– Я… – Гарри растерялся. Объяснить не получилось бы, поэтому он перешёл в наступление: – Но вы ведь и сами участвуете в борьбе, вы – член Ордена Феникса!
– Я им был, – поправил Аберфорт. – Орден Феникса давно толчёт воду в ступе. Они колдуют лепреконское золото, парень! Что может Орден Феникса против Того-Кого-Нельзя-Называть сейчас, когда мой брат мёртв? В наше время лучше сидеть и не высовываться, больше шансов сохранить свою шкуру! А тебе здесь покоя не будет, Поттер. ЕМУ слишком хочется до тебя добраться. Поэтому уезжай за границу, спрячься, спасайся!
– Я не могу, – замотал головой Гарри. – У меня здесь дело.
– Поручи его кому-нибудь другому!
– Нет. Это могу сделать только я, Дамблдор объяснил…
– Вот как? Он действительно объяснил тебе всё, он был честен с тобой? – крякнул старик.
Гарри всем сердцем хотелось ответить «да», но почему-то это простое слово не желало сходить с его губ. Аберфорт, похоже, угадал его мысли.
– Я хорошо знал своего брата, Поттер. Он научился скрывать и утаивать ещё на руках нашей матери. Утайки и ложь – мы выросли на этом, и Альбус… у него был врождённый талант.
Глаза старика скользнули к картине над каминной полкой. Гарри заметил теперь, что это единственный портрет в комнате. Ни фотографии Альбуса, ни ещё чьего-нибудь изображения здесь не было.
– Это ваша сестра? Ариана? – спросил Гарри, чтобы что-то сказать.
– Да, – резко отрéзал Аберфорт. – Начитался Риты Скитер, приятель?
– Я слышал о ней от Элфиаса Дожа, – попытался выкрутиться тот.
– Старый дурак! – буркнул Аберфорт, пригубливая стакан, который держал в руках. – Всерьёз верил, что мой братец весь так и лучился светом! Что ж, он не один такой, вот и ты всё ещё этому веришь, судя по всему.
Гарри молчал. Ему не хотелось выказывать сомнения и неуверенность, терзавшие его в последние месяцы по поводу Дамблдора. Свой выбор он сделал, когда добрался до чаши Пуффендуй. Он решил идти дальше до конца.
Гарри встретил взгляд Аберфорта, так разительно схожий с взором его брата: ярко-синие глаза словно рентгеновскими лучами пронизывали собеседника, и Гарри казалось, что Аберфорт читает его мысли и презирает его же за них.
– Профессор Дамблдор доверял мне, – тихо сказал Гарри. – Он уважал меня и любил.
– Вот как? – откликнулся старик, кивая. – Забавно! Большинство из тех, кого мой брат очень любил, кончили хуже, чем если бы ему вовсе не было до них дела.
– Что вы хотите этим сказать?! – выдохнул Гарри.
– Не обращай внимания, – ответил старик.
– Но вы говорите очень серьёзные вещи! – не отступался тот. – Вы имеете в виду вашу сестру?
Аберфорт уставился на него. Несколько секунд губы старика шевелились, словно он пережевывал слова, которые хотел проглотить. Потом старый волшебник заговорил:
– Когда моей сестре было шесть лет, на неё напали трое маггловских мальчишек. Они увидели, как она колдует – подглядели через садовую изгородь. Она ведь была ребёнком и не умела ещё это контролировать – ни один волшебник в этом возрасте не умеет. То, что они увидели, их, надо думать, испугало. Они перебрались через изгородь, а когда она не смогла показать им, в чём тут фокус, маленько увлеклись, пытаясь заставить маленькую ведьму прекратить свои странные дела.
Аберфорт поднялся на ноги: высокий, как и его брат, он стал вдруг страшен в своей ярости и безысходной боли.
– То, что они сделали, сломало её: она никогда уже не оправилась. Ариана не хотела пользоваться волшебством, но не могла от него избавиться. Оно повернулось внутрь и сводило её с ума, порой вырываясь помимо её воли. Тогда она бывала странной… и опасной. Но по большей части она была ласковой, испуганной и покорной.
