этой версии, душа Айны попала в царство смерти, в одно из самых страшных его мест – в огненное пекло, которым повелевал железный демон, и теперь вместе с другими душами несчастных она была обречена вечно корчиться в жутких муках, не имея возможности вырваться и подняться в небесное царство, где могла бы обрести покой.
