– Что ты сделал?! – закричал он, поднимая лицо, перекошенное от боли.
– Ты с-сам вс-се с-сделал! – рассмеялся Мортем, на этот раз гораздо увереннее, чем раньше. – Ведь ты – это я! Отдельно тебя больше нет.
Вольгу била крупная дрожь. Черной жижи, похожей на кровь, вокруг него натекла целая лужа, тонкие извилистые ручейки бежали из нее в сторону Мортема.
– Кыс-кыс-кыс! – позвал Мортем, явно забавляясь, и ручейки ускорились.
Тело Вольги таяло со скоростью мороженого, вынесенного на солнцепек, постепенно превращаясь в эту жижу непонятной природы. Рубашка провисла на спине, и на ней не осталось ни единого светлого пятнышка, брюки сдулись, ботинки слетели с ног, а ноги тоже почернели и теряли форму, расплываясь прямо на глазах.
Как только первый ручеек достиг края хламиды Мортема, вся лужа в мгновение ока хлынула за ним вдогонку и с чавкающим звуком впиталась в ткань, оставив на льду лишь большое грязное пятно, на краю которого валялась одежда Вольги.
В наступившей тишине раздалось постукивание: Осдемониум проковылял к месту происшествия, орудуя мечом, как тростью. Остановившись возле пятна, он, кряхтя, согнулся и поскреб потемневший лед острым кривым ногтем:
– Чудеса-а-а…
Божена вышла из ступора и заохала:
– Мортем! Как красиво ты его сделал!
Она подхватила рукава хламиды, уже не казавшиеся пустыми, – под ними явно угадывались мускулистые руки – положила их к себе на плечи и закружилась в танце с демоном.
У Виолы от отчаяния подкосились ноги. Она села на лед и обхватила руками гудящую голову, пытаясь осмыслить увиденное. Что это было? Неужели Вольга погиб? А Божена-то как рада, так бы и расцеловала этого Мортема, если бы у него нашлось место для поцелуя!
Раззадорившаяся Блаватская действительно висла на шее у окрепшего Мортема и радостно голосила на весь Лунный чертог:
– Какое счастье, что мы снова вместе! Как же ты напугал меня! Пропадал где-то целый год, а потом явился, едва живой!
– Ну, живым меня и сейчас можно назвать с большой натяжкой, – произнес Мортем красивым бархатным голосом, так не похожим на шипение порванного шланга, которое издавал совсем недавно.
– Неважно, живой или нет! Теперь ты силен, как прежде! – Она запрокинула голову, пытаясь заглянуть в недра капюшона, края которого трепетали над ее головой.
– Да уж, силы во мне прибыло, – согласился Мортем, кивая. Края капюшона разошлись в стороны, и Божена вдруг испуганно отпрянула, а потом медленно осела на ледяной пол.
– Т-ты?! Но к-как?! – Лицо ее вытянулось от разочарования, а подбородок задрожал, как у ребенка, у которого отняли любимую игрушку.
– Что не так? – заинтересовался Осдемониум, подходя ближе и заглядывая под капюшон Мотрема. – Заня-атно! – произнес он, выстреливая черными хлопьями из глазниц.
Мортем вскинул руки – теперь это были обычные мужские руки, показавшиеся над обшлагами съехавших до локтя рукавов, – и прикоснулся к лицу, которое тоже обнаружилось под капюшоном. Правда, как ни старалась, Виола не могла его разглядеть.
Осдемониум приподнял свой меч и принялся энергично натирать его краем мантии, счищая ржавчину и полируя металл до тех пор, пока лезвие не заблестело, а затем поднес его плашмя к лицу Мортема.
– Глянь-ка на себя.
С минуту было тихо, а потом из-под капюшона донеслось знакомое злобное шипение:
– С-стервец-с-с-с…
Божена закричала, заламывая руки:
– Мортем! Мортем! Так это все-таки ты?
– Пос-с-смотрим…
– Что значит «посмотрим»? Это ты или он?
– Это мы. Но я зас-суну с-стервец-са куда с-следует-с-с… Ну, а ты дейс-ствуй, не с-сиди с-сложа руки.
– Да! Правильно! – Божена поспешно вскочила на ноги, поскользнулась на льду и беспорядочно замахала руками, пытаясь сохранить равновесие. – Чего уставилась? – закричала она Виоле. – Исполняй уговор! – Она ткнула пальцем в сторону люка в полу.
Виола кивнула, скорее машинально, чем осознанно, и вместо того, чтобы подчиниться, продолжала вглядываться в лицо Мортема, белевшее под низко спущенным капюшоном. Заметив ее интерес, таинственное существо в хламиде резким взмахом руки откинуло капюшон, открывая то, что пряталось под ним.