Мой отец погнался за подонками, погубившими сестру, и наказал их. Его заточили в Азкабан. Он так и не признался, что заставило его пойти на это – ведь если бы Министерство узнало, что сталось с Арианой, её навсегда заперли бы в больнице святого Мунго. В ней бы увидели серьёзную угрозу для Международного статута о секретности, поскольку она не владела собой, и волшебство невольно вырывалось из неё, когда она не могла больше сдерживаться.
Нам нужно было спасать и укрывать её. Мы переехали и распустили слух, что Ариана больна. Мама ухаживала за ней и старалась, чтобы девочке жилось хорошо и спокойно.
Меня сестра любила больше всех, – при этих словах за морщинами и клочковатой бородой Аберфорта вдруг проступил чумазый подросток. – Не Альбуса – он, когда бывал дома, вечно сидел у себя в комнате, обложившись книгами да наградными дипломами и поддерживая переписку с «самыми знаменитыми волшебниками того времени». – Аберфорт фыркнул. – Ему некогда было с ней возиться. А я был её любимцем. Я мог уговорить её поесть, когда у мамы это не получалось. Я умел успокоить её, когда на неё находили приступы ярости, а в безмятежном состоянии она помогала мне кормить коз.
А потом, когда ей было четырнадцать… понимаешь, меня не было дома. Будь я дома, я бы её усмирил. На неё накатил очередной приступ ярости, а мама была уже не так молода, и… это был несчастный случай. Ариана сделала это не нарочно. Но мама погибла.
Гарри испытывал мучительную смесь жалости и отвращения. Он не хотел больше ничего слышать, но Аберфорт продолжал рассказ.
Гарри спросил себя – когда старик в последний раз говорил об этом, и говорил ли он об этом вообще когда-нибудь. Но ответа не нашел.
– Так Альбусу не удалось отправиться в кругосветное путешествие с Элфиасом Дожем, – с ненавистью продолжал тем временем волшебник. – Они вместе приехали на мамины похороны, а потом Дож убрался, и Альбус остался дома главой семьи. Ха! – Аберфорт сплюнул в потухший камин. – Я бы за ней присмотрел, я ему так и сказал, наплевать мне на школу, я остался бы дома и справился со всем. Но он заявил, что я должен завершить образование, а он займёт место матери. Конечно, это было крупное понижение для нашего вундеркинда – присматривать за полусумасшедшей сестрицей, которая, того гляди, разнесёт весь дом! Да и наград за это не предусмотрено. Но месяц-другой он справлялся… пока не появился тот . – Лицо Аберфорта стало теперь по-настоящему страшным. – Гриндельвальд. Наконец-то мой брат встретил равного собеседника, столь же блестяще одаренного, как он сам. И уход за Арианой отошёл в сторону, пока они строили свои планы. Великие планы во благо всех волшебников! А что при этом недосмотрели за одной девчушкой, так что с того, раз Альбус трудился во имя общего блага?
Спустя несколько недель мне это надоело. Мне уже пора было возвращаться в Хогвартс, и тогда я сказал им, сказал тому и другому, прямо в лицо, вот как сейчас тебе! – Аберфорт взглянул на Гарри. В нём очень легко было увидеть того взъерошенного, злого подростка, бросавшего вызов старшему брату. – Я сказал им: кончайте всё это. Вы не можете увозить её из дома, она не в том состоянии; вы не можете тащить её за собой, куда бы вы там ни собрались, чтобы произносить умные речи и вербовать себе сторонников.
Ему это не понравилось. – Отблеск огня отразился от линз очков Аберфорта, и они полыхнули белой слепой вспышкой. – Гриндельвальду это совсем не понравилось. Он рассердился. Он сказал мне, что я глупый мальчишка, пытающийся встать на пути у него и у моего блистательного брата… Неужели я не понимаю, что мою бедную сестру не придётся больше прятать, когда они изменят мир, выведут волшебников из подполья и укажут магглам их настоящее место?
Потом он сказал ещё кое-что… и я выхватил свою палочку, а он – свою, и вот лучший друг моего брата применил ко мне заклятие Круциатус. Альбус попытался его остановить, мы все трое стали сражаться, и от вспышек огня и громовых ударов Ариана совсем обезумела. Она не могла этого выносить… – Краска сбежала с лица Аберфорта, как будто его смертельно ранили. – Она, наверное, хотела помочь, но сама не понимала, что делает. И я не знаю, кто из нас это был, это мог быть любой из троих – но она вдруг упала мёртвой.