Виола догадывалась, что увидит лицо Вольги, и почти не ошиблась.
Почти.
Лицо было сильно искажено и дрожало, как отражение в бурной реке. На щеках и лбу зияли рваные дыры, за которыми чернела бездонная пустота. Края дыр трепетали, выворачиваясь наружу, будто из них дул ветер. Знакомые глаза цвета увядшей травы смотрели на Виолу чужим взглядом, острым и злым. Губы Вольги-Мортема изогнулись полумесяцем, так, что уголки поднялись выше кончика носа, и зашевелились, выговаривая слова:
– Пой, девица! Пой! Без дела не стой!
Щеки Виолы обожгло горячими слезами. Надежда на благополучный исход, затеплившаяся в ее душе вместе с появлением в Лунном чертоге Вольги, окончательно угасла. Но теперь, после всего случившегося, Виоле не хотелось отправлять в пекло Каменного великана: раз даже такое демоническое существо, как Мортем, было заинтересовано в этом деле, то последствия наверняка окажутся ужасными.
Вдруг ей пришла в голову дерзкая мысль: что, если велеть Каменному великану растоптать эту нечисть – Осдемониума и Мортема? Едва ли это будет убийством, ведь они не люди. Конечно, оба они – сильные маги, но и великан, согласно преданиям, должен обладать способностями чародея, Виоле лишь нужно донести до него свое желание. Но вот как отделаться от Божены? Не убивать же ее, в самом деле. Хотя… оставшись без своих могущественных покровителей, она, скорее всего, сама убежит отсюда.
Виола собиралась было запеть, но другая мелодия, донесшаяся откуда-то сверху, перебила ее. Под сводами Лунного чертога закружила Сирин. Ее красивое бледное лицо казалось испуганным. В голосе, выводившем мелодию, сквозила тревога.
Осдемониум оживился и, прислушиваясь, приставил костлявую ладонь к пергаментному уху. По всей видимости, он понимал смысл бессловесного пения Сирин, и тот ему не понравился: из глазниц целым роем полетели черные хлопья, а острие меча застучало о лед, высекая фонтаны ледяных брызг.
Виола тоже поняла, о чем поет Сирин:
– Могучая рать идет убивать, там воинов тьма, не счесть их числа, царица их зла, ведет их сюда, и будет война-а… беда, беда!
– Терпеть не могу твои пророчества! – прокричал Князь, когда Сирин замолчала.
– С чего ты взял, что это пророчество? – спросил Вольга-Мортем.
– Ну, а что же это еще, по-твоему? Я и без нее знаю, что война когда-нибудь начнется, войны всегда однажды начинаются.
– А вдруг это не пророчество на тысячу лет вперед, а предупреждение, и враг уже на подступах? – предположил Вольга-Мортем, и в темных дырах его лица что-то грозно сверкнуло.
– Быть не может! Мне бы уже доложили! – уверенно возразил Осдемониум. – Мои дозорные никогда не спят!
– Но Сирин высоко летает и видит дальше, чем твои дозорные. Я бы на твоем месте все-таки поднялся в башню и оглядел горизонты.
– В самом деле! – занервничала Божена. – Давайте вместе поднимемся и посмотрим.
– Ну-у, засуетились! – недовольно буркнул Осдемониум, но все же согласился. – Ступайте за мной! – повернувшись, он величественно взмахнул полами мантии и зашагал, стуча по льду острием меча. Вольга-Мортем двинулся за ним, плавно, но стремительно, словно не шел, а плыл.
Блаватская схватила Виолу за руку и дернула к себе:
– Пойдем!
– А как же мой великан? – Виола растерянно оглянулась.
На фоне пещерного свода каменный гигант выглядел нагромождением скальных выступов.
– Побудет пока здесь, ничего страшного! А вот тебя я оставить без присмотра никак не могу, уж извини. Придется тебе пройтись вместе с нами.
– Ладно. Только отпустите мою руку! – попросила Виола.
– Тогда пойдешь впереди меня.
– Как скажете.
Они долго поднимались по крутой винтовой лестнице, тускло освещенной фосфоресцирующими глазницами черепов, вмурованных в стены. По стенам извилистыми ручейками стекала вода, сочащаяся неизвестно откуда. С каждым шагом становилось теплее, а когда лестница кончилась, к зеленому фосфорному свечению добавилось бледное сияние луны, проникающее в огромные окна круглого зала с куполообразным потолком.